Геннадий Козлов - Грустный оптимизм счастливого поколения

• Название: Грустный оптимизм счастливого поколения
• Автор: Геннадий Козлов
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-480-00217-1

Книга для тех, кто заинтересован в оптимальной реализации предначертаний своей судьбы, будущей судьбы землян и, главное, нашей российской судьбы.

Повествуя о днях былых, сегодняшних и будущих, автор избегает глубокомысленной безысходности в рассуждениях и заключениях. В силу мягкой ироничности стиля книга вас не утомит.

Чтение даст возможность отвлечься от сиюминутных проблем, не раз улыбнуться и задуматься о глубоко личном.

Кому-то она добавит уверенности в своих силах и простимулирует к большей целеустремленности.

Геннадий Викторович Козлов – выпускник физического факультета МГУ, доктор физико-математических наук, лауреат Государственной премии СССР, действительный государственный советник Российской федерации первого класса. Более 25 лет проработал в Физическом институте АН СССР и Институте общей физики РАН. Длительное время работал заместителем министра науки, возглавлял Российское агентство по системам управления. Член Союза писателей России. Автор книг «Познание судьбы», «Воплощение судьбы», «Лаборатория» и «Наука под углом зрения».

---

К слабым сторонам Прохорова я бы отнес то, что он достаточно легко допускал к себе сомнительных ученых. Некоторые из них иной раз даже пробивались к нему в фавориты и беззастенчиво пользовались его авторитетом и влиянием.

В своем кабинете Прохоров был смел и искренен в суждениях, но всегда принимал правила игры с начальством, будь то президент академии или секретарь райкома. Он всячески избегал участия в политических затеях. Подписать даже самую малозначимую бумажку с политическим подтекстом у него было невозможно.

Любимым и самым способным учеником Прохорова был Николай Геннадьевич Басов. По рассказам Н. Ирисовой, работавшей с ним в одной комнате, Басов каждый день, приходя на работу, обрушивал на нее целый поток новых идей. По-настоящему стоящими были лишь немногие среди них, но этого было более чем достаточно для многих плодотворных исследований и оригинальных изобретений. Прохоров всячески поощрял и поддерживал своего аспиранта, быстро защитившего кандидатскую, а уже через три года и докторскую диссертацию. Ученик и учитель прекрасно дополняли друг друга: Прохоров – горячий, с широким кругозором, Басов – более степенный и творческий. Их совместные усилия привели к выдающимся научным достижениям, положившим начало лазерной физике и отмеченным Ленинской и Нобелевской премиями.

Однако, как это часто бывает в науке, двум выдающимся личностям со временем становится тесно в одном деле. Годы плодотворной работы сменяются годами отчуждения и даже противостояния. Басов для самоутверждения выдвинулся на административную работу, стал заместителем директора института, выделился в отдельную лабораторию и увел с собой многих сослуживцев.

Директором в то время был академик Дмитрий Владимирович Скобельцин – личность совершенно легендарная, можно сказать, историческая. Выходец из старинного дворянского рода, он удивительным образом сочетал в себе величественную стать с искренней преданностью науке и порученному делу. Его личный вклад в физику элементарных частиц трудно переоценить. В отличие от большинства дворян, Скобельцин не покинул Родину в годину революционных испытаний и никогда не кривил душой. На работу даже в возрасте восьмидесяти лет он приезжал за рулем шикарного (по тем временам) черного «доджа», всегда был изысканно одет, в неизменной шляпе и галошах. Когда директор поднимался по лестнице в свой кабинет, все встречные замирали в искреннем почтении. Его манеры характеризует такой случай. Один из известных академиков, о котором речь пойдет ниже, в разговоре с ним употребил нецензурное выражение и услышал в ответ:

– Мне этот термин незнаком.

После ухода Скобельцина Басов занял его пост и проработал директором 15 лет.

Для Прохорова это было не самое лучшее время. Он вообще не любил, когда его ученики возвышаются до такого уровня, что от них появляется зависимость (это я ощутил на себе, работая в министерстве). Его руководящей идеей стало создание своего института – дела исключительной сложности, упиравшегося в строительство нового здания. Только в 1973 году удалось возвести корпус и через восемь лет выделиться в новый институт.

Широта научных интересов Прохорова проявилась в тематике института и его названии – Институт общей физики. Здесь ужились исследования по лазерам, нелинейной оптике, гидроакустике, физике твердого тела, световодам, микроэлектронике, магнитным полям, физике плазмы, субмиллиметровой спектроскопии, фемтосекундной технике, экологии.

Басов же был сосредоточен прежде всего на квантовой электронике и добился в этом деле больших успехов. Так, он реализовал мощнейший лазер для поджига термоядерной реакции, на котором впервые получили выход нейтронов. Прохорову, несмотря на многолетние усилия, создать подобную установку так и не удалось, но зато было немало серьезных достижений по другим направлениям деятельности института. В результате среди его учеников академиков стало существенно больше, нежели у Басова.

