Бен-Цион Динур - Мир, которого не стало

• Название: Мир, которого не стало
• Автор: Бен-Цион Динур
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-93273-282-2

Воспоминания выдающегося израильского историка и общественного деятеля Б.-Ц.Динура, впервые опубликованные на иврите в 1958 г., охватывают период с начала 1880-х гг. до первой половины 1910-х гг. Основываясь на личных записях этого времени, автор воссоздает подробную картину еврейской религиозно-общинной, культурной и общественно-политической жизни в Российской империи и Германии. Уникальный исторический материал, представленный в воспоминаниях Динура, позволяет русскому читателю по-новому взглянуть на жизнь различных слоев российского общества на рубеже веков.

---

Дядя и тетя вставали довольно поздно, и, чтобы моей «работе» никто не мешал, я старался вставать как можно раньше; я садился в гостиной на диване у окна, там была полная тишина, и чтение в эти часы доставляло мне большое удовольствие. Как-то раз, утром, когда мое «сочинение» было уже готово, в комнату неожиданно вошел дядя и увидел, как я что-то пишу в тетради. «Доброе утро, с каких это пор ты начал так рано вставать, пока все еще спят? Тебе не хватает времени в течение дня, и ты решил вставать до рассвета и трудиться! Покажи-ка мне, что ты пишешь?!» Его тяжелое дыхание стремительно коснулось меня, он взял тетрадь, заглянул туда, удивился тому, что в ней написано, и забрал ее с собой. Потом он передал ее р. Элиэзеру-Моше. Тот позвал меня к себе: «Так, значит, вот зачем ты сидел долгими ночами! Ты доказал великую вещь! Доказал, что наш род действительно идет от первого человека! Если б не ты, мы бы об этом даже не догадывались!!! И стоило ради этого столько трудиться?! Запомни правило – если человек что-то пишет, то он должен сказать этим нечто новое, то, чего еще никто не знает. А то, что ты написал, это все пустяки. Он, видите ли, доказал, что мы все – потомки Адама! Чепуха это все! Жалко на это времени!» Я с ним не спорил и смирился со своей участью, особенно после того, как он доказал, что моя «цепочка поколений» является обрывочной и неточной…

Как я уже говорил, я был единственным ребенком в доме у дяди, и довольно часто мне становилось скучно. Самым большим удовольствием для меня в ту зиму было сидеть возле дровяной печки, глядеть, как пылают поленья и как схватывается пламя, следить за удивительными цветами пламени. Особенно мне нравилось смотреть на голубой огонь, внутри которого пламя становилось белесым и почти прозрачным. Чтобы найти «голубой огонь», мне приходилось ворочать поленья кочергой, и от этого пламя вспыхивало еще сильнее. Как-то раз, когда я ворошил дрова, от раскаленного чурбачка отскочил пылающий уголек и попал мне в правую щеку… Два месяца я болел. Когда я вернулся в хедер, дети заметили – на моей правой щеке вырезан знак, похожий на крест. Дети спросили меня: «Как на тебе оказался крест, кто его нацарапал тебе на щеке?» Я стал рассказывать: «Как-то раз я шел из хедера домой, дорога шла мимо церкви, началась страшная буря, ветер подхватил меня и понес все выше и выше, к золотому куполу церкви; порывом вихря меня бросило на самую макушку купола, и я поранился о крест щекой; больно не было, я даже ничего не почувствовал, но когда я как-то раз посмотрел на огонь – меня поразило огнем, и на щеке проявился крест». Эта фантастическая история породила ужас в сердцах учеников. Дети сказали мне: это плохой знак, тебе следует молиться, чтобы с тобой не случилось того, что случилось с Файвлом, сыном меламеда Шауля, который стал выкрестом. Я сразу пожалел о том, что придумал эту историю, но сделанного не воротишь.

Мои друзья были значительно старше меня и часто влияли на меня не лучшим образом. По вине одного из них я и покинул дядин дом.

