Збигнев Херберт - Натюрморт с удилами

• Название: Натюрморт с удилами
• Автор: Збигнев Херберт
• Издательство: Издательство Ивана Лимбаха
• Жанр: Публицистика
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-89059-194-4

Збигнев Херберт (1924–1988) — один из крупнейших польских поэтов XX века, эссеист и драматург.

Книга посвящена голландской живописи XVII века, увиденной глазами заинтересованного зрителя, «руководимого симпатией, антипатией, застенчивым обожанием, неистовой неприязнью».

По эстетической и культурологической значимости эта книга является вершиной эссеистики Херберта. Она переведена на многие европейские языки. На русском языке публикуется впервые.

(12+)

---

Теперь все зависело от непредсказуемого фактора, то есть от погоды. Вначале был неподходящий ветер — с севера, но вскоре он изменил направление на долгожданное юго-западное и через отверстия, сделанные в плотинах, погнал массы воды в направлении Лейдена. Наступлению войск предшествовало наступление стихии.

Противник был полностью обескуражен. Испанцы, правда, пытались спасти положение, спешно поправляя разрушенные плотины, но тут в бой вступили голландские галеры, открыв огонь из всех своих орудий. В недостаточно глубоких местах матросы выпрыгивали из галер и толкали их в сторону неприятельских укреплений. Вот тема для живописца эпохи барокко! Если бы Рубенс изобразил эту битву, то, наверное, представил бы ее как битву Нептуна с сухопутными божествами.

Испанские войска не были в состоянии использовать свое численное превосходство, у них не хватало тактического умения. Сухопутные войска, стоящие по колено в воде и сражающиеся с флотом, — это чистый абсурд. Оставался единственный выход — поспешное снятие осады и позорное отступление. 3 сентября 1574 года в восемь утра спешивший на помощь осажденным голландский отряд во главе с адмиралом Луи де Буасо торжественно вошел в городские ворота, с энтузиазмом встреченный жителями.

Что осталось в нынешнем Лейдене от тех дней страданий и славы? В тени старых платанов — памятник мужественному бургомистру Питеру Адриану ван дер Верффу. На его плечи наброшен плащ, как если бы он шел на обычное заседание городского совета, и только шпага на боку свидетельствует, что в городе в то время решались вопросы жизни и смерти. В парке есть также старая башня, от которой в последнюю ночь осады испанские орудия отбили большой кусок стены. Сохранился еще помнящий те времена красивый дом, украшенный птичьим орнаментом. В нем жили три брата: Ян, Ульрих и Виллем, по профессии городские музыканты, увлекавшиеся разведением почтовых голубей. Во время осады им выпала особо важная роль. Они сделались почти что учреждением, причем двойного назначения — министерства почты, так как поддерживали единственный возможный в тех условиях контакт с внешним миром, а также министерства пропаганды, поскольку голуби были неутомимыми послами надежды, обещавшими защитникам быструю помощь.

В лейденском музее находится большой гобелен, на котором изображена атака голландской флотилии на испанские редуты. Она увидена как бы взглядом картографа — огромная зеленая равнина, пересеченная во многих местах голубыми линиями рек и каналов, среди которых кишат наподобие насекомых маленькие человечки. История с точки зрения Господа Бога.

В самом музее нет ни пушек, ни вражеских знамен, нет также зазубренных мечей или расколотых шлемов, словом, всего того почтенного хлама, который можно найти в других европейских музейных собраниях, посвященных выдающимся событиям прошлого. Зато на почетном месте помещен особенный военный трофей — большой медный котел для приготовления солдатской пищи, который испанцы бросили во время бегства. Котел — символ возвращения к нормальной жизни или, если угодно, символ победы.

В течение восьмидесяти лет борьбы за независимость голландцы предъявили неисчислимые доказательства мужества, стойкости и решимости. Но эта долгая война не была похожа на другие войны, которые велись тогда в Европе. Это было столкновение двух различных жизненных идеалов, двух систем ценностей и, если можно так выразиться, лишь немного преувеличивая, — двух противоположных цивилизаций: аристократическо-военной у испанцев и мещанско-крестьянской — у голландцев.

Стоит привести одну весьма характерную подробность. Хроникер обороны Лейдена с явным удовлетворением пишет о том, что во время штурма, когда разрушались находящиеся в непосредственной близости от города плотины, погибло всего пять или шесть человек. Такое мизерное число жертв вообще не обратило бы на себя внимание европейских историков.

Война была для голландцев отнюдь не прекрасным ремеслом, приключением молодости, увенчивающим мужскую жизнь. Они воспринимали ее без экзальтации, но и без протеста, как если бы речь шла о сражении со стихией. В подобном кодексе поведения нет места для героических подвигов и эффектной смерти на поле брани. Наоборот, речь шла о том, чтобы спастись, уцелеть, с наименьшим ущербом выйти из бури, сохранив свою голову и имущество.

