Елена Корджева - Рукопись из тайной комнаты. Книга вторая

• Название: Рукопись из тайной комнаты. Книга вторая
• Автор: Елена Корджева
• Жанр: Триллер
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-00071-394-5

«– Ты мне ничего не хочешь сказать? Может, помощь нужна?

Помощь была нужна, и Густа рассказала про шкатулку.

– И впрямь так опасно?

Она понимала, что папа переспрашивает просто так для порядку. На самом деле, он уже все понял сам и теперь ищет решение.

– Не знаю, – Густу и впрямь одолевали сомнения. – Это не граната, сама не взорвется. Но соблазн для недоброго человека слишком велик. А во время войны люди добрыми не часто бывают.

– Так что там спрятано-то? Деньги или, может, драгоценности какие?…»

В наши дни:

«…взлетел в воздух и серебристой рыбкой упал на пол, отбитый Алексом нож. Правда и сам парень, потеряв равновесие, с грохотом рухнул на пол, накрыв собой страшное оружие. А бандит – теперь уже сомневаться точно не приходилось – замахнулся на лежащего ногой в тяжелом рабочем ботинке. Нужно было срочно что-то делать!

И, схватив первое, что подвернулось под руку, она ринулась в драку. Светловолосая валькирия, вооруженная подвернувшейся под руку сковородкой, выглядела, вероятно, очень воинственно. Однако, Еве было не до красоты. Приложив одному из нападавших сковородкой по спине, девушка быстро сообразила – бить донышком неэффективно. И второму от нее досталось уже торцом по ребрам. Тот, охнув, согнулся и, по крайней мере на время, оказался нейтрализован. Однако, были еще двое…»

---

Поэтому, выдав новобрачным свидетельство, в котором было синим по кремовому написано, что Августа Лиепа с этого момента является Августой фон Дистелрой, пастор предупредил:

– Для официальных органов этого документа недостаточно. По божьим законам вы – муж и жена. Но вот с властями вам этот вопрос нужно будет решать отдельно.

То же самое правило действовало и в отношении детей. Никого больше не интересовали церковные таинства – Георг фон Дистелрой-младший и Эмилия фон Дистелрой, получив крещение и крестных родителей, пока не существовали для тяжёлой государственной машины.

Время неумолимо бежало вперёд. Его почти уж и не осталось, ибо Георгу нужно было уезжать: срок визы, полученной с таким трудом, стремительно кончался. И то, что нужно было решить, приходилось решать немедленно.

Условие задачи было простым, как в учебнике. Дано: два – два! – германских паспорта. Один, естественно, на имя Георга. А вот второй – Густа даже думать боялась, каким образом её Георг сумел добыть в нацистской, обуянной войной и накрытой прочной сетью Sicherheitspolizei[3] новёхонький немецкий паспорт – девственно пустой, терпеливо ожидающий своего часа. Паспорт был предназначен, естественно, для Густы – Георг и не помышлял о том, что стал отцом двух малышей. И вот теперь было абсолютно непонятно, каким образом один паспорт мог решить проблемы всей семьи. Задача, казалось, решения не имела.

Молодые придумывали и так и эдак, но, как ни крути, выходило плохо. Уехать вдвоём и оставить детей – невозможно. Густа и слышать об этом не хотела. Остаться и заняться официальными бумагами, вступить в тесный контакт с советской властью – Георг к этому был совершенно не готов, ни морально, ни, тем более, документально. Слишком много вопросов было бы задано ему, и слишком мало ответов могло быть получено. Решение никак не находилось, а время, отпущенное на счастье, уже истончилось в ниточку, вот-вот грозившую порваться.

Наконец супруги определились. Георг уезжает и забирает с собой одного из двойняшек. И сразу же начинает заниматься документами. Густа же со вторым малышом уедет вторым эшелоном.

Решение не было лёгким: остаться снова одной, в неведении, и при этом расставшись с ребёнком – Густа только недавно отняла годовалых карапузов от груди… Но как не крутили, как не пытались сложить этот пасьянс, фигура выходила только одна: Георг уезжает с ребёнком.

Кого из детей брать с собой? Этот вопрос невольно решила Марта. Она дни напролёт сидела в углу, буквально вцепившись в Эмилию, не спуская её с рук ни на минуту. Из угла на Густу с Георгом смотрели больные, широко распахнутые, полные отчаяния глаза. Не поднималась рука забрать девочку у женщины, только что потерявшей своё дитя. Уехать с отцом выпало Георгу-младшему.

Собирались со слезами. Неделя счастья – этого так мало! И как же быстро кончаются такие недели…

Но другого решения не было ни у кого. Ранним-ранним мартовским утром Георг обнял Густу в последний раз. И, подхватив на руки укутанного, но так и не проснувшегося малыша, ушёл. Густа, выбежавшая за ограду, долго стояла, закутавшись в платок, и смотрела, как её муж и отец её детей удаляется дальше и дальше в лес, унося с собой её малыша и её любовь. Единственное, что оставалось у неё теперь, это Эмилия и – надежда на счастье.

Как показала жизнь, надежды сбываются не всегда…

12

После ухода Георга хутор опустел.

Эмилия, поначалу искавшая брата, затихала, едва только Марта, не спускавшая с девочки глаз, подхватывала её на руки. И та молчала, пригревшись и прижавшись к крупной и тёплой груди тётки. На руках у Густы она такой тихой не была, от Густы Эмилия хотела молока. Тёплого грудного молока, которого уже не было. Да, была корова, которая уже отелилась. И с молоком проблем не было. Да вот только держать бутылочку для Эмилии теперь могла и Марта.

Неделя за неделей