Аль-Мухальхиль - Арабская поэзия средних веков

• Название: Арабская поэзия средних веков
• Автор: Аль-Мухальхиль
• Издательство: Художественная Литература
• Жанр: Древневосточная литература
• Год: 1975

Арабская поэзия средних веков еще мало известна широкому русскому читателю. В его представлении она неизменно ассоциируется с чем-то застывшим, окаменелым — каноничность композиции и образных средств, тематический и жанровый традиционализм, стереотипность… Представление это, однако, справедливо только наполовину. Арабская поэзия средних веков дала миру многих замечательных мастеров, превосходных художников, глубоких и оригинальных мыслителей. Без творчества живших в разные века и в далеких друг от друга краях Абу Нуваса и аль-Мутанабби, Абу-ль-Ала аль-Маарри и Ибн Кузмана история мировой литературы была бы бедней, потеряла бы много ни с чем не сравнимых красок. Она бы была бедней еще и потому, что лишила бы все последующие поколения поэтов своего глубокого и плодотворного влияния. А влияние это прослеживается не только в творчестве арабоязычных или — шире — восточных поэтов; оно ярко сказалось в поэзии европейских народов. В средневековой арабской поэзии история изображалась нередко как цепь жестко связанных звеньев. Воспользовавшись этим традиционным поэтическим образом, можно сказать, что сама арабская поэзия средних веков — необходимое звено в исторической цепи всей человеческой культуры. Золотое звено.

Вступительная статья Камиля Яшена.

Составление, послесловие и примечания И. Фильштинского.

Подстрочные переводы для настоящего тома выполнены Б. Я. Шидфар и И. М. Фильштинским, а также А. Б. Куделиным (стихи Ибн Зайдуна и Ибн Хамдиса) и М. С. Киктевым (стихи аль-Мутанабби).

---

«Я столько кубков осушил…»

Перевод А. Голембы

Я столько кубков осушил, похожих на небес пыланье,
С лобзаньем чередуя их или с мольбою о свиданье:

В их озаренье просветлел судьбы моей постылый жребий,
Они, как солнышка куски, упали из отверстий в небе.

Наполнив кубок до краев, укрыть попробуй покрывалом:
Сквозь ткань игристое вино проступит пламенным кораллом!

«Виночерпий в одеждах из шелка…» Перевод А. Голембы

Виночерпий в одеждах из шелка, я вино уподоблю огню
Или с яхонтом в белой жемчужине этот горний напиток сравню,

А луну на небесном своде в сходстве явственном уличу
Я с дирхемом{181} серебряным, брошенным на лазоревую парчу.

Сколько раз побывал виночерпий в моем доме, кутя и смеясь
Не страшась завистников злобных, соглядатаев не боясь;

Сколько раз я, бывало, подталкивал, улыбаясь душой заодно
Друга юного с тонким станом, чьи уста сковало вино!

Я будил его: «Просыпайся, Собутыльников Торжество!»
Сонный, он изъяснялся жестами; трудно было понять его.

Ах, как будто внезапно заикой этот добрый юноша стал,
Отвечал он мне с болью великой, преневнятно он бормотал:

«Понимаю все, что толкуешь, все, что ты мне велишь, отец,
Но вина последние капли доконали меня вконец!

Дай уж мне очнуться от хмеля, я от вин золотистых ослаб,
Завтра вновь я служить тебе стану, как покорный и верный раб!

«Когда забрезжил…» Перевод А. Голембы

Когда забрезжил робкий свет вдали
(Как бы уста улыбкой расцвели!)

И сумрак выцвел, поседел… Когда
Вздремнуть ночная вздумала звезда,

Мы все напасти мстительной земли
К трепещущим газелям принесли.

Мы к ним послали черную стрелу,
Как скорпион язвящую иглу,—

Что тоньше оторочки бахромы,
Прямей, чем строчки, что выводим мы.

Она, обрызгав травы на лугу,
Добычу поражает на бегу,

А вслед за ней, гудящей, как оса,
Проворноногого мы вышлем пса;

Он скор, похож на быстрый метеор,
Науськан, разумеет разговор,

Свисают уши у него, легки,
Как лилии прозрачной лепестки.

Когтями, что острей сапожных шил,
И зреньем — никогда он не грешил:

Глаза его ясней воды живой,
Струящейся в пустыне огневой,

Воды — она, змеясь, ползет в простор
Между миражем и подножьем гор.

Мы пса — а он поджар и узколоб —
Науськали на стаю антилоп.

Там, на лугу, как бы плывущем ввысь,
С детенышами — робкие — паслись.

