Аль-Мухальхиль - Арабская поэзия средних веков

• Название: Арабская поэзия средних веков
• Автор: Аль-Мухальхиль
• Издательство: Художественная Литература
• Жанр: Древневосточная литература
• Год: 1975

Арабская поэзия средних веков еще мало известна широкому русскому читателю. В его представлении она неизменно ассоциируется с чем-то застывшим, окаменелым — каноничность композиции и образных средств, тематический и жанровый традиционализм, стереотипность… Представление это, однако, справедливо только наполовину. Арабская поэзия средних веков дала миру многих замечательных мастеров, превосходных художников, глубоких и оригинальных мыслителей. Без творчества живших в разные века и в далеких друг от друга краях Абу Нуваса и аль-Мутанабби, Абу-ль-Ала аль-Маарри и Ибн Кузмана история мировой литературы была бы бедней, потеряла бы много ни с чем не сравнимых красок. Она бы была бедней еще и потому, что лишила бы все последующие поколения поэтов своего глубокого и плодотворного влияния. А влияние это прослеживается не только в творчестве арабоязычных или — шире — восточных поэтов; оно ярко сказалось в поэзии европейских народов. В средневековой арабской поэзии история изображалась нередко как цепь жестко связанных звеньев. Воспользовавшись этим традиционным поэтическим образом, можно сказать, что сама арабская поэзия средних веков — необходимое звено в исторической цепи всей человеческой культуры. Золотое звено.

Вступительная статья Камиля Яшена.

Составление, послесловие и примечания И. Фильштинского.

Подстрочные переводы для настоящего тома выполнены Б. Я. Шидфар и И. М. Фильштинским, а также А. Б. Куделиным (стихи Ибн Зайдуна и Ибн Хамдиса) и М. С. Киктевым (стихи аль-Мутанабби).

---

«Если безденежье будет…»

Перевод М. Кудинова

Если безденежье будет и впредь продолжаться,
Дом я покину, с родными придется расстаться,

Даже одежду придется продать, и тогда
Дом свой покинуть уж я не смогу никогда.

«О ты, в глазах которой — скорпион…» Перевод М. Кудинова

О ты, в глазах которой — скорпион,
Всех проходящих мимо жалит он.

О ты, на чьем лице рассвет алеет,
Он никогда не меркнет, не бледнеет.

О ты, что мне дала надежды свет,
Не ярок он, и радости в нем нет.

Ты отвернулась — и слова привета,
Слова мои остались без ответа.

«Бедой великой ныне я сражен…» Перевод М. Кудинова

Бедой великой ныне я сражен:
Меня забыла та, в кого влюблен.

А я из-за любви к ней и влеченья
Нешуточные вытерпел мученья.

Теперь она со мною холодна,
И писем нет — не шлет их мне она.

О, как это на истину похоже:
Кто скрылся с глаз — ушел из сердца тоже!

«Пить чистое вино…» Перевод М. Кудинова

Пить чистое вино готов я постоянно,
Газелей стройных я целую неустанно.

Пока не порвана существованья нить,
Блаженство райское должны мы все вкусить.

Так пей вино и наслаждайся созерцаньем
Лица, что привлекло своим очарованьем;

Цветы шиповника на щечках расцвели,
В глазах все волшебство и неба и земли,

А пальцы тонкие, что кубок обхватили,
В себе всю красоту земную воплотили.

То высится как холм она…» Перевод М. Кудинова

То высится как холм она, то как тростник склонилась,
Ей прелесть редкая дана, в ней юность воплотилась.

Отсюда далеко она. Но встреча с ней, поверьте,
Порой опасности полна: взглянул — и близок к смерти.

Сидит ли молча пред тобой иль говорит несмело —
Натянут лук ее тугой, неотвратимы стрелы.

О ты, что создана была из красоты и света,
Ты, у кого моя хвала осталась без ответа,—

Обремени меня грехом: мне будет в утешенье,
Что не войдут тогда в мой дом другие прегрешенья.

«Как сердце бедное мое кровоточит!..» Перевод М. Кудинова

Как сердце бедное мое кровоточит!
Газелью ранен я — был бесполезен щит.

Из-за нее я обезумел в миг единый,
Хоть в волосах моих уже блестят седины.

Проходит ночь без сна, и кажется к утру,
Что смерть моя близка, что скоро я умру:

Коль сердце ранено любви стрелою меткой,
Искусство лекаря тут помогает редко.

