Семен Букчин - Влас Дорошевич. Судьба фельетониста

• Название: Влас Дорошевич. Судьба фельетониста
• Автор: Семен Букчин
• Издательство: Аграф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-7784-0365-9

Имя Власа Дорошевича (1865–1922), журналиста милостью божьей, «короля фельетонистов», — одно из самых громких в истории отечественной прессы. Его творчество привлекало всеобщее внимание, его карьера переживала бурные взлеты и шумные скандалы. Писатель, доктор филологических наук Семен Букчин занимается фигурой Дорошевича более пятидесяти лет и знает про своего героя буквально всё. На обширном документальном материале (с использованием дореволюционных газет и журналов, архивных источников) он впервые воссоздает историю жизни великого журналиста, творчество которого высоко ценили Лев Толстой, Чехов, Горький. Чувство юмора и трагическое восприятие мира, присущие Дорошевичу, его острословие и зоркость критического взгляда — всё передано Букчиным с равной убедительностью. Книга станет существенным вкладом в историю русской литературы и журналистики.

---

Не так скоро, как учил тот великий философ, который сказал:

— Весь мир — это только представление мое о мире. И в тот день, когда я умру, настанет, следовательно, и конец мира.

Как близка кончина мира, если центром поставить себя. Как близки гибель и ужас.

И чем дальше от себя ставим мы центр мира, тем ближе к нам становится счастье. Как ведь легко сделать добро другому, — как трудно самому себе.

Не правда ли?

Вы, полагающий, что добро должно победить зло, — полагаете, что близится конец мира.

Почему? Потому ли, что зло усиливается? Или потому, что торжество добра становится все очевиднее, и яснее, и сильнее?

Потому ли кажется ближе конец мира, что земля дрожит под копытами приближающегося коня Антихриста?

Или потому, что блестит уже в воздухе меч Христа?»

Он ссылается на древнеперсидских богов Ормузда и Аримана, стоящих во главе царств добра и зла и ведущих между собой постоянную борьбу. И чудится, что «все громче и громче победная песнь Ормузда». Ожидание лучшего, добрых перемен, приметы которых он видел в начавшей быстро меняться на рубеже столетий жизни, продиктовало ему этот вопрос Соловьеву: «Разве люди не становятся все человечнее? И в мире не становится все легче дышать?»

Наверное, ответом Соловьева можно считать строки из предисловия к отдельному изданию «Трех разговоров»: «Эта повесть (предварительно прочтенная мною публично) вызвала в обществе и в печати немало недоумений и перетолкований, главная причина которых очень проста: недостаточное знакомство у нас с показаниями Слова Божьего и церковного предания об Антихристе»[831].

Легенда Дорошевича была опубликована в «России» 1 марта 1900 года. 31 июля того же года Соловьев умер. Непосредственные обращения к нему при последующей перепечатке выглядели бы бестактно и потому были сняты при включении «Кончины мира» в сборник «Легенды и сказки Востока» (М., 1902).

Русская периодическая печать на рубеже столетий была буквально наводнена всевозможными стилизациями, иносказаниями, мифологическими аллегориями, фольклорными сюжетами. В определенной степени фольклор составлял основу тогдашней литературной моды, отчасти шедшей и от символистов. Принимая во внимание это обстоятельство, нельзя вместе с тем не видеть, что обращение к фольклорным элементам в разных жанрах литературы и искусства было связано с демократизацией общественных настроений, стремившихся преодолеть цензурные рогатки. Сказка и легенда были обычным явлением на страницах ежедневной газеты. Читателю предстояло самому разобраться, несла ли в себе очередная публикация «невинный» фольклор, очередную философскую «загадку» или же то был своеобразный отклик на какое-то общественное событие. Чаще всего и с полным основанием он искал второе. Опыт сопоставления сказки с действительностью был у воспитанного Щедриным русского читателя немалый, и он неплохо ориентировался в ее образах и целях.

С июля по ноябрь 1900 года Дорошевич публикует в «России» цикл «Из ста золотых китайских сказок». Навеянные событиями Ихэтуаньского восстания, китайские сказки одновременно говорили читателю о вещах близких и понятных, поскольку вызывали достаточно яркие ассоциации с российской действительностью. Он узнавал знакомые черты в далеких от жизни народа богдыханах, надутых мандаринах, льстивых мудрецах, придворных сочинителях законов. Пропасть, существующая между правителем и народом, обнажается во время первой и ставшей последней в его жизни прогулки любознательного богдыхана, который должен умереть не потому, что этого требует придворный этикет (он сам объявил себя покойником), а потому, что он узнал ту правду о жизни своей страны, которую от него тщательно скрывали придворные («Первая прогулка богдыхана»). Гибнет и герой сказки «Приключения Юн-Хо-Зана», переодетым отправившийся в путешествие по своему государству, чтобы узнать, как в действительности живут его подданные. Жестокость, несправедливость, страх простых людей перед всесильными мандаринами — таково прозрение молодого богдыхана, за которое он заплатил самую дорогую цену. И суд, которому надлежит быть справедливым, мудрым и нелицеприятным — это несбывшаяся мечта молодого богдыхана из сказки «Исполнение желаний», — на самом деле является продолжением повсеместно царящего произвола богатых над бедными, сильных над слабыми. Вообще «судебная тема» принадлежит к излюбленным сказочным мотивам у Дорошевича. Увы, законы, как правило, освящают торжество власть имущих и попирают права простого человека. «Закон, как собака. Чем злее, тем больше его боятся», — любил говорить великий муфтий из сказки «Халиф и грешница». Когда же закон стал ущемлять интересы «знатнейших и мудрейших», тот же муфтий, отменив его, сказал: «Но собака должна кусать чужих. Если же она кусает хозяина, — собаку сажают на цепь!» И жаждавший поначалу справедливости великий визирь из сказки «Суд над сановником» приходит к выводу: «Сановников не надо отдавать под суд. Это пугает простой народ».

