Георгий Марягин - Озаренные

• Название: Озаренные
• Автор: Георгий Марягин
• Издательство: Издательство "Советская Россия"
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1961

Роман «Озаренные» посвящен людям сегодняшнего Донбасса.

В романе нарисованы картины донецкого степного раздолья, показана жизнь шахтеров, их труд.

---

Черкасов вспомнил, как на днях, во время селекторной переклички, начальник комбината предупредил его: «По-курортному живешь, Яков Иванович! Нужно бороться за проектные мощности. Только на «Глубокой» течение воды заметно, а на других — блаженствуют. Предупреждаю — готовься к новому плану». «Навалит такой план, что не поздоровится. Нет, нужно просто не возражать, признать ошибки. С работы не снимут. Опытные хозяйственники на дороге не валяются».

Серегин сидел, как на гвоздях, — ерзал на стуле, растерянно глядел по сторонам. Он до сих пор все не мог понять толком, из-за чего заварилась каша. «Ну проводили несколько раз дни повышенной добычи — так это для того, чтобы выполнить план. В других районах то же самое делают. Вон в Шуровском районе в День конституции работали...» Серегин зло посмотрел на Черкасова: «Черт пухлый, наверняка сейчас будет юлить, выгораживая себя, — мол, не получал направления от горкома...»

Коренев, раскрыв блокнот, сосредоточенно подчеркивал что-то карандашом.

Задумавшись, парторг вспомнил, как в конце месяца вместе с работниками комбината приезжали на шахту инструкторы обкома, помогли «выправлять» добычу и устроили день повышенной цикличности. «Почему обком смотрит сквозь пальцы на штурмовщину? — недоумевал Коренев. — Нужно будет сказать и об этом». Он невольно взглянул в сторону заведующего угольным сектором обкома Древалева, непоколебимо уверенного, спокойного.

Ручьев объявил очередное заседание бюро открытым. Инструктор промышленно-транспортного отдела скупо доложил о выполнении плана цикличности и состоянии подготовительных работ в Белопольском тресте.

Первым в прениях выступил начальник комбината. Он умело оперировал цифрами. Выходило, что управление комбината руководит абсолютно правильно, непогрешимо и не может отвечать за то, что в трестах самовольничают.

— А как критика газеты, правильна или нет, Матвей Данилович? Что же ты умалчиваешь о штурмовщине, об арифметических упражнениях в цикловании? — спросил его Ручьев.

Испарилось, как эфир, эпическое спокойствие начальника комбината. Нервничая, он стал обвинять автора статьи в передергивании цифр, в подборе случайных фактов.

— Ну, хорошо... хорошо... — поднимаясь из-за стола, прервал речь начальника комбината Ручьев. — Допустим, Матвей Данилыч, эти факты мелки. А вот есть там такой: в Белопольском тресте на работу по графику переведено двадцать лав, циклуются двадцать, но каждый месяц все новые. Так ведь? Этого ты не опровергаешь?

— Я неоднократно предупреждал товарища Черкасова! — громко воскликнул начальник комбината.

Все рассмеялись.

— А что в других трестах и районах? — спросили из зала.

— Такая же картина, — сурово произнес заведующий угольным сектором Древалев.

— Печально для нас, товарищ Древалев! Комбинат регистрирует: «съедают» линии забоев, и мы тоже регистрируем, — заметил Ручьев. — Как будет комбинат выходить из положения?

— Мы готовим мероприятия, Дмитрий Алексеевич, — неуверенно ответил начальник комбината. — На подготовительные работы все силы бросим. Все это уже намечено. — Матвей Данилыч обвел всех взглядом и, помолчав, сел.

— Не хватило у тебя, Матвей Данилыч, пороху прямо сказать обо всем: и о штурмовщине, и о том, как вы «помогаете» новаторам... Слово товарищу Серегину, секретарю Белопольского горкома, — произнес Ручьев.

Серегин поднялся так тяжело, будто своды здания навалились на него. Взгляд его растерянно блуждал, он никак не мог собраться с мыслями — стал сбивчиво оправдываться.

— Признаюсь... завертелся, товарищи, заела текучка, — говорил Серегин, беспокойно глядя то на Ручьева, то на Древалева. — А потом, не под силу мне. Новые задачи, помощи нет. Я давно прошусь на учебу. Технику нужно освоить...

— Вы, кажется, шесть лет работаете в угольном районе? — спросил Ручьев.

— Шесть лет, — ответил Серегин, упираясь взглядом в стол. — Но я же не горняк, товарищи!

— За шесть лет можно было изучить горное дело, разобраться, что творится в тресте, — не без ехидства тихонько заметил Древалев.

— Так же, как нам можно было разобраться в стиле работы Серегина, товарищ Древалев, и в том, что на шахтах исподволь штурмуют, не без нашей помощи, — многозначительно сказал Ручьев. — Не помогли горкому.