«Посланец мой сказал…» Перевод М. Кудинова

Посланец мой сказал: «Записку я вручил,
Но вот ответа на нее не получил».

Я у него спросил: «Она ее читала?»
«Читала», — он сказал. «О, это уж немало! —

Воскликнул я тогда. — Доволен я вполне:
Ее приход сюда ответом будет мне».

Надеждой тешусь я в моей печальной доле,
Чтоб наземь не упасть, не закричать от боли.

«Просил у нее поцелуя…» Перевод М. Кудинова

Просил у нее поцелуя, и мной он получен —
Но после отказов, которыми был я измучен.

Тогда я воскликнул: «Раздвинь милосердья границы
Нельзя ли еще на один поцелуй расщедриться?»

Она улыбнулась и мне повторила присловье,
Известное персам, и нам оно тоже не внове:

«Не надо ребенку игрушку давать дорогую:
Получит одну — и потребует сразу другую».

«Доставлю радость я тебе…» Перевод М. Кудинова

Доставлю радость я тебе — умру от горя
И замолчу навек… Случится это вскоре.

Для сердца твоего легко меня забыть,
А я храню обет — до смерти верным быть.

Все изменяется под хладною луною.
Как изменилась ты! Как холодна со мною!

Но если я теперь ничто в твоих глазах,
То истину тебе не дал узреть Аллах.

«Улыбаются розы…» Перевод М. Кудинова

Улыбаются розы, и звонкие струны звенят.
Флейта стонет и плачет, наполнился звуками сад.

Веселятся друзья, породненные дружбой сердечной,
Никого нет на свете родней, чем товарищ беспечный.

И друг друга вином угощают из кубков друзья,
От сосцов, источающих хмель, оторвать их нельзя.

Сколько раз поскользнулся хмельной — сосчитать невозможно,
Сколько раз поднимался, испачканный пылью дорожной!

«Пустыни воспевать?..» Перевод М. Кудинова

Пустыни воспевать? Но нет до них мне дела;
И девы красота душой не завладела;

Любить и воспевать другое мне дано;
От Вавилона к нам дошедшее вино.

Вода, смешавшись с ним, его не украшает,
Оно — всесильный дух, что в тело проникает.

Отведавший его на крыльях воспарит,
А глупый — как мудрец с людьми заговорит.

Однажды темною дождливою порою
С друзьями, чьи сердца не ведали покоя,

Я в лавку винную отправился… Купцы
Уж спали, мрак объял лачуги и дворцы.

Ломились в лавку мы. Купец дрожал от страха,
Он мог защиты ждать от одного Аллаха.

Он притворялся, будто спит, решив, что мы
Или ночной патруль, или исчадья тьмы.

Тут стали звать его по имени мы дружно,
И он сообразил: бояться нас не нужно.

Приход наш выгоду одну сулил, и, нам
Ответив наконец, он бросился к дверям.

И, убежденный, что никто его не тронет,
Блестя улыбкою, склонился он в поклоне.

Теперь готов он был сказать сто раз подряд:
«Добро пожаловать, входите, я вам рад».

И лампу он принес, чтоб нам пройти свободно,
И было у него все, что душе угодно.

Ему сказали мы: «Поторопись, купец,
Ночь скоро дню отдаст свой царственный венец».

И золотистое вино в расцвете силы
Принес он, и оно кипело и бурлило.

Блеск пламени его к себе манил наш взгляд,
Вдыхали ноздри наши тонкий аромат.

Флейтистка нас игрой своей увеселяла,
Склониться перед ней могли б немые скалы.

И не было ее милее и нежней,
Кто видел раз ее, стремиться будет к ней.

В кафтан одетый, виночерпий к нам явился,
От юного лица роз аромат струился.

Но благовоньями он не был умащен:
Благоухал красой и молодостью он.

И виночерпий нас поил, не уставая,
Ты чашу осушил — уже кипит другая.

Потом он песню спел, мы вторили ему:
«Грущу в чужих краях, вперяя взор во тьму».

Кто был из нас влюблен, тот слезы лил в печали,
И радости конец те слезы означали.

Но не смущал других любовный этот плач,
А в это время ночь разорвала свой плащ,

И скрылся Сириус, и означало это
Победу близкую грядущего рассвета.

«О упрекающий…» Перевод М. Кудинова