Семен Букчин - Влас Дорошевич. Судьба фельетониста

• Название: Влас Дорошевич. Судьба фельетониста
• Автор: Семен Букчин
• Издательство: Аграф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-7784-0365-9

Имя Власа Дорошевича (1865–1922), журналиста милостью божьей, «короля фельетонистов», — одно из самых громких в истории отечественной прессы. Его творчество привлекало всеобщее внимание, его карьера переживала бурные взлеты и шумные скандалы. Писатель, доктор филологических наук Семен Букчин занимается фигурой Дорошевича более пятидесяти лет и знает про своего героя буквально всё. На обширном документальном материале (с использованием дореволюционных газет и журналов, архивных источников) он впервые воссоздает историю жизни великого журналиста, творчество которого высоко ценили Лев Толстой, Чехов, Горький. Чувство юмора и трагическое восприятие мира, присущие Дорошевичу, его острословие и зоркость критического взгляда — всё передано Букчиным с равной убедительностью. Книга станет существенным вкладом в историю русской литературы и журналистики.

---

Увы, в ту пору либерализм также нередко принимал форму достаточно ортодоксальную. Образ «либерального полицейского участка», откуда постоянно слышатся соответствующие окрики, не раз возникает в фельетонистике Дорошевича. «Мы так долго жили с околоточным надзирателем, — самокритично признается он, — что даже, будучи либералами, остаемся в сущности околоточными»[859]. Подтверждается наблюдение Щедрина о том, что старинная распря между либералами и охранителями постепенно вырождается («Благонамеренные речи»). Не случайно и парижский журналист замечает автору фельетона, рассказывающему о восторженном чествовании во Франции некоего генерала Пупкова как символа франко-русского единения: «Вы не имеете права либеральничать!» И вообще: «Французский социалист не может быть в дружбе с русским либералом» (II, 144–145). На Западе таким образом российский либерализм воспринимается как нечто противоестественное. В день 500-летия со дня рождения Гутенберга Влас пишет о газете «Благомыслящий обыватель», которая «осмелела настолько, что в числе приехавших в город одного важного господина назвала „просто превосходительством“ вместо „высокопревосходительства“»:

«Департаменты были взволнованы.

— Так даже в „Голосе“ не писывали!

— „Голос“! Что „Голос“? Тут „Колоколом“ пахнет-с! „Колоколом“!

И „это пресса, „шестая держава““!»[860]

Наверное, из этого понимания вполне определенной ограниченности собственных профессиональных возможностей рождалась подчас и неуверенность: «Пишешь каждый день, ничего другого не делаешь, только пишешь, и часто думаешь:

— Что я делаю: добро или зло? И вдруг я „как раз наоборот“: частица силы той, которая стремясь к добру, творит лишь одно зло?»

Вопросы вполне уместные в обществе, где нет ничего «оскорбительнее предположения», «что слушают каких-то писателишек», что «словно боятся каких-то литераторишек» (II, 64).

И тем не менее и слушали, и боялись. Вообще критицизм «России» и сам ее новый для российской прессы облик большого, информационно насыщенного, отчасти близкого к европейским стандартам массового издания соответствовали общественным настроениям начала 1900-х годов. Газета получила известность среди германских и польских социал-демократов. Роза Люксембург писала 23 января 1902 года Леону Иогишесу-Тышке: «Посылаю тебе „Россию“, это новая газета, образованная левым крылом „Нового времени“, либеральные schillernde Herren, как Old Gentleman etc., вышли из „Нового времени“ и образовали „Россию“. Это самая популярная сейчас буржуазная газета. Обращает на себя внимание там Дорошевич (тот самый, что писал очерки с Сахалина) своими фельетонами. Сохрани номера». 3 февраля она послала своему корреспонденту очередной пакет с номерами газеты и вырезкой из «Berliner Tagblatt» с сообщением о закрытии «России» за фельетон Амфитеатрова «Господа Обмановы» и высылке автора в Минусинск[861].

Новизна «России» была очевидна для власти. В справке, подготовленной в Главном управлении по делам печати для министра внутренних дел Д. С. Сипягина, отмечалось, что «газета представляет собой новый для России тип повременного издания, который весь свой успех основывает на бойких и сенсационных фельетонах, авторами коих были наиболее популярные в этом роде газетные сотрудники Амфитеатров и Дорошевич. Публика обыкновенно с нетерпением ждала этих фельетонов, и №№ „России“, в которых они появлялись, раскупались нарасхват. Таким образом, не устойчивые читатели, а улица составляла цель издания и последняя поддерживала и обусловливала характер газеты»[862]. Справка готовилась в дни, когда решался вопрос о закрытии «России», и в докладе царю Сипягину важно было показать, что газета пользуется успехом в основном у не заслуживающего внимания «плебса» (приобретаются лишь номера, поступающие в розничную продажу), интерес которого можно не учитывать при определении судьбы издания. Розница действительно составляла немалую часть общего тиража «России», но министр утаил от царя другое: газета была популярна в кругах интеллигенции, учащейся молодежи.