Даже такого рода намеки раздражали цензуру. 17 мая 1903 года председатель московского цензурного комитета Назаревский, реагируя на доклад цензора Истомина об «излишней аллегоричности» некоторых газетных публикаций, писал в свою очередь начальнику Главного управления по делам печати Н. А. Звереву: «„Русское слово“, как изволите усмотреть из отмеченного сегодняшнего нумера (133), несмотря на неоднократные замечания, не прекращает печатать аллегорические сказки Дорошевича („Звездочет. Китайская сказка“). Не пора ли сделать газете более сильное внушение?»[832] Трудно сказать наверняка, с чем именно цензура связала сказку, повествующую о том, как богдыхан сначала отменил древний обычай таскать за косу звездочета, сообщившего ему, что дни стали короче и ночи длиннее, а потом, когда на должность звездочета устремились тысячи людей, снова восстановил его. Вполне возможно, что это отклик на отставку С. Ю. Витте с поста министра финансов и одновременное назначение его председателем Комитета министров. Во всяком случае, читатель, несомненно, догадывался, о чем шла речь. И не только по сказкам, но и по тем фельетонам, где речь на первый взгляд шла о вполне реальных фигурах. Об этом свидетельствует дневник петербургской курсистки, впоследствии педагога, О. В. Синакевич (Второвой), в котором, наряду с ее личными впечатлениями, приводятся письма родных. 28 октября 1901 года мать писала Ольге: «Розничная продажа „России“ опять запрещена на 2 месяца и, по всей вероятности, из-за Дорошевича: обрати внимание на его фельетон „День за день“ о Ли-хун-Чанге — конечно, он тут не о нем говорит, а намекает на принудительное замалчивание всего: „даже о театре просят не писать“». Это, вероятно, была его прощальная статья, с тех пор он больше не появлялся на страницах «России»[833]. Речь идет об отклике Дорошевича на приезд в Петербург китайского представителя Ли Хун-чжана, переговоры с которым по поводу российских территориальных притязаний велись в тайне[834]. Впоследствии выяснилось, что китайскому дипломату была обещана взятка в миллион рублей.

Молодой, мыслящий читатель не только искал в газете имя Дорошевича, вчитывался в его тексты, но и собирал их. В дневник О. Синакевич вклеен переписанный от руки фельетон «История одной лошади», как и «История одного борова» в щедринских тонах высмеивающий бюрократию[835]. Что же касается причины наложения административного взыскания на «Россию» (это было не запрещение розничной продажи, а приостановка на два месяца), то здесь мать О. Синакевич ошиблась. «Россия» была приостановлена за публикацию «Сказки о снегире» Амфитеатрова, содержавшей прозрачный намек на связи «Нового времени» и «Московских ведомостей» с правительственными кругами.

1901 год вообще был неспокойным. Волновалась молодежь, в обществе чувствовалась жажда обновления. Откликом Дорошевича на обостренную полемику в связи с так называемым «школьным вопросом» явилась опубликованная весной 1901 года индийская легенда «Реформа», в ней высмеивались преобразования в области просвещения, обещаниями которых правительство надеялось успокоить общественное мнение. Богиню Реформу, гордую, неподкупную, брамины (они же царские министры) сумели обуздать, предложив ее поклонникам прикрыть наготу божества дорогими одеждами. И с тех пор все идет «по-старому», а богине Реформе «все примеряют туалеты» и спорят, «в каком виде лучше показать ее перед миром»[836].

Внимание студенчества к выступлениям Дорошевича особенно возросло осенью. 11 октября в «Гражданине» появилась статья его редактора В. П. Мещерского «Речи консерватора», в которой говорилось, что если правительство пойдет навстречу стремлению женщин учиться в университетах, то это приведет к всеобщему разврату, «вообще наука станет соблазнительно интересной, когда курсистки будут изучать ее, сидя на коленях у студентов». Статья вызвала в студенческой среде волнения, во время которых распространялись номера «России» с фельетонами Дорошевича «Как барин!» и «Охранительная печать», рисующими «Гражданина» и его издателя как общественное зло, вредящее престижу России. 20 октября О. Синакевич переписала в свой дневник письмо матери: «Посылаю тебе вырезки из „России“ по поводу этой статьи. У Дорошевича ужасно смелый фельетон о ней же. Между прочим, он там по поводу суда присяжных говорит (ходит слух, что Сипягин подал записку на „высочайшее имя“ с особым мнением, что суд присяжных следует отменить, т. к. суд должен быть по закону, а не по совести). Если это правда, то фельетон Дорошевича безумно смел. Макринов обещал мне сегодня принести статью „Гражданина“. Говорят, что это что-то неописуемое по своей мерзости. Вот „охранительная печать“, газета, субсидируемая государем!»[837]