Серегин, ухватившись за слова Ручьева, словно за спасательный круг, стал откровенно рассказывать, как организованно устраивали дни штурмов.

Черкасов поразил всех. Никто еще не слышал такого самокритичного выступления Якова Ивановича. Можно было подумать, что ему поручили сделать содоклад по обследованию треста. Он привел новые факты, беспощадные, изобличающие однобокость и близорукость руководителей треста, горкома. Всем стало ясно — в Белополье добывали уголь, не считаясь ни с какими затратами, работали по-делячески.

— Честно скажу: ехал я сюда на бюро обкома, — говорил Черкасов, — с твердым убеждением, что товарищ Коренев неправ. А сейчас, как пелену с глаз сняли. Сам поразился, как же я мог не заботиться о завтрашнем дне?! Признаю свою ошибку! Прав товарищ Коренев! И газета правильно выступила, вовремя. Увлеклись мы арифметикой!.. — Чем больше говорил Яков Иванович, тем увереннее становился его голос.

Ручьев со скрытой усмешкой поглядывал на Черкасова: «Хитер Яков Иванович. Это не Серегин: умел грешить, умеет каяться...»

Когда Черкасов, вспотевший, красный, неуверенно сел на свое место, он, заискивая, примирительно, взглянул на Коренева.

— Я ждал других выступлений на бюро обкома, — неторопливо начал Коренев, взяв слово. — Стоит ли говорить о том, что вскрыто? Нужно думать о другом — о том, чтобы обеспечить нарезку новых лав. А у нас об этом не заботятся. Технику не уважают. Прибыли породопогрузчики в трест, их передали в другой комбинат...

— Товарищ Коренев, вы вводите в заблуждение бюро обкома! — подскочил Черкасов. — Они по габариту не подходили для наших штреков...

— А на других шахтах подошли ведь?! Переделали! — сказал начальник комбината.

Ручьев постучал карандашом по бювару.

Не обращая внимания на реплику Черкасова, Коренев повел речь о преимуществах длинных лав, о том, что руководство комбината недооценивает этих преимуществ: во всем комбинате пока только три лавы длиною в двести метров, а остальные — по шестьдесят-сто метров.

— Новое назрело в организации труда. За счет широкого фронта с быстрой выемкой можно увеличить добычу, а не штурмами, — закончил Коренев свое выступление.

Бюро обкома приняло решение: за штурмовщину, пренебрежение к подготовительным работам Серегину и Черкасову объявить строгий выговор, начальнику комбината и заведующему угольным сектором обкома Древалеву поставить на вид.

«Пронесло!.. — перескакивая через две ступени, Черкасов после окончания бюро несся, как на крыльях, к выходу. — Теперь нужно только со «Сколом» дело поправить... Снова греметь будем».

— Как дела, Яков Иванович? — окликнул его директор машиностроительного завода у самого входа.

— Осколочное ранение, — улыбнулся Черкасов. — Стреляли из шестидюймовых, думал — на куски разнесут... Получали и выговора — не привыкать!

— Верно, Яша. Выговор — это дело преходящее, с выговором жить можно, — согласился директор завода. — У меня их, как у старого солдата медалей...

26

Тесными стали сутки Вари. Все время было по минутам разверстано с утра до полуночи — на лекции, чтение учебников, занятия в клинике. Варя с трудом выкраивала вечерние часы для театра и кино. Она мечтала как следует отоспаться в воскресенье, но на доске объявлений появлялось очередное соблазнительное сообщение об экскурсии в Останкино или Кусково, культпоходе в Третьяковку или Литературный музей...

Ни занятость, ни усталость не могли ее разлучить с мыслями об Алексее. Она думала о нем на занятиях, в театре, в автобусе... Очень хотелось скорее вернуться домой, в Белополье... О дочери она не тревожилась. Елка с Татьяной, как с матерью. Но в большом, людном, радостно-шумном городе Варя нередко чувствовала себя одинокой…

Она отсчитывала каждый день своего пребывания на курсах, по-детски обрадовалась, узнав, что сможет выехать из Москвы на полмесяца раньше, и телеграфом сообщила об этом Алексею.

Два раза Варя пыталась поговорить с Алексеем по телефону, но даже в воскресенье его не оказалось дома. «День и ночь возится со своим «Сколом», — сердилась она.

Наступило время, когда ей во что бы то ни стало нужно было поговорить с ним — такая неуемная радость внезапно ворвалась в ее жизнь, что уже нельзя было раздумывать о том, пропустить или не пропустить лекцию.

Варя так разлетелась, когда ее пригласили в кабину для разговора с Белопольем, что чуть не сбила кого-то с ног.

— Я готова бросить все и ехать сейчас же, — крикнула она в трубку, как только услышала голос Алексея...