Валерий Вьюгин - Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде

• Название: Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде
• Автор: Валерий Вьюгин
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: История
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4448-0182-6

Сборник исследований, подготовленных на архивных материалах, посвящен описанию истории ряда институций культуры Ленинграда и прежде всего ее завершения в эпоху, традиционно именуемую «великим переломом» от нэпа к сталинизму (конец 1920-х — первая половина 1930-х годов). Это Институт истории искусств (Зубовский), кооперативное издательство «Время», секция переводчиков при Ленинградском отделении Союза писателей, а также журнал «Литературная учеба». Эволюция и конец институций культуры представлены как судьбы отдельных лиц, поколений, социальных групп, как эволюция их речи. Исследовательская оптика, объединяющая представленные в сборнике статьи, настроена на микромасштаб, интерес к фигурам второго и третьего плана, к риторике и прагматике архивных документов, в том числе официальных, к подробной, вплоть до подневной, реконструкции событий.

---

812

Фотография, помещенная в первом томе гихловского издания, также была прислана писателем по просьбе «Времени» (Жид попросил редакцию журнала «Vu» послать его недавнюю фотографию, которая казалась ему одной из лучших, что и было сделано, фотография получена «Временем» 14 апр. 1934 г.).

813

Подробнее см. в нашей статье «К биографии В. А. Зоргенфрея „после Блока“» (в печати). Последующие сюжеты, связанные с изданием «Временем» романов Г. Фаллады и Т. Манна, в названной статье также рассмотрены, однако мы позволим себе повторить сказанное, поскольку эти истории исключительно характерны для условий работы «Времени» 1930-х гг.

814

См., например: Шмюкле Карл. Последние столпы буржуазного реализма // Интернациональная литература. 1934. № 3–4. С. 154–156; тот же подход, применительно к культуре фашизма как «надстройке» достигшего своей крайней формы монополистического капитализма, см. в: Габор Андор. Геббельс в роли теоретика литературы / Авториз. пер. с нем. рукописи С. А. Сапожниковой // Литературный критик. 1933. № 2. С. 64–80. Более тонкие оттенки социальной и идейной динамики фашизма не были в тот период востребованы официальной советской идеологией — вероятно, именно рассуждая в ее русле, Зоргенфрей отсоветовал (внутр. рец. от 2 июня 1934 г.) издавать переведенную с немецкого рукопись автобиографического произведения Рихарда Шерингера, офицера рейхсвера, национал-социалиста, ставшего коммунистом и антифашистом, «Мой путь от фашизма к красному фронту» (которая, впрочем, уже к этому времени вышла по-русски, но, что значимо, не в столичном, а в национальном издательстве «Украшський робйтник», 1933).

815

См.: Яковлева Наталья. «Человеческий документ»: История одного понятия. Helsinki, 2012 (Slavica helsinigiensia. № 42).

816

Сложность определения отношения Фаллады к фашизму была связана отчасти с особенностями биографии писателя (он много лет злоупотреблял наркотиками и алкоголем, зарабатывал трудом наемного сельскохозяйственного рабочего, подолгу находился в тюрьме и в психиатрических лечебницах), который даже после огромного успеха своего второго романа, «Маленький человек — что же дальше?», выпущенного «Rowohlt» и сразу же переведенного на английский и экранизированного, остался в стороне от писательской среды Германии и, в частности, от произошедшей в ней в связи с приходом Гитлера к власти дифференциации (Фаллада, в отличие от многих немецких писателей, провел всю войну в Германии, не занимая определенной профашистской позиции, последние годы — в психиатрической клинике). Характерно, что столь же двойственным было отношение к Фалладе в Третьем Рейхе, где его то объявляли «нежелательным автором» и подвергали кратковременному аресту, то приветствовали его новый роман, «Волк среди волков» (1937), критикующий Веймарскую Германию, и Министерство пропаганды заказывало ему антисемитские литературные сочинения, то писатель обращался к неполитическим (и до сих пор популярным) книгам для детей, а к 1947-му, году своей смерти, завершил антифашистский роман «Каждый умирает в одиночку», вызвавший высокую похвалу Примо Леви и имевший в 2009 году, в английском переводе, необычайный успех в Америке, вернувший Фалладу в ряд крупных немецких писателей (подробнее см.: Williams Jenny. More Lives Than One: A Biography of Hans Fallada. New York: Libris, 1998).

817

Лукан Георг. Реализм в современной немецкой литературе // Литературный критик. 1934. № 6. С. 50.

818

Там же. С. 52.