Жестокому насилию испанских интервентов противостояла голландская интеллигентность, точный купеческий расчет, организационные таланты, наконец, хитрые уловки. Я согласен с тем, что это были отнюдь не рыцарские достоинства. Если бы голландцы брали пример с героев исторических эпопей, то им, наверное, был бы ближе Одиссей, нежели Ахилл.

Впрочем, не стоит обращаться к древней мифологии. Характер и структура голландского общества объясняют очень многое. Военные не представляли в Голландии особого общественного слоя, окруженного нимбом славы или пользующегося особенным престижем. Дворянство, которое в остальной части Европы составляло офицерский корпус, являющийся носителем вековых традиций, в Республике не играло особой роли. Молодой человек, записавшийся солдатом в армию, носил (если обратиться к этому архаизму) не жезл маршала в своем ранце, а лишь горький хлеб бедняка, без каких-либо перспектив на улыбку Фортуны. Раненый или больной, он чаще всего умирал в каком-нибудь неприглядном лазарете, где безумствовали эпидемии. Ветеранам приходилось просить милостыню на улицах городов.

В Голландии не было регулярной армии. Она не являлась школой гражданского духа, как у древних римлян; престиж государства основывался на чем-то совершенно ином. Отсюда и чисто функциональное отношение к вооруженным силам: во время войны численность национальной армии достигала ста тысяч, а в мирное время уменьшалась до двадцати тысяч солдат.

В армии Республики преобладали иностранцы; ядро сухопутных сил составляли наемники, только флот был «чисто» голландским. Сыновья Марса попросту покупались за деньги. Во время осады Хертогенбоса — в решающей стадии освободительной борьбы — армия, предводителем которой был наместник Фридрих Генрих, состояла из трех голландских полков (причем это вовсе не были добровольцы) и пятнадцати наемных: фризских{98}, валлонских, немецких, французских, шотландских и английских. Вся эта пестрая смесь не носила мундиров. Шлем, панцирь, иногда шарф с отличительными цветами отряда — все это выглядело очень невзрачно по сравнению с ярким птичьим оперением французских или итальянских войск. Рисовать тут было нечего.

Военные воспоминания быстро стираются. Заказчик картины — капитан корабля, крестьянин, купец или ремесленник — хотел видеть на ней прежде всего самого себя и окружающий его мир: это интерьер дома, где семья собирается по случаю крестин или свадьбы; сельская дорога, усаженная деревьями, на которые падает свет полуденного солнца; или же родной город на широкой равнине.

Так что это искусство было мало патриотичным, если под словом «патриотизм» понимать ненависть к давним, нынешним и даже потенциальным врагам. Голландцы не оставили нам картин, на которых побежденного противника волокли в прахе бесчестия за колесницей победителя.

А ведь они с такой любовью изображали морские баталии! Классическим примером такого жанра служит знаменитая картина Хендрика Вроома{99} «Битва под Гибралтаром 25 апреля 1607 года». На первом плане голландский военный корабль врезается носом в палубу испанского флагманского корабля. В картине полно роскошных, если можно столь бестактно выразиться, деталей — красные и желтые хвосты взрывов, взлетающие в воздух и тонущие в море люди и обломки мачт; тысячи мелких деталей, переданных с точностью художника-миниатюриста. И все это показано как бы через подзорную трубу, в далекой перспективе, умиротворяющей ужас и страсти. Битва, превращенная в балет, разноцветную феерию.

Бенжамен Констан в одном из писем к мадам де Сталь, с энтузиазмом отзывается об истории Голландии, такой непохожей на историю других европейских государств: «Никогда этот мужественный народ не объявлял войны своим соседям, никогда не нападал, не опустошал и не грабил их» (автор деликатно умалчивает о колониальных завоеваниях, речь идет только о соседях). Возможно, это замечание французского писателя акцентирует существенную черту голландского характера. Кто-то заметил: «Религия Эразма — это Голландия». Не будет большим преувеличением сказать, что этим маленьким народом владел дух философа из Роттердама, который превыше всего ценил достоинства умеренности и доброты.

Хендрик Вроом. Битва под Гибралтаром 25 апреля 1607 года.

Однажды в зимний предполдень во время прогулки по берлинскому Грюнвальду я заглянул в охотничий замок Я давно слышал о находившейся там коллекции фламандского и голландского искусства, но пришел как бы по обязанности, не рассчитывая ни на какие открытия. Я рассчитывал узреть еще одно посредственное собрание (о, монотонность второразрядных художников великих школ!) портретов, охотничьих сцен, натюрмортов, которыми увешаны стены многих аристократических резиденций.