25 января 1900 года Чехов писал брату Александру, в то время сотруднику «Нового времени»: «„Россия“ имеет большой успех в провинции, „Новое время“ падает и падает. И, по-моему, вполне справедливо»[863]. В редакции «России» следили за тем, чтобы живший в Ялте Чехов аккуратно получал газету. «„Россию“ тебе высылали и будут высылать», — уведомлял его 20 января того же года Потапенко. Он же (видимо, не зная об их знакомстве со времен сотрудничества в юмористических журналах) рекомендует Антону Павловичу «познакомиться с удивительно разнообразным дарованием Дорошевича», замечая, впрочем, что тот «пользуется им слишком в большой мере». В «России» очень хотели привлечь Чехова к сотрудничеству и действовали «в этом направлении» через его старого приятеля. В начале 1900 года Потапенко дважды обращался к писателю. «Если бы ты прислал для „России“ маленький или большой рассказ, то поступил бы хорошо», — писал он 10 января. И спустя десять дней: «Если надумаешь прислать что-нибудь, то доставишь отраду и получишь большой гонорар»[864]. Чехов неизменно наилучшим образом отзывался о газете. 21 июля 1900 года Амфитеатров телеграфировал ему: «Благодарю за хорошие отзывы о „России“, переданные мне Гиляровским и Лазаревым». И тоже не удержался от просьбы: «Не дадите ли нам рассказов или повесть? Был бы очень рад»[865]. Чехов выслал рассказ Анатолия Яковлева, своего земляка-таганрожца, у которого в юности был репетитором по русскому языку. С публикации рассказа «В вагоне» началось сотрудничество Яковлева как беллетриста и журналиста с «Россией». 4 декабря 1900 года Антон Павлович писал Амфитеатрову: «Я привык к Вашей газете и от души желаю ей полного успеха, а Вам и В. М. Дорошевичу — здравия»[866]. Журналист А. Плещеев (сын поэта) вспоминал, как на его вопрос о том, читает ли он в «России» Амфитеатрова и Дорошевича, Чехов ответил, что делает это «постоянно» и считает, что, «может быть, они-то и намечают то новое, что нужно для современной литературы»[867].

По воспоминаниям театроведа Б. В. Варнеке, Дорошевич и Амфитеатров «были настоящие кумиры газетных читателей; их удары задевали очень больно, остроты и яркие образы расходились как звонкая монета средь читающей толпы. Ради Дорошевича множество подписчиков выписывало сперва „Россию“, потом „Русское слово“»[868]. Что «Россия» «талантлива и современна» отметил и художник М. В. Нестеров[869]. 27 июня 1901 года он писал А. А. Турыгину: «Читаешь ли ты „Россию“, читай, пожалуйста, там презабавные карикатуры пишет талантливый Дорошевич, недавно пресмешно пародировал он Розанова (твоего друга) и моего друга Сигму»[870]. Привлекала газета и других крупных художников — И. Е. Репина, В. В. Верещагина. Оба печатались в ней и с января 1901 года были указаны как постоянные сотрудники. Участие в газете принимали такие видные ученые, как астроном академик Ф. А. Бредихин, славист А. А. Майков, химик Д. И. Менделеев. Последний опубликовал на ее страницах два цикла статей: «По вопросам русского школьного образования» (1900 г.) и «Общеобразовательные гимназии» (1901 г.).

Номера «России» постоянно были на столах у высших чинов бюрократии, которые, конечно же, любопытствовали, кого в очередной раз «пробрали» фельетонисты. Да и сам Николай II, как видно из письма Амфитеатрова жене, был усердным читателем газеты: «Царь требует „Россию“ почти ежедневно и хохочет над Дорошевичем. Этим отчасти объяснять надо, что нам сходит с рук многое, другим недоступное»[871].

Хохотавшего царя, конечно же, в первую очередь привлекало остроумие фельетониста «России». Дорошевич умел рассмешить. В газете постоянно появлялись его юмористические сценки, рассказы («Конкурс», «Писательница», «Поэтесса», «Визит»), в которых комическое переплетается с драматическим. Иной раз это смех сквозь слезы. В «Конкурсе» директор училища, решая задачу, как принять 50 человек из 500 успешно сдавших экзамены кандидатов, применяет всевозможные методы (вычеркиваются блондины и брюнеты, высокие и низкие, имеющие маленькие и большие пятерки в ведомости), и, наконец, когда превышение нормы составил всего один человек, находит выход: обнаружился претендент с еврейской фамилией, которого, естественно, и «вычеркнули». Пожилая героиня рассказа «Писательница» вынуждена выдавать себя за молодую хорошенькую женщину, потому что в противном случае «господа редакторы» будут отказывать в приеме ее рассказов. В нелепые ситуации попадает визитер — традиционный для тогдашней беллетристики герой. И как всегда налицо жанровое разнообразие: пародия на «Маленькое письмо» Суворина, построенная как отклик на постановку пьесы «Идиот» в Александринском театре, стихотворный фельетон «Трагедия о московской думе и об украденном ларце», стилизованный под обывательский дневник рассказ «Поездка русского патриота на финляндский водопад Иматру». Амфитеатров писал в рубрике «Литературный альбом»: «Не лишнее будет упомянуть о литературе юмористической. Вот уже несколько лет, как в ней почти единовластно царит В. М. Дорошевич. За его исключением, она бедна, пустынна, и редки в степях ее оазисы»[872]. Комплименты в своей же газете, наверное, были приятны и заслуженны, но они не отменяют наблюдения Потапенко насчет использования «своего дара в слишком большой мере». Конечно же, необходимость почти ежедневного писания в очередной номер порождала и пустячки, вещи слабые и по теме и по исполнению. Нужно было отписаться, а подходящая тема не приходила, и тогда сочинялось нечто мелкое, натужное, что, естественно, бросалось в глаза в сравнении с другими публикациями.