819

Гюнтер Ганс. Новый роман Ганса Фаллада // Интернациональная литература. 1933. № 3. С. 103, пер. с нем. И. Бахраша. В этом же номере журнала помещен отрывок из романа «Маленький человек — что же дальше?» (пер. Надежды Вольпин). Молодой тогда литературовед Т. Л. Мотылева прямо признала, что вопрос, который ставит пролетарская критика, как и фашистская: «кто такой Фаллада — союзник или враг» — в принципе с позиций такого рода критики не может быть разрешен: «Первый роман его, тотчас по выходе завоевавший автору широкую известность, — „Крестьяне, бонзы и бомбы“ (1931) правой печатью был встречен одобрительно, а революционной критикой <…> с возмущением заклеймен, как фашистский. Второй роман — „Маленький человек — что же дальше?“ (1932) был принят некоторыми фашистскими критиками тоже с одобрением, в то время, как другие критики из того же лагеря усмотрели в нем злонамеренный „культур-большевизм“; левобуржуазная и социал-демократическая печать осыпала Фаллада неумеренными похвалами <…>, а пролетарская критика встала перед трудно разрешимым вопросом: кто такой Фаллада — союзник или враг, писатель, идущий к пролетариату, или фашист?» (Мотылева Т. Ганс Фаллада (Из современной германской литературы) // Литературный критик. 1933. № 5. С. 78).

820

Так, А. Габор предложил «сконцентрировать всю фашистскую литературу в одной из московских библиотек, чтобы исследователь мог в одном месте найти нужный ему материал» (Литературный критик. 1934, № 2 (февр.), с. 207, раздел «Хроника»); Т. Мотылева рассуждала о возможности того, что «фашисты — отчасти под давлением мирового общественного мнения, отчасти, чтобы через культурническую работу расширить свое влияние на массы — откажутся от политики сжигания книг и „амнистируют“ хотя бы часть тех мировых писателей, которых они теперь хотят вычеркнуть из истории литературы» (там же); Л. Филатова без явной критической оценки информировала об идее Г. Уэллса организовать в Англии партию «либерального фашизма», где «объединятся люди науки, которые поставят прогресс и науку на службу человечеству. Это произойдет посредством фашистских мероприятий — создания, по терминологии Уэллса, диктатуры „избранного одаренного большинства“» (там же).

821

Там же. С. 208.

822

Сергеев М. Предисловие к русскому изданию // Фаллада Ганс. Что же дальше? / Пер. с нем. П. С. Бернштейн, Л. И. Вольфсон и Н. А. Логрина под ред. В. А. Зоргенфрея. Л.: Время, [1934], п. р. Позже, в более «вегетарианские» времена оценка возможного будущего Пиннеберга в фашистской Германии вернулась к традиции «маленького человека»: «Мы вправе предполагать, что в годы фашизма Пиннеберг — в отличие от многих своих сограждан — не даст себя превратить в палача или доносчика: при всей узости кругозора он от природы честен и добр. А это уже не так мало, когда человек живет в жестокие времена» (Мотылева Т. Д. Предисловие // Фаллада Г. Собр. соч.: В 4 т. Т. 1. М.: Худож. лит., 1990. С. 8).

823

На роман «Волшебная гора» также написал подробную внутреннюю рецензию В. Г. Адмони: «Его [Т. Манна] симпатии на стороне прежней, простой и здоровой жизни (читай: буржуазии), но он принужден признать и показать ее обреченность. Он предостерегает от прогрессирующего разложения, с недоверием относится к фашизму, как к новому и, очевидно, опасному эксперименту. Фашистской неприкрытой диктатуре он предпочел бы диктатуру скрытую, демократически или как-нибудь иначе замаскированную и ни в ком не вызывающую возражений, как ни в ком не вызывает возражений и сама собой понятна диктаторская власть великолепного Пееперкорна. Т. Манн — представитель консервативных слоев рантьерской буржуазии. Но и фашизм не отрицается им, а только отодвигается в даль, как самый последний, опасный и не очень уютный выход из создавшегося положения. Так, вопреки своей субъективной воле, дает Т. Манн яркую картину разлагающейся буржуазной идеологии, отражающей общее загнивание капитализма в эпоху империализма» (недат. внутр. рец.); было получено подтверждение от немецкой секции МОРП, что она «не возражает против издания „Волшебных Гор“ (так!) Томаса Манна» (письмо МОРП «Времени» от 28 апр. 1934 г.). Роман планировали снабдить идеологическим предисловием В. А. Быстрянского (протокол ред. совещания, 26 янв. 1934 г.) или В. А. Десницкого (протокол ред. совещания, 27 мая 1934 г.). Первую половину романа перевел В. А. Зоргенфрей, вторую — К. А. Ксанина под редакцией Зоргенфрея (машинопись перевода сохранилась в архиве «Времени»). Таким образом, выпущенный в 1934–1935 гг. «Гослитиздатом» перевод «Волшебной горы», занявший два тома (первый том в переводе Зоргенфрея, второй — в переводе Ксаниной), был полностью подготовлен «Временем». Впоследствии этот перевод не переиздавался, вытесненный переводом В. Курелла и В. Станевича.

824

Кроме того, на редакционном совещании 19 октября 1933 г. было решено «в виду предположенного издания собрания сочинений Т. Манна, войти в сношения с автором для получения более подробных сведений о последних его произведениях», однако следов переписки с писателем в архиве «Времени» не сохранилось.