Геннадий Козлов - Грустный оптимизм счастливого поколения

• Название: Грустный оптимизм счастливого поколения
• Автор: Геннадий Козлов
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-480-00217-1

Книга для тех, кто заинтересован в оптимальной реализации предначертаний своей судьбы, будущей судьбы землян и, главное, нашей российской судьбы.

Повествуя о днях былых, сегодняшних и будущих, автор избегает глубокомысленной безысходности в рассуждениях и заключениях. В силу мягкой ироничности стиля книга вас не утомит.

Чтение даст возможность отвлечься от сиюминутных проблем, не раз улыбнуться и задуматься о глубоко личном.

Кому-то она добавит уверенности в своих силах и простимулирует к большей целеустремленности.

Геннадий Викторович Козлов – выпускник физического факультета МГУ, доктор физико-математических наук, лауреат Государственной премии СССР, действительный государственный советник Российской федерации первого класса. Более 25 лет проработал в Физическом институте АН СССР и Институте общей физики РАН. Длительное время работал заместителем министра науки, возглавлял Российское агентство по системам управления. Член Союза писателей России. Автор книг «Познание судьбы», «Воплощение судьбы», «Лаборатория» и «Наука под углом зрения».

---

Вполне понятно, что за ночь произошло несколько мелких ЧП, и начальство, учитывая ответственность момента, решило провести разборку по горячим следам. Лучше было этого не делать, так как растревоженные рано утром люди с головной болью не всегда соблюдают политес и подчас неадекватно реагируют на происходящее.

Обстановка накалилась до предела, когда на линейку готовности в восемь часов не вышло и половины списочного состава. Только к обеду в поле на свежем воздухе участники трудового десанта слегка взбодрились, и дело стало потихоньку налаживаться. Нормы выработки, однако, достигнуты не были, и в Москве нам грозили серьезные неприятности. К счастью, синоптики ошиблись: климатическая катастрофа не случилась, и напряженность как-то спала сама собой ввиду бессмысленности мероприятия в целом.

Через пару лет ситуация повторилась, но на этот раз я уже ехал ни много ни мало бригадиром научного десанта. Бригада была укомплектована индивидуально подобранными людьми, но, вопреки всему, после активной ночевки в поле смогли выйти только несколько человек, поднятых с матрасов на сцене клуба, отведенного нам под ночлег, исключительно чувством долга и невероятной силой воли.

Убирать нам предстояло кормовую свеклу. Огромные корнеплоды весом в пять и более килограммов следовало вытащить из земли, собрать в корзины, снести в кучи, отделить от ботвы и затем погрузить на машину. Норма дневной выработки была определена в два гектара.

От безысходности в связи с тяжелым физическим состоянием приступать к работе категорически не хотелось. Чтобы хоть как-то оттянуть этот момент, мы стали обсуждать возможные технологии сбора и погрузки свеклы, и вскоре родилось интересное рационализаторское предложение, которое сразу взбодрило всю бригаду.

Первые два человека, идя вдоль боровка с двух сторон, выдергивали свеклу и аккуратно укладывали ее в ряд, ориентируя корнеплоды строго перпендикулярно борозде. Двое других длинными ножами обрубали ботву прямо на грядке. Погрузка готовой продукции осуществлялась на медленно продвигающийся по полю грузовик. Производительность труда возросла настолько, что за день мы сделали две нормы. Немалую роль сыграл и творческий энтузиазм первопроходцев, стремящихся на практике доказать верность своей идеи.

Местное начальство, ознакомившись со сводкой, решило, что это сплошная липа, так как нормы отродясь никто не выполнял, и приехало на поле с целью уличить нас. К тому моменту мы как раз заканчивали погрузку свеклы. Увидев ровные ряды корнеплодов на поле, руководители колхоза заподозрили, что мы произвели уборку не вручную, а с помощью какого-то мистического комбайна. Все наши доводы о нелепости данного предположения разбивались контраргументами о неспособности человека так ровно уложить свеклу вручную. В итоге я с трудом избежал партийного взыскания.

Периодически нас посылали на помощь и работникам районной овощной базы. Это тоже воспринималось с пониманием. К сожалению, на фрукты попадали редко – обычно на морковь или капусту. Однажды нас поставили на совсем неперспективную работу – разгружать свеклу из вагона.

Пытливый ум ученых вскоре выявил, что в соседнем закрытом вагоне – арбузы. Пробраться в него можно было только в небольшое окно под крышей. Туда и направили самого юркого. И надо же – тут как тут местное начальство.

Юркий к этому времени выбрал самый большой арбуз и стал просовывать его в окошко, гордо призывая принять зеленого красавца. Ни у кого из нас, в отличие от начальников, его предложение интереса не вызвало. Юркий быстро устал держать тяжеленную добычу. Ничего не видя из-за арбуза, он очень нелестно стал отзываться о нашей медлительности. Ситуация обострялась с каждой секундой, и наконец наступила развязка – арбуз выпал и вдребезги разбился о землю. За ним в окне появилась орущая голова. Оценив изменившуюся обстановку, она затихла. Наступила пауза.

