Збигнев Херберт - Натюрморт с удилами

• Название: Натюрморт с удилами
• Автор: Збигнев Херберт
• Издательство: Издательство Ивана Лимбаха
• Жанр: Публицистика
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-89059-194-4

Збигнев Херберт (1924–1988) — один из крупнейших польских поэтов XX века, эссеист и драматург.

Книга посвящена голландской живописи XVII века, увиденной глазами заинтересованного зрителя, «руководимого симпатией, антипатией, застенчивым обожанием, неистовой неприязнью».

По эстетической и культурологической значимости эта книга является вершиной эссеистики Херберта. Она переведена на многие европейские языки. На русском языке публикуется впервые.

(12+)

---

Согласно первой версии, капитан встал и произнес длинную проповедь, полную библейских цитат. Он говорил о жертве Исаака, которая, как мы знаем, была отвергнута Богом, а также о десяти заповедях, обязанности любить ближнего и так далее, и так далее. Возникает сюрреалистическая картина: черный амвон проповедника, возвышающийся над бескрайним простором соленых вод Однако, по сути, шлюпка, брошенная на волю волн, вовсе не была каменным нефом собора, а горстка обезумевших моряков, терпящих крушение, ничем не напоминала сытых и празднично одетых мещан, собравшихся на воскресное богослужение. Момент совершенно не подходил для упражнений в церковной риторике. Чтобы не допустить убийства, нужно было действовать быстро, решительно и без колебаний.

По другой версии передачи событий Бонтекоэ удалось переубедить Йооста, и тот отказался от выполнения своего злодейского намерения. Была достигнута договоренность: если в течение трех дней морякам не удастся добраться до суши, то мальчика можно будет убить. Этот трехдневный срок (магическая цифра три!) не имел под собой никакого рационального обоснования, никто ведь даже приблизительно не знал, где находится шлюпка. Кроме того, такая постановка вопроса была равнозначна тому, что капитан согласился на убийство, и означала бы, по существу, только отсрочку приговора. Бонтекоэ тем самым становился на сторону убийц, признавая в некотором роде их правоту.

И наконец, третья версия, наиболее правдоподобная: капитан вскакивает с места и кричит, что тот, кто посмеет тронуть мальчика, не получит дневного жалованья и своей порции продовольствия, а когда они вернутся в Амстердам, будет повешен за стенами города на самой высокой виселице. Угроза эта была совершенно абстрактной, если учесть безнадежную ситуацию потерпевших кораблекрушение, однако ее эффект оказался молниеносным. Он вернул обезумевшим от жажды и голода морякам ощущение морального порядка, представив перед ними ясную картину цивилизации, основаниями которой являются жратва, деньги и деревянный столб с поперечиной наверху.

Длинный Геррит

Геррит родился в небольшом селе в окрестностях Веере и, подобно всем мужчинам в его семье, предназначался для профессии рыбака. Как водится, в конце своей трудолюбивой жизни он передал бы сыновьям лодку и дом, а сам довольствовался бы двумя саженями кислой почвы. Однако природа, которая обычно весьма тщательно отмеряет формы своих созданий, сделала его исключением. К изумлению родителей, он рос да рос, пока в возрасте семнадцати лет не достиг высоты в два метра пятьдесят девять сантиметров. Несомненно, он был самым высоким мужчиной, когда-либо ступавшим по голландской земле. В горном краю это еще можно было как-нибудь скрыть; но здесь, на великой равнине, его рост представлял постоянную, хотя и ненамеренную провокацию.

Одаренный огромной силой, по природе он был тихим, ласковым и печальным. У него не было друзей, избегали его и девушки. Больше всего он любил сидеть в уголке избы и глядеть, как в солнечном луче кружится земная пыль.

Родители не слишком удерживали его, и Геррит решил отправиться в мир, превратив свою аномалию в профессию. Он странствовал от села к селу, от города к городу и на ярмарках и народных гуляниях ломал подковы, сгибал железные полосы, легко, словно мячики, подбрасывал пивные бочки, голыми руками останавливал разогнавшегося коня. Ему приходилось выдерживать тяжелую конкуренцию с другими чудесами природы — свиньей с двумя головами, шестиногой собакой, лошадью, умевшей считать, а также с фокусниками, канатоходцами, глотателями расплавленной серы и клоунами с круглыми животами, падавшими лицом в грязь.

Среди шарлатанов, гадалок и крысоловов, в оглушительном гвалте бубнов и труб, в выкриках пляшущих в хороводе крестьян, в запахах мяса, чеснока и сладких булок возвышался Геррит, подобно мачте, — и, признаем честно, зарабатывал не много. В его голубых глазах таилась тоска отца большого семейства. Большой семьей Геррита было его огромное ненасытное тело.