Прадед р. Авраам любил собирать не только календари и старые газеты, но также и древние монеты. У него были монеты времен царя Ивана Васильевича (Ивана Грозного), Петра Великого и много разных других монет. Еще была большая коробка, в которой лежали иностранные монеты почти всех стран. На исходе субботы дядя и тетя очень любили выкладывать монеты на стол и учить меня по ним истории: показывать, как выглядели русские цари. Я рассказал об этом одному из моих друзей, которого звали Мотл, ему было 14 лет. Мне тогда только-только исполнилось 9. Он сказал мне, что у него тоже есть монеты, и предложил мне попросить у тети разрешения поменяться с ним монетами. Я уже рассказывал, что эта моя тетя была добросердечной и слабохарактерной; она даже довольно долго была душевнобольной. Я пришел к ней и, держа в руке несколько монет моего друга, изложил ей его просьбу. Она стала меня ругать, но тем не менее взяла монетки и сказала, что она должна проверить, есть ли у нее такие. Потом она дала мне несколько других монеток – и так началась торговля. Тетя умоляла меня, чтобы я никому не говорил об этом, и особенно дяде. Я дал ей торжественное обещание на цицит и поклялся страшной клятвой. Тем временем несколько монет деда оказались на рынке, и это стало известно. Дядя начал проверять коллекцию и обнаружил, что, действительно, нескольких монет не хватает, а вместо них имеются другие, менее ценные. Началось расследование, как исчезли монеты из коробки и откуда взялись монеты, которых не было раньше. Это было для меня очень тяжелое испытание, так как меня обвинили в том, что я взял монеты себе. Тетя сказала, что она знает, что я невиновен.

– Что??!! Он невиновен?? Только три человека могли их взять: или я, или ты, или он. Он не брал, и я не брал, значит, ты взяла!

– Я не брала.

– А если так, почему ты просишь сжалиться над ним?

Я заплакал и сказал:

– Тетя права.

– Она дала их тебе?

– Нет.

– Но монеты не умеют сами ходить!

И все-таки я выдержал испытание и ничего ему не рассказал. С тех пор тетя звала меня «мой праведник», и ее чувство благодарности и любви ко мне не имело границ.

Спустя какое-то время тетя рассказала об этом моему отцу и сказала ему, что я спас ей жизнь, потому что она бы, конечно же, слегла от дядиного гнева. Вот что я сказал дяде: «Ты не веришь, что их взял не я, что я невиновен, хотя я клялся, что я их не брал, поэтому я не хочу оставаться здесь более ни минуты», – и ушел из его дома. Потом дядя приходил к нам и даже присылал тетю, чтобы она уговорила меня вернуться к ним, но я стоял на своем. Мой отец – единственный, кто знал всю правду, – проникся ко мне с тех пор уважением и как-то даже сказал мне: «Не используй во зло хороший поступок, который тебе довелось совершить, – не впадай в грех гордыни; ты не должен мечтать о том, что станешь большим праведником. Не стоит специально заботиться о том, чтобы стать праведником, это происходит само собой…»

Дяде в своей жизни довелось много поездить: он бывал на Волге, в Крыму, на Кавказе и в Персии. Я очень любил слушать его рассказы. У меня создавалось впечатление, что фантазии в его рассказах было больше, чем реальности, но мне было интересно слушать само повествование. Когда он начинал свой рассказ с фразы «это была истинная правда», я сразу понимал, сейчас он будет рассказывать захватывающие небылицы.

У нас с дядей были очень хорошие дружеские отношения. Спустя несколько лет он сильно заболел; врач установил, что у него болезнь печени, и эта болезнь причиняет ему тяжелые и длительные боли, и нужно найти способ отвлечь его от этих болей. Мне тогда было уже шестнадцать лет, я как раз вернулся домой и пошел навестить его. Тетя попросила моего совета. Я сказал ей: «У дяди богатая фантазия, но он никогда не читал романы, поэтому возьми интересный роман на идише, длинный роман в нескольких томах, захватывающий роман с напряженным действием, и читай ему вслух, не торопясь: это поможет». Я искал, нашел и принес ей роман «Дер штумер бетлер»{107} («Немой попрошайка») в семи томах. Она читала ему, и в день своей смерти, когда он почувствовал, что умирает, он сказал жене: «Тамара, читай быстрей, я хочу знать, чем там кончится!» Когда мне об этом рассказали – а я тогда уже был в Вильно (мне рассказал об этом двоюродный брат, приехавший меня навестить, и еще сказал, что даже врач оценил мой совет), – я почувствовал: как свежа была душа этого старого человека! Я много раз вспоминал этот случай, говоря о силе воображения.