Между Прохоровым и Басовым линия раздела проходила и во взаимоотношениях с властью. Прохорова в шутку называли главным физиком Минобороны, а Басова – главным физиком ЦК КПСС. Оба внесли большой вклад в популяризацию науки. Прохоров долгие годы был главным редактором Большой советской энциклопедии, а Басов – председателем правления Всесоюзного общества «Знание».

Соревнование и конкуренция двух мощнейших научных школ дали зримые плоды, получившие мировое признание.

Существенно и то, что никакой открытой вражды и скандалов, подчас возникающих в подобных ситуациях, ни разу не случилось. Оба лидера были людьми интеллигентными и дальновидными. Оба прошли войну, Прохоров – разведчиком, а Басов – фельдшером. Их стремление к первенству сводилось исключительно к активизации своих усилий и никак не к подрыву конкурента.

Яркой личностью в ФИАНе был академик Виталий Лазаревич Гинзбург – впоследствии тоже Нобелевский лауреат. На всю страну был известен и популярен его семинар по теоретической физике – он еженедельно собирал в огромном актовом зале института солидную аудиторию со всей научной округи. Это было место и обмена мнениями, и единоборства, и обсуждения новостей, и одновременно своего рода планеркой для сотрудников и многочисленных аспирантов теоротдела. Гинзбург был человеком быстрого ума и широкой эрудиции – качеств, исключительно важных для руководителя подобного действа.

В среде теоретиков отношения всегда были более напряженными, чем у экспериментаторов. Дело в том, что важнейшим результатом их работы являются идеи, кои очень легко позаимствовать (украсть) в отличие от экспериментальных результатов. Постоянные споры и противостояния теоретиков со временем вылились прямо-таки во вражду двух огромных школ, объединившихся преимущественно по национальным признакам. Лидером одной был академик Н. Боголюбов, а другой – академик Л. Ландау, так что на семинаре Гинзбурга никогда не было скуч-но. Особенно остро противостояние школ проявлялось на выборах членов академии, где среди физиков теоретики имели доминирующие позиции. Многоходовые выборные комбинации по своим замыслам были под стать работе над сложнейшими проблемами мироздания.

В. Гинзбург был не только талантливым физиком, но и искушенным дипломатом. В полной мере это проявилось в период травли академика Андрея Дмитриевича Сахарова, переведенного перед ссылкой в г. Горький на работу в теоротдел. Но Сахаров и здесь не прекратил свою «подрывную» деятельность. По указанию «сверху» партком приступил к сбору подписей ведущих сотрудников ФИАНа под письмом осуждения Сахарова. На Гинзбурга было серьезное давление, но он умело устоял:

– Нелепо подписывать письмо на человека, с которым я встречаюсь и работаю каждый день. Не делайте из меня идиота.

Значительно позже, во время работы в министерстве, судьба близко свела меня с академиком Жоресом Ивановичем Алферовым. Это человек удивительной энергии и убедительности. Он может «построить» для реализации своих замыслов кого угодно. А замыслы его простираются от проведения исследований на самом передовом крае физики до создания единой школы физиков, начиная с детского сада и вплоть до ведущего физического института – легендарного питерского Физтеха. Его замыслы подчас не укладываются ни в какие законодательные рамки, но тем не менее успешно реализуются.

Среди академиков много людей, умеющих артистически и убедительно донести до аудитории свои проекты и достижения. Но то, как это делает Алферов, заставляет «снять шляпу». Многие считают, что он просто гипнотизирует аудиторию, и откровенно завидуют его способностям и успеху. Видимо, это неизбежно. Вместе с головокружительным успехом приходят и проблемы, но им не суждено подорвать творческий потенциал единственного из живущих российских ученых – лауреата Нобелевской премии.

Однажды судьба свела нас с академиком Обреимовым Иваном Васильевичем, признанным специалистом в области оптических свойств кристаллов – представителем еще дореволюционной плеяды российских ученых. Ему тогда было больше восьмидесяти лет, но по своим манерам и облику он в первозданном виде сохранил черты классического ученого начала века. Заинтересовавшись нашими экспериментальными возможностями, Обреимов решил побывать в нашей лаборатории с тем, чтобы посмотреть на спектрометры миллиметрового диапазона.

Придя в лабораторию, Иван Васильевич первым делом попросил показать лабораторный журнал. Возникла заминка, так как мы не сразу нашли тетрадку с экспериментальными записями. Лучше бы мы не нашли ее вовсе, так как просмотр тетради произвел на Обреимова удручающее впечатление. Выяснилось, во-первых, что страницы неправильно пронумерованы: номера стояли на внешних краях, что могло привести к их утрате при многолетнем и частом использовании «лабораторного журнала». Во-вторых, не везде стояли полные даты экспериментов. Но хуже всего было то, что мы не измеряли и не регистрировали температуру и влажность воздуха в лаборатории перед началом и после проведения измерений.