Олег Суворов - Моя единственная

• Название: Моя единственная
• Автор: Олег Суворов
• Издательство: АО «Издательство „Новости“»
• Жанр: Короткие любовные романы
• Год: 2000
• ISBN: 5-7020-1147-3

Самая красивая девочка на философском факультете Московского университета — Наталья Гончарова — могла рассчитывать на блестящую партию, а вышла замуж за скромного инженера вагоностроительного завода, разбив сердце безнадежно влюбленного в нее сокурсника Олега Суворова.

Шли годы, а он все не мог забыть свою любовь…

---

5

— Напрасно не отвечаете, Наталья… Николаевна. Соглашайтесь, не пожалеете. — Теперь уже в его бесцветных глазах прежняя, дурашливая вкрадчивость сменилась холодной жестокостью.

— Пошел вон, — проговорила она сквозь зубы, но таким вибрирующим от напряжения тоном, что он тут же убрал руку и отступил. Не оглядываясь, она вышла из аудитории, прошла по опустевшему этажу и, громко цокая каблуками черных сапог по каменной лестнице, спустилась на второй этаж, где находилась кафедра. — Привет, Надежда, ты уже уходить собралась?

— А что? — отозвалась лаборантка кафедры, толстая, неопределенного возраста девица в черных роговых очках, которая училась на заочном отделении этого же института.

— Давай сначала покурим, — Наталья откинула прядь волос и принялась рыться в своей сумке, доставая сигареты.

— Давай, — охотно согласилась Надежда, чей рабочий день по большей своей части состоял именно из перекуров и чаепитий, — а ты чего так суетишься, случилось что-нибудь?

— Да вывел тут из себя один болван. — Наталья наконец щелкнула зажигалкой и, обдернув юбку, присела на край стола. Жадно затянувшись, она выпустила струю тонкого ароматного дыма куда-то в потолок.

Надежда позаимствовала сигарету из пачки «Салема» и неторопливо закурила.

— Рассказывай.

Они с Натальей как бы дополняли друг друга — если одна была стройной, нервной и импульсивной, то другая — толстой, спокойной и невозмутимой. У одной отбоя не было от поклонников, другая, казалось, уже смирилась со своей участью умереть старой девой. И именно из-за того, что им нечего было делить, девушки дружили и были весьма откровенны друг с другом.

— Я сегодня принимала зачет на факультете АСУ, а там в одной моей группе есть студент — тупая такая, самодовольная ряха, который ну ни черта не знает. Я уже ему поставила тройку, чтобы только его больше не видеть, тем более что экзаменов у них летом не будет. Так представь себе, этот хам самым наглым тоном предложил прямо сейчас сесть в его тачку и съездить в «Трактир на Клязьме» отметить!

— Как его фамилия? — заинтересовалась Надежда.

— Борисов.

— Александр?

— Да, а ты откуда знаешь?

— Ну, это известная личность, все время на темно-синей «девятке» подъезжает. А что ты ему ответила?

— Послала куда подальше, разумеется, — Наталья загасила сигарету и, подойдя к зеркалу, висевшему на боковой дверце шкафа, поправила волосы.

— Правильно, хотя это и опасный тип. Говорят, что он связан с местной мытищинской группировкой.

— Ну, а у нас-то он что делает? Зачем ему этот факультет?

— Вот ты бы его и спросила об этом… за ужином.

Обе улыбнулись. Наталья уже успела надеть элегантное, темно-серое пальто и теперь старательно расправляла волосы над поднятым воротником. В этот декабрьский день стояла очередная слякотная оттепель, пахнувшая вовсе не весной, а какой-то кислой унылостью. В такие дни она ходила без шапки, распустив волосы по плечам и держа руки в карманах.

— Ну, ты идешь? — Она оглянулась на Надежду.

— Иду, только кафедру проветрю. А то завтра шеф опять будет скулить: «почему курили, почему курили?»

Девушки закрыли кафедру, спустились на первый этаж, оставили ключ на проходной и, выйдя из института на улицу, распрощались. Надежда жила в поселке рядом с железнодорожной станцией, а Наталья — на противоположной стороне, в двадцати минутах ходьбы от института. Часы над входом показывали четверть седьмого, и было уже совсем темно, но уличные фонари, разбросанные между корпусами, почему-то еще сохраняли недружелюбный и сумрачный вид.

Не успела Наталья сделать несколько шагов, петляя (словно заяц, подумалось ей) между съежившимися и почерневшими от дождя сугробами, как поскользнулась и, едва не сломав каблук, ступила в огромную, грязную лужу. Результаты этого сказались почти сразу же — ее далеко не новые, но сохранявшие былой отпечаток элегантности сапоги, с легкостью пропускали воду. Пробираясь по раскисшей от снега дорожке, пролегавшей между остатками соснового бора, она уже чувствовала, как неминуемо наползает то мрачное, похожее на густой туман настроение, пленницей которого она все чаще становилась в эти дождливые предновогодние вечера.