Из воспоминаний того года – 5653-го – в моем сердце остался день Ту би-Шват{108}, который пришелся на среду, 20 января 1893 года. В тот день я первый раз пришел в окружной суд. Большое новое здание суда, роскошное и красивое, располагалось напротив дома дяди Кальмана. В этот день перед судом предстал мой старший дядя р. Элиэзер-Моше. Его привлекли к суду за то, что он дал шойхетам уезда право осуществлять от своего имени религиозные обряды: заключать браки, делать обрезание и тому подобные действия, которые в качестве казенного раввина он должен был выполнять сам, а не передавать полномочия кому-то другому. Дядя защищал себя сам; он говорил, что не может находиться одновременно сразу в нескольких местах и поэтому назначает своих представителей, потому что «посланец человека – как сам он». Сам же он несет ответственность за записи в метриках, которые ведет только он… Дядина семья была взбудоражена. После суда, на котором дядя полностью снял с себя всю вину, в доме дяди состоялась праздничная вечеринка, все пели и плясали, и дядя тоже плясал… со мной! Это было после того, как дядя произнес хасидскую проповедь на злобу дня и я ее повторил. Это была первая в моей жизни хасидская проповедь.

Глава 5. Друзья и развлечения

У нас с моим старшим братом было немало друзей – из самых разных городских сословий. Прежде всего, товарищи по хедеру, среди которых были наши самые верные друзья. Тот же Мотл, по милости которого я оказался замешан в «деле о старинных монетах», зимой всегда провожал нас до дома: мы учились до позднего вечера и возвращались домой, держа в руках зажженные фонари. Мотл был на голову выше нас всех, у него был самый большой фонарь и огромные сапоги; он шел впереди уверенным шагом. Слыша его громкий голос, мы успокаивались и чувствовали себя в безопасности, за это мы были ему благодарны. Еще у нас были «садовые» друзья: вместе с ними мы залезали в городские сады и обирали там вишни, груши, яблоки и персики – в зависимости от того, на какие фрукты был сезон. Особенно полюбился нам городской сад Синчуха – это был самый большой фруктовый сад в городе, в середине сада стоял колодец с вкусной и сладкой водой, вокруг – тенистая роща, а в ней – чудесная беседка; но сад сторожили собаки – нужно было заманивать их в другой конец сада и «запутывать следы». Мотл очень хорошо умел это делать. А были «субботние» друзья: мы собирались по субботам в доме одного из товарищей, и его родители угощали нас яблочным или хлебным квасом (а иногда даже квасом из принесенных нами фруктов), рассказывали истории и читали вслух интересные книги. Начало этой замечательной традиции положил учитель по фамилии Донской (а звали его, кажется, Моше), преподававший сыновьям знатных богачей. Он был пожилой человек (еще в 60-е годы он писал статьи в файновский еженедельник «ха-Кармель»), эрудированный, образованный, вежливый, обходительный и с приятными манерами. Говаривали – и не без оснований, – что он был склонен «прикладываться к бутылке»: временами он запирался у себя в комнате и целыми днями «глушил горькую»; затем протрезвлялся, появлялся на людях, а потом все повторялось опять. Донской был одним из немногих в городе, кто близко общался с моим отцом. В дни запоев он иногда звал его и изливал душу. Донской публично называл отца ученым и скрытым праведником. Он откровенно восхищался им и, как мне кажется, во многом благодаря этому к нам тоже относился с симпатией. Обычно Донской звал на «Субботу благословения»{109} всех своих учеников и еще нескольких умных ребят. Он читал им «художественную прозу»: отрывки из «Сада развлечений» Аарона Розенфельда{110}, «Сборник рассказов» Йехуды Розенберга{111} и книги Кальмана Шульмана: «Суламифь», «Харэль», «Древние обычаи».