Тот луг — в цветах, расцветших широко,
Темно-зеленый, как змеи брюшко.

В лугах цветы — как желтых змеек зной,
Как косы, тронутые сединой.

Играючи, наш пес, не тратя сил,
Нам пятьдесят газелей изловил.

Добычу разделили пополам:
Ведь мясо их за кровь он продал нам!

«Прелестной, встреченной во сне…» Перевод А. Голембы

Прелестной, встреченной во сне, я говорю: «Добро пожаловать!» —
Когда б она решилась мне миг благосклонности пожаловать!

В ней все — до зубочистки вплоть — влечет, прекрасное и сонное,
Благоухающая плоть, души дыханье благовонное!

«Кто горькие слезы…» Перевод А. Голембы

Кто горькие слезы унять мне поможет?
Шурейра, увы, мои горести множит!

Недоброй душою судьбину кляня,
Шурейра решила покинуть меня.

Но воле судьбы, подчинения ради,
Она под замком очутилась в Багдаде;

Ведь нашей судьбой, как стрелой — тетива,
Превратности рока играли сперва!

Теперь она занята чуждой судьбою,
Теперь ее чувства в разладе со мною.

Ведь ловчего с яростной сворою псов
Газель не боится в чащобе лесов.

Вот эта газель среди листьев крылатых
Похожа на деву в роскошных палатах:

Куда как трудней мне Шурейру вернуть,
Чем эту газель приманить-обмануть!

Подобны мечам языки человечьи,
Мы гибель обрящем в своем красноречьи!

Душа человека — коварный тиран,
Ты этой душе не давайся в обман!

На недруга беды надвинулись тучей —
Тебе повезло! Не проспи этот случай!

И если ты в дверь не успеешь скользнуть,
Твой враг непременно найдет этот путь.

Пускай убавляется юная смелость,
Зато приращаются мудрость и зрелость.

Сбираюсь в пустыню отправиться я,
Ну что же! Седлайте верблюдов, друзья!

Иль, может, с утра я копя оседлаю,
Стремительных стрел обогнавшего стаю,

Иль, въявь оседлав кобылицу мою,
Пощады сопернику я не даю.

Бегут, потрясая единою гривой,
Конь, гордый как черт, с кобылицей игривой;

Бегут вороные, бегут, не устав,
Косматые гривы с рассветом схлестав!

И ей и ему тяжело в поединке,
Так ножниц сближаются две половинки!

Летят они рядом, в мелькании дней:
На ком же верхом я, на нем иль на ней?

Увидев их, вздумаешь в облаке гула,
Что тайну коню кобылица шепнула!

В сомненье повергла нас гонка в чаду,
Ристалище храбрых, себе на беду;

Твердили одни: «Он подругу обставит!»
Другие: «Она его сзади оставит!»

«Средь войска…» Перевод А. Голембы

Средь войска в лучах рассвета они увидели нас
Сверкающими, как злато, выставленное напоказ.

Был этот, всю землю заливший, рассвет яростно обнажен:
Ибо это блеснули наши клинки, выхваченные из ножон!

Непременно станут наши клинки причиной гибели их,
Ибо мы щеголяем в ярких шелках, затмевая всех щеголих, —

И спускаем с беснующейся тетивы тучи стрел, беспощадных притом,
А они от сечи укрытье найдут в холодке — за бегства щитом!

«Мне сердце из огня…» Перевод А. Голембы

Мне сердце из огня извлечь какой наукой?
Изменница меня пытает смертной мукой!

Разлукою полны, увы, ее деянья,
Посланья ж влюблены — и в них обет свиданья!

Язычнице, господь ей страсть ко многим выдал,
Она же мой один, мой неизменный идол,—

О нет, не презирай любви моей блаженной,
Коварно не играй с моей душою пленной!

«О ночь моя в Кархе…» Перевод А. Голембы

О ночь моя в Кархе{182}, останься такой, останься такой навсегда!
Но смей никуда уходить от меня, не смей уходить никогда!

Мнился посланец и мне возвестил, что, после разлуки и ссор,
Он непременно войдет в мой покой, внесет свой сияющий взор.

Войдя, она яблоко в смуглой руке надушенное держала,
Зубы ее были дивно остры, как скорпионовы жала!

«Чтоб успокоить угрызений пламя…» Перевод А. Голембы

Чтоб успокоить угрызений пламя,
Сей список, испещренный письменами,

Она мне примирительно вручила…
О, ежели б свернуть мне поручила!

Чтобы и я, в своей бесславной славе,
Поцеловать бы оказался вправе,

По праву исстрадавшихся в разлуке,
Писца очаровательного руки!

«Душа моя исстрадалась…»