Мизансцена была недолгой. Комизм пересилил драматизм, и рассмеялись все. Юркий под общий хохот вылез наружу и на всякий случай сбежал.

Гораздо более драматическое событие случилось в стенах института – произошел взрыв в комнате, находящейся почти прямо под нашей лабораторией. У меня было такое ощущение, что пол под ногами подпрыгнул на полметра. Придя в себя, мы кинулись вниз. Там уже царила паника и неразбериха. Хлестала вода, пахло паленым, и в клубах пара и дыма метались люди. Взорвалась самодельная стальная камера высокого давления с ацетиленом. Взрывом выбило окна и двери. Жители близлежащих жилых домов, насмерть перепугавшись, сообщили в райком партии, что в ФИАНе взорвалась атомная бомба.

Камера, сваренная из тридцатимиллиметровой стали, разлетелась на несколько крупных кусков. Один из них пробил насквозь книжный шкаф и врезался в кирпичную стену. Второй раскрошил батарею центрального отопления, из которой хлынула горячая вода с паром. Все в комнате было разворочено и покорежено. К счастью, незадачливый экспериментатор остался жив, его слегка контузило и в клочья разорвало всю одежду. Серьезной медицинской помощи не потребовалось, но что-то в его поведении с тех пор определенно изменилось.

Глава седьмая Встречи с великими

Научные проблемы сводили нас иногда с очень интересными и, я бы даже сказал, историческими личностями. В своем повествовании я упомяну только о некоторых. Начну, естественно, с Александра Михайловича Прохорова. Имея возможность близко общаться с ним долгие годы, я не могу написать о нем с требуемой степенью величественности. На первый план выходят не его талант и научные заслуги, а хорошо знакомые человеческие качества, со всеми его сильными и слабыми сторонами.

На семидесятилетнем юбилее очень точно о нем сказал академик А. Гапонов-Грехов:

– Прохоров столь значителен по своему уровню, что всегда адекватен своим желаниям и устремлениям, поэтому чувствует себя комфортно в любой ситуации.

Ему действительно не приходилось из себя ничего изображать, он всегда естественен. Имея большой авторитет, он пользовался им умело и без комплексов.

Благодаря широкому кругозору и хорошей памяти Прохоров поражал своим глубоким проникновением в суть любой проблемы. Особенно сильное впечатление это производило на мало знакомых с ним людей. Ставя конкретные вопросы по сути проблемы, Прохоров тут же бесцеремонно прерывал любого отвечающего не по существу. Свою точку зрения, высказанную публично, он отстаивал до конца, поэтому знающие его люди не сильно упорствовали, чтобы не быть обруганными. Гораздо проще и безопаснее было вернуться к теме через день-другой, когда аргументы будут услышаны уже без раздражения.

Административные решения Прохоров принимал быстро и так же быстро их менял. Бывали случаи, когда, подписав у него документ, мы не успевали его зарегистрировать в канцелярии, как он отменял свое решение.

Можно только восхищаться тем, как в свои семьдесят, а затем и восемьдесят лет он ежедневно активно работал, был в курсе всех дел и следил за научной литературой. Неоднократно бывали случаи, когда он указывал мне на статьи, которых я не видел. По его инициативе мы провели ряд интересных и важных исследований. Не помню случая, чтобы он хоть раз поленился пойти на лабораторный семинар. Ни один доклад не оставался без его внимания и оценки.

Прохоров обладал очень важным качеством руководителя – он умел поддержать и вдохновить исследователя в начале пути. Он не только не отгораживал себя от начинающих ученых, но, напротив, охотно шел на контакты с ними. Это частенько приводило к конфликтам молодежи с прямыми руководителями, которые ревностно отслеживали связи с директором и тщательно контролировали доведение до него научных успехов. В этом руководителей вполне можно понять, так как научный успех – это основание попросить у директора дополнительные должности, повышение зарплаты, деньги на приборы, квартиру и т. д.

Опытные сотрудники знали, что любой разговор с Прохоровым лучше всего начинать с сообщения о достижениях; если таковых нет, подходит изложение каких-либо волнующих перспектив, пусть даже несбыточных. На худой конец, для начала разговора годится критика конкурентов или хороший анекдот. Юмор Прохоров понимал и высоко ценил.

Людей из своей старой гвардии он всегда поддерживал, окружал вниманием и заботой, но интересы дела ставил превыше всего. На мой взгляд, это исключительно важный момент для формирования здорового научного коллектива.

К слабым сторонам Прохорова я бы отнес то, что он достаточно легко допускал к себе сомнительных ученых. Некоторые из них иной раз даже пробивались к нему в фавориты и беззастенчиво пользовались его авторитетом и влиянием.