Дэн Симмонс - Мерзость

• Название: Мерзость
• Автор: Дэн Симмонс
• Жанр: Триллер
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-699-78106-5

В июне 1924 года на смертельно опасном Северо-Восточном плече Эвереста бесследно исчезла экспедиция знаменитого британского альпиниста Джорджа Мэллори. Его коллега Ричард Дикон разработал дерзкий план поисков пропавших соотечественников. Особенно его интересует судьба молодого сэра Бромли, родственники которого считают, что он до сих пор жив, и готовы оплатить спасательную экспедицию. Таким образом Дикон и двое его помощников оказываются в одном из самых суровых уголков Земли, на громадной высоте, где жизнь практически невозможна. Но в ходе продвижения к вершине Эвереста альпинисты осознают, что они здесь не одни. Их преследует нечто непонятное, страшное и неотвратимое. Люди начинают понимать, что случилось с Мэллори и его группой. Не произойдет ли то же самое и с ними? Ведь они — чужаки на этих льдах и скалах, а зло, преследующее их, здесь как дома…

---

Мы встретились с Джорджем Инглом Финчем в ресторане «Кронхалле», шикарном даже по высоким цюрихским стандартам месте, известном во всей Европе. Дикон рассказал нам, что, несмотря на славную историю, в последние несколько лет «Кронхалле» пришел в упадок и во время гиперинфляции в Германии держался на плаву только за счет превосходной репутации, завоеванной еще в XIX веке. Однако совсем недавно его купили Хильда и Готлиб Зумстег, которые обновили ресторан — включая шеф-повара, меню, состоящее из лучших блюд баварской, классической и швейцарской кухни, и превосходное обслуживание — и вывели свое заведение на самый высокий уровень как в Цюрихе, так и во всей Швейцарии. Так что в нескольких милях от него, по ту сторону границы, немцы голодают, а швейцарские банкиры, торговцы и другие представители высшего класса могут наслаждаться роскошным ужином.

Ресторан «Кронхалле» расположен на Ремиштрассе, 4, меньше чем в миле к юго-западу от Цюрихского университета (где учились двое из трех старших братьев Жан-Клода, прежде чем вернуться во Францию и погибнуть на войне), в том месте, где река Лиммат впадает в Цюрихское озеро. Январский ветер, дующий с озера, лишь слегка ослабевает на широкой Ремиштрассе с ее тихо позвякивающими трамваями, и я промерзаю до костей, несмотря на толстое шерстяное пальто.

Именно в этот момент я задал себе вопрос: «Если я клацаю зубами от холода, всего лишь пересекая Ремиштрассе в Цюрихе при легком бризе, то как, ради всего святого, я переживу ледяные ветра горы Эверест на высоте более 26 000 футов?»

Мне казалось, что я ужинал в хороших заведениях — в Бостоне, Нью-Йорке, Лондоне и Париже, на деньги из теткиного наследства или благодаря щедрости леди Бромли, когда по счету платил Дикон, — но «Кронхалле» был самым большим и самым роскошным рестораном, где мне приходилось бывать. Мы встречались с Финчем в единственный день недели, когда тут подавали ланч, но официанты, метрдотель и остальной персонал все равно были одеты в смокинги. Даже высокие растения в горшках, расставленные по углам, у колонн и возле окон, выглядели слишком официально для простых представителей флоры; казалось, им тоже хочется надеть смокинг.

На мне был темный костюм, который мы с Диконом купили в Лондоне, но, пересекая огромный зал цюрихского ресторана «Кронхалле», за накрытыми для ланча столиками которого сидели мужчины в строгих костюмах и несколько элегантных женщин, я осознал, насколько неуверенно все еще чувствую себя в высшем обществе Европы. Несмотря на то, что на мне была моя лучшая (и единственная) пара начищенных до блеска черных выходных туфель, я вдруг подумал, какими грубыми и потертыми они должны выглядеть в глазах людей, сидящих в этом громадном ресторане.

За столиком с серебряными приборами на белоснежной скатерти, к которому нас провели, в одиночестве сидел невысокий человек с резкими чертами лица. Он не обращал внимания на уже наполненные бокалы с вином и минеральной водой и, казалось, был полностью поглощен книгой, которую читал. Финч единственный во всем зале был одет в повседневный твидовый костюм с жилетом — и то и другое выглядело не особенно чистым (на жилете виднелся сигаретный пепел), — и сидел он в удобной, расслабленной позе, вытянув скрещенные ноги, что я счел признаком либо необыкновенного богатства, либо редкостной уверенности в себе. Дикон осторожно покашлял, и мужчина с худым лицом поднял голову, закрыл книгу и положил ее на стол. Немецкое название книги, одно длинное слово, я перевести не смог.

Финч снял очки для чтения и посмотрел на нас так, словно понятия не имеет, кто мы и почему стоим перед его столиком. Я не уверен, что редкое подобие усов у него под носом — это действительно усы, а не рыжеватая щетина, покрывающая подбородок и щеки.

Дикон называет себя, хотя они вместе участвовали в экспедиции 1922 года на Эверест, затем представляет нас с Жан-Клодом. Финч не дает себе труда встать, но поднимает руку, которая выглядит вялой и обвисшей — словно протянутая для поцелуя, а не для рукопожатия, — но оказывается на удивление сильной, с длинными, тонкими пальцами. Потом я заметил изуродованные пальцы и ногти; вне всякого сомнения, этот человек был альпинистом, который много лет втискивал ладони в расщелины и трещины в граните, известняке и остром льду.