Однажды осенним утром 1688 года Длинного Геррита нашли в переулке неподалеку от Ньюве Грахт в Харлеме. Он лежал лицом вниз. Куртка его пропиталась дождем и кровью. Ему нанесли несколько ударов ножом. Убийц, вероятно, было несколько, а льняной мешочек с деньгами, оставшийся на груди, позволял сделать вывод, что убийство было совершено не с целью грабежа. Тело Геррита было отдано университету в Лейдене, так что у него не было даже приличных похорон. Все же несколько слуг божьих упомянули его убийство в своих проповедях, а один в риторическом запале даже сказал, что Герриту нанесли столько же ударов, сколько Юлию Цезарю. Неизвестно, на чем была основана эта возвышенная аналогия.

Быть может, проповедник стремился дать понять, что республиканское здравомыслие заставляет с одинаковой ненавистью относиться как к императорам, так и к великанам.

Портрет в черной рамке

Не знаю, почему они выбирали именно меня — эти старички — и подсаживались ко мне в барах, кофейнях, на скамейках в парке, желая, чтобы я выслушивал их длинные монологи, пересыпаемые названиями экзотических островов и океанов. Кто они теперь? Банкроты, лишенные богатства и власти. Свою роль принцев в изгнании они играли со сноровкой старых прожженных актеров. Одно нужно признать — они не были сентиментальными. Понимали, что не могут рассчитывать ни на аплодисменты, ни на сочувствие. Отгораживались от окружающего мира высокомерным презрением.

Они принадлежали к одной и той же расе, составляя, так сказать, особую разновидность рода человеческого. Их выдавали хищные лица, а также манера одеваться, их старомодная потрепанная элегантность — уцелевшая от потопа шляпа фантастической формы, платок в верхнем кармане пиджака, галстук с крупной жемчужиной, шелковый некогда платок, стареющий вместе с хозяином, напоминавший теперь пеньковую веревку, обернутую вокруг шеи.

Слушая их рассказы, я думал о молодом двадцатилетием человеке, который через пару дней после Рождества Христова 1607 года на борту корабля Ост-Индской компании отправился в путь на Дальний Восток Его звали Ян Питерсзоон Коэн, и был он сыном мелкого торговца из Хоорна. Его ожидало нешуточное задание — инспекция голландских колоний на Яве и Молуккских островах, составление рапортов о состоянии и перспективах торговли, а также о политической ситуации в тех далеких землях, где пересекались интересы великих колониальных держав. Таким было начало нашей эпопеи, невинным и незначительным.

Трудно сказать, чем руководствовались хозяева компании, выбрав именно этого молодого человека, обладавшего ничтожным опытом. Был ли это слепой жребий, или же вопрос решило его лицо, известное нам по позднейшим портретам, лицо с чертами испанского завоевателя, неистовое, властное, непроницаемое.

А в колониях дела обстояли скверно, о чем Коэн и доносил в своих многочисленных рапортах, написанных со страстью и убежденностью апостола цивилизации белых людей. Население колоний деморализовано и не уверено в своем будущем; склады, конторы, форты и пристани находятся в печальном состоянии; коррупция и пьянство достигли пугающих размеров. Все это происходит на глазах у туземцев, которые только и ждут подходящего момента, чтобы перерезать горло захватчикам.

Поэтому Коэн требует оружия и солдат. «Вашим Высочествам, — пишет он в одном из писем компании, — следует знать, что невозможно вести войну без торговли и торговлю без войны». Он требует также, чтобы в колонию прислали молодых, морально незапятнанных, трудолюбивых голландцев, которые должны заменить подвергшихся дегенерации desperados[44]. Он просит своих хозяев — вещь небывалая — о присылке четырнадцатилетних девочек из голландских сиротских приютов, которым в будущем предстоит стать добродетельными женами колонизаторов.

Коэн — переполненный энергией и фонтанирующий идеями, вездесущий, постоянно курсирующий между Борнео, Суматрой, Целебесом и Явой, в своем характере объединил черты члена трибунала Священной инквизиции и конкистадора. В тридцать лет он назначается генеральным губернатором Ост-Индии, что дает ему почти неограниченную власть. Как учит исторический опыт, это, как правило, приводит к преступлениям.

Случилось так, что молоденького сержанта Кортенгоффа поймали на флирте с двенадцатилетней воспитанницей губернатора, Саартье Спекс. Оба были внебрачными детьми сотрудников компании — парочка недоростков, выросших без дома и любви. Хладнокровный Коэн лично продиктовал смертельный приговор для обоих.

Широким эхом отозвалось в Европе дело о карательной экспедиции против островов Амбон и Банда. В течение военного похода среди пятнадцати тысяч жителей этих островов четырнадцать тысяч были лишены жизни, а из оставшихся в живых — семьсот проданы в рабство. Некоторые утверждают, что фактическим виновником избиения был местный губернатор Сонк, а Коэн только отдал приказ об эвакуации туземцев. Слово «эвакуация» было понято как окончательная ликвидация, то есть переселение на тот свет. Подобные семантические недоразумения случаются лишь в странах, управляемых железной рукой.