Стивен Эриксон - Сады Луны

• Название: Сады Луны
• Автор: Стивен Эриксон
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-66028-5

Малазанская империя переживает свой расцвет. Её войска захватывают очередной континент — Генабакис, однако здесь им противостоят не только местные жители, но и высшие, сверхъестественные силы.

Интриги в армии, из-за которых под угрозой гибели оказывается знаменитая команда «Мостожогов» из Девятого взвода. Появление у осаждённого города Даруджистан летающей крепости, населённой древним племенем тисте анди. Изменения в магическом раскладе Колоды Драконов, а также — среди великих Взошедших, что равны самим Богам. И всё это — только начало изменений, которые потрясут этот и иные миры.

Роман «Сады Луны» впервые выходит в новом, полном и комментированном переводе. При работе над текстом переводчик и редактор консультировались непосредственно с самим автором; благодаря этому учтены отсылки к следующим томам цикла.

---

Рваная Снасть ещё не пришла в себя после первого удара и только слабо выставила перед лицом окровавленную руку, больше ни на что не хватило сил.

Когда Пёс взлетел в воздух, раскрыв пасть, волна серого света ударила зверя в бок и отбросила на кровать справа от Рваной Снасти. Дерево хрустнуло. С рычанием Пёс снова поднялся, перекатился и теперь уже обернулся к Локону, который стоял на своей коробке, подняв руки и поблёскивая потом.

— О, да, Зубец! — пронзительно завопил он. — Я — твоя добыча!

Рваная Снасть обмякла, а потом склонилась набок, и её стошнило на пол. В комнате клубился Путь Хаоса, его миазмы вгрызались в неё, как жестокая чума. Они расходились от Локона видимыми вспышками серого, пронизанными чёрными прожилками света.

Пёс тяжело дышал, разглядывая Локона. Он словно пытался рассеять эти волны силы в своей голове. Глухое рычание зарокотало у него в груди — первый звук, который издал зверь. Широкая голова опустилась.

Рваная Снасть испуганно смотрела на Зубца, а потом внезапное понимание обрушилось на неё, словно молот.

— Пёс! — закричала она. — Он тянется к твоей душе! Спасайся! Беги отсюда!

Рычание зверя стало глубже, но он не шелохнулся.

Никто из них не заметил, как открылась дверь в спальню и на пороге появился шатающийся капитан Паран, закутанный в бесцветное шерстяное одеяло, которое прикрывало его до щиколоток. Бледный и мрачный, он шагнул вперёд, его пустые глаза были устремлены на Пса. Пока продолжалась невидимая битва воль между Зубцом и Локоном, Паран подошёл ближе.

Рваная Снасть краем глаза заметила движение. Она уже открыла рот, чтобы выкрикнуть слова предостережения, но Паран успел раньше. Одеяло распахнулось, и показался длинный меч, который тут же сверкнул в глубоком выпаде. Меч вошёл в грудь Зубца, а капитан отскочил, проворачивая клинок. Из горла Зубца вырвался оглушительный рёв. Шатаясь, Пёс отступил к обломкам кровати и прикусил кровоточащую рану в боку.

Локон яростно заорал и прыгнул вперёд к Зубцу.

Рваная Снасть быстро поставила ему подножку, так что кукла отлетела к дальней стене.

Зубец завыл. Со звуком рвущейся мешковины вокруг него распахнулась тёмная трещина. Он развернулся и прыгнул в глубокую тень. Трещина закрылась, оставив после себя только поток холодного воздуха.

Несмотря на боль, Рваная Снасть была потрясена. Она посмотрела на капитана Парана и окровавленный меч у него в руках.

— Как? — ахнула она. — Как ты мог пробить чары Пса? Твой меч…

Капитан посмотрел на клинок.

— Просто повезло, наверное.

— Опонны! — зашипел Локон, вскочил и злобно уставился на Рваную Снасть. — Худ побери Шутов! А тебе, женщина, я этого не забуду. Ты поплатишься — клянусь!

Рваная Снасть отвела взгляд и вздохнула. Её губ коснулась улыбка, когда произнесённые ранее слова приобрели новый, мрачный смысл.

— Ты будешь слишком занят, Локон, чтобы возиться со мной. Ты дал Престолу Тени пищу для размышлений. И ты ещё пожалеешь, что привлёк его внимание. Отрицай это, если хочешь.

— Я ухожу обратно в коробку, — проворчал Локон. — Тайшренн будет здесь через минуту. Ты ему ничего не скажешь, чародейка. — Он забрался внутрь. — Ничего! — Крышка с треском захлопнулась.

Улыбка Рваной Снасти стала шире. Вкус крови во рту стал предвестьем, безмолвным, видимым предзнаменованием будущего, которого, как она знала, Локон не способен увидеть. От этого вкус стал почти приятным. Она попыталась пошевелиться, но холод сковал конечности. Перед её внутренним оком проплывали видения, но стены тьмы сомкнулись вокруг них, прежде чем она что-то разглядела. Рваная Снасть почувствовала, что тает.

Рядом зазвучал требовательный мужской голос:

— Что ты слышишь?