— Джейк, Жан-Клод, — продолжал Дикон, — позвольте представить вам мистера Джорджа Ингла Финча. Вы оба знаете, что два с половиной года назад мы с мистером Финчем участвовали в экспедиции, которая поднялась на высоту больше двадцати семи тысяч трехсот футов на Восточном гребне и Северном склоне Эвереста… без кислорода. В то время это был рекорд высоты. Но, несмотря на то, что в тот день у нас не было баллонов, Джордж помог разработать кислородные аппараты, которыми пользовались Мэллори и Ирвин, когда пропали в июне прошлого года, и он любезно согласился после ланча показать нам свою мастерскую и продемонстрировать оборудование… а также дать несколько советов относительно нашей… поисковой экспедиции.

Похоже, Дикон несколько растерялся от того, что пришлось использовать такое количество слов, и — что с ним редко случается — от того, что не знал, что еще сказать. Финч спас положение, небрежно махнув рукой в сторону трех пустых стульев.

— Садитесь, пожалуйста, — сказал он. — Я позволил себе заказать вино, но мы можем попросить к столу другую бутылку… особенно если платишь ты, Ричард. — На лице Финча мелькнула улыбка, обнажившая слегка пожелтевшие от никотина, но крепкие зубы. Вопреки предвзятым обвинениям Альпийского клуба, он явно чистил их чаще одного раза в год. — В этом заведении хорошо кормят, но я редко могу позволить себе сюда наведываться, даже на ланч, — продолжил он на своем британском английском с легким немецким акцентом. — И именно поэтому предложил встретиться тут, когда ты сказал, что оплачиваешь счет. — Он небрежно махнул официанту, и — к моему удивлению — затянутый в смокинг джентльмен отреагировал мгновенно и с явным почтением. Видимо, в Цюрихе хорошо знали о достижениях Финча в области альпинизма. А может, официанты просто считали, что каждый, кто может себе позволить обед в ресторане «Кронхалле», достаточно богат, чтобы заслуживать уважительного обращения.

Признаюсь, что чувствовал некоторое раздражение, когда мы заказывали ланч (я просто сказал, что буду то же, что и Дикон), а Жан-Клод с Финчем оживленно обсуждали, какое вино заказать к столу. Мое недовольство было вызвано предположением, что фраза Финча: «В этом заведении хорошо кормят» — была произнесена специально для меня, типичного американца, да еще на вид не слишком успешного. (Вскоре я понял, что ошибался. Джордж Ингл Финч говорил на многих языках и часто для развлечения включал в свою речь разговорные выражения, даже американизмы. К концу проведенного в Цюрихе дня мне стало ясно, что Финч, обладая обостренным чувством собственного достоинства, прилагал меньше усилий, чтобы произвести впечатление на окружающих своими знаниями, героизмом и достижениями, чем любой другой альпинист.)

Кормили действительно хорошо. Вино, как бы оно ни называлось (и как ни плохо я разбирался в вине в возрасте 22 лет), было превосходным. А официанты, от которых я ожидал напыщенности и даже некоторого немецко-швейцарского высокомерия по отношению к маленькой группе иностранцев, оказались чрезвычайно вежливыми и были почти незаметны, когда молча подавали блюда и убирали со стола. (Представление о том, что незаметность официанта свидетельствует о качестве обслуживания, я позаимствовал у отца. Один из немногих непрошеных советов, которые я вообще от него слышал, — если не считать того дня, когда они с мамой привезли меня в Гарвард и он отвел меня в сторону и строгим голосом произнес: «Вот так, Джейк. С этого момента ты сам за себя отвечаешь. Постарайся держать бутылку виски подальше от спальни, член — в штанах, а голову — в книгах, пока не получишь диплом. Любой диплом».)

Я ставлю бокал с вином на стол и понимаю, что Финч, Жан-Клод и Дикон обсуждали наши планы — каковы они были на тот момент — грядущей «поисковой экспедиции», чтобы привезти личные вещи Бромли его матери, или, поскольку мы все понимаем, что шансы на это близки к нулю, хотя бы составить ясную картину гибели молодого Персиваля. Дикон заверил нас, что Финч понимает, что новостями о нашей частной экспедиции не следует делиться ни с кем.

— Кроме того, — прибавил Дикон, — в настоящее время между Финчем с одной стороны и Альпийским клубом, «Комитетом Эвереста» и всем Королевским географическим обществом с другой стороны отношения таковы, что он вряд ли захочет им что-либо рассказать… не говоря уже о нашем секрете.

— Значит, вы были знакомы с Персивалем… лордом Персивалем Бромли? — спросил Жан-Клод.

— В первый раз мы встретились около года назад, когда он нанял меня в качестве проводника, — отвечает Финч на своем довольно приятном британском английском с легким немецким акцентом. — Бромли хотел пройти траверсом по Дув-Бланш… — Он умолк и впервые посмотрел на меня. — Дув-Бланш — это пик, мистер Перри, острый и крутой, в стороне от главной цепи Гран-Дентс на восточной стороне долины Ароллы.