Какими надуманными сейчас вспоминались ей все те размышления о счастье, которыми она пыталась заполнить чистые листы своей будущей диссертации, каким недостижимым казалось это великолепное чувство гармоничной полноты жизни в такой сырой и холодный вечер грязного подмосковного поселка, так называемого городского типа.

Опять заморосил мелкий дождь, но Наталья проходила теперь мимо почты, от которой был виден ее дом, а потому не стала доставать зонт. Дома уже ждет Сергей, ее муж, и она подумала об этом с каким-то привычным равнодушием. Их роман воспринимался сейчас, как череда легких, незначительных эпизодов, ни к чему не обязывающих поцелуев под майскими липами, и простых, тривиальных вопросов:

«Ну как дела?»

«Нормально».

«Как твои экзамены?»

«Нормально».

«Как настроение?»

«Нормальное».

И лишь однажды его голос слегка дрогнул среди привычного и легкого тона их традиционных разговоров:

«А не пожениться ли нам?»

И, как бы не желая переводить разговор в серьезное русло, она так же незадумчиво кивнула головой и ответила:

«Пожениться».

Тогда, накануне защиты диплома, все, казалось ей, должно быть новым в ее послестуденческом бытии — новая работа, новый дом, новый, супружеский стиль жизни. Тем более, что они могли составить отличную пару — крупный и сильный (два года службы в десантных войсках), немногословный и невозмутимый муж и красивая, элегантная, умная жена.

И все было бы ничего, если бы не два легкомысленно упущенных обстоятельства. Не имея никаких глубоких чувств к нему, кроме элементарной дружеской привычки, Наталья очень скоро заскучала, причем немногословность и невозмутимость мужа стали казаться ей отсутствием каких бы то ни было мыслей и чувств. Он был рядовым инженером, который любил пиво и футбол и относился к ее увлечению философией как к элементарной «бабской прихоти», вроде цветных лосин или выкроек из «Бурды», а она удивлялась про себя тому однообразному сексу, которым они достаточно регулярно занимались. Его невозмутимость простиралась даже на это. И, хотя он был весьма заботлив в его сильных и ритмичных покачиваниях Наталье чудился мерный перестук колес одного из тех вагонов, которые муж проектировал у себя на заводе.

Второе обстоятельство могло бы искупить, но теперь тишь усугубляло первое, и называлось оно — деньги. Когда Сергей еще только ухаживал за ней, их встречи были редкими, но запоминающимися, поскольку неизменно сопровождались цветами, конфетами, экзотическими ликерами, — и лишь потом Наталья сообразила, что все эти сотни, которые он, не подавая вида, небрежно совал в бойницы коммерческих клеток, составляли его месячную зарплату, или тяжелый и нечастый побочный заработок. Он просто приучил ее к тому, что в ответ на любое пожелание немедленно тянулся за бумажником.

Ныне же она оказалась вынуждена пересчитывать деньги даже для того, чтобы купить импортные гигиенические тампоны, не говоря уже о дорогих сигаретах и иных соблазнах заставленных витрин, которые теперь только унижали своей проклятой дороговизной. Проходя мимо этих витрин, Наталья чувствовала, как женщина в ней полностью подавляет философа, ибо если для философа нет ничего унизительного в том, чтобы носить облупившуюся обувь, то для красивой женщины легче, наверное, ходить босиком. Ее терзал тот маленький, неусидчивый чертенок, которой чувствительно топал в глубине души своими точеными копытцами: «хочу и это, и это, и это!» Он постоянно напоминал о том, что, помимо трудно-привычной и заурядной жизни и помимо жизни философски-возвышенной, существует еще и жизнь среди веселого достатка, легкости исполнения желаний и сверкающих красок цивилизованного мира. И вот эта-то, глянцевая и цветная жизнь лишала философского покоя.

«Все-таки я несчастная женщина, — подумала Наталья, стоя перед своей дверью и роясь в сумке в поисках ключа. — Пожалуй, я точно заболею».

6

Она не успела открыть дверь, потому что та сама распахнулась, и на пороге появились Сергей и его школьный друг Виталий, которого она терпеть не могла за вечно влажные ладони и низкий прыщавый лоб.

Прежде чем они заорали пьяными голосами: «О, Натали, наконец-то», — из глубины квартиры на нее пахнуло устоявшимся запахом прокуренного перегара, что лишь добавило лишнего раздражения к ее паршивому настроению. Виталий уже был одет и стал неуклюже прощаться, пытаясь взять и поцеловать ее замерзшую руку, но Наталья молча прошла мимо него в прихожую. Снимая пальто перед зеркалом, Наталья слушала, как они еще что-то бубнили на лестничной площадке, закуривая и пересмеиваясь.