Она нахмурилась и попыталась сосредоточиться. Потом улыбнулась.

— Монета… Я слышу, как вертится монета.

КНИГА ВТОРАЯ ДАРУДЖИСТАН

Что за ветроворот коснулся чувств наших?

Это грохочет гроза, оцарапав

безмятежные озера воды

и закружив тени дня одного -

как колесо, что несло нас

от рассвета к закату, пока мы

ковыляли своею дорогой…

Что за ворот скрипит, предвещает беду?

Это мягкая зыбь — лишь колеблет

пред нами пробковый поплавок

с пурпурным его ароматом

манящим — будто в доспех

он облачён лепестковый

но лепестки те — не пепел ли

в сумерек мареве алом?..

Рыбак (род.?). Рождение слуха

ГЛАВА ПЯТАЯ

И если тебя он узрит в своих снах

как в умиротворённой

ночи

под крепкою веткой

качаешься ты

и тени твоей худоба

укрытая под капюшоном

узлом перехвачена, что на верёвке, —

когда человек тот пройдёт

на ветерке от движенья его

твои окоченевшие ноги

взметнутся

в попытке пустой убежать…

Рыбак (род.?). Рождение слуха

907-й год Третьего тысячелетия

Пора Фандереи, год Пяти клыков

Две тысячи лет с рождения града Даруджистана

Во сне маленький толстый человечек видел, как выходит из Даруджистана через Двуволовые ворота и направляется в сторону заходящего солнца. Он так спешил, что на ветру хлопали потёртые полы его выцветшего красного кафтана. Он не имел ни малейшего представления о том, как далеко предстоит идти. Ноги уже болели. Много горестей в мире, но вот это — всем мукам мука. В минуты пробуждения совести он ставил беды мира превыше собственных. К счастью, подумал он, случается это нечасто, и уж точно, сказал он себе, не в этот раз.

— Увы, всё тот же сон приводит в движенье оснащённые пальцами приспособления под сими слабыми коленями, — он вздохнул. — Всегда один и тот же сон.

Это было правдой. Он видел впереди солнце, оседлавшее дальние холмы, — медный диск в дымном мареве. Ноги несли его по извилистой грязной улочке гадробийских Трущоб, справа и слева лачуги и хибарки прятались в наступающей мгле. У соседнего костра старики, закутанные в потрёпанные жёлтые балахоны прокажённых, замолкли при его приближении. Женщины в таких же одеяниях стояли у грязноватого колодца и даже на миг отвлеклись от своего занятия — купания кошек. Глубокий символизм этого увеселения он не смог постичь и поспешил дальше.

Он пересёк мост через реку Майтен, миновал бивуаки гадробийских пастухов и вышел на открытую дорогу, проложенную между обширными виноградниками. Там он задержался, размышляя о вине, которое родится из этих сочных гроздьев. Но сны обладали собственной силой и несли его вперёд, так что эта мысль оказалась мимолётной.

Он понимал, что его сознание обратилось в бегство — бежало от обречённого города за спиной, от тёмного, мрачного пятна в небе над Даруджистаном, но в первую очередь — от всего, что знал, и всего, чем был сновидец.

Другим Дар позволял читать рисунки трещин на брошенной в огонь лопатке или расклады Оракулов из Колоды Драконов. Круппу такая претенциозность была ни к чему. Сила предвидения жила в его голове, этого он не мог отрицать, как бы ни старался. В стенах его черепа звенела пророческая песнь и эхом отдавалась в костях.

Он пробормотал себе под нос:

— Разумеется, это грёза, побег во сне. Быть может, думает Крупп, на этот раз он вправду сбежит. Дураком ведь Круппа не назовёшь, в конце-то концов. Толстым, ленивым, неопрятным — да; склонным к излишествам — конечно; несколько неуклюжим в обращении с тарелкой супа — практически наверняка. Но не дураком. Настали такие времена, когда мудрым пора сделать выбор. Ведь мудро же полагать чужие жизни менее важными, чем собственную? О, весьма мудро. Да, Крупп мудр.

Он остановился, чтобы перевести дыхание. Холмы и солнце над ними, казалось, ничуть не приблизились. Таковы эти сны — спешат, словно юность, которая изо всех сил старается быстрее стать зрелостью, опрометчивая цель, не оставляющая дороги назад — но кто же сейчас помянул юность? Точнее, одного конкретного юношу?

— Несомненно, не мудрый Крупп! Мысль его блуждает, — тут Крупп великодушно прощает себе каламбур, — измученная болью в ступнях, утомлённых, о нет, полустёртых от такого безрассудного странствия. Наверняка уже появились волдыри. Нога сетует и умоляет умастить себя тёплым и мягким бальзамом. И подруга её также возвышает голос в общем хоре. Ах! Какая литания! Какой вопль отчаяния! Но оставьте жалобы, милые мои крылья бегства! Разве далеко нам осталось до солнца? Вот ведь оно — прямо за холмами, в этом Крупп уверен. Несомненно, не дальше. О да, несомненно, как вечное вращенье монеты — но кто говорил о монетах? Крупп заявляет о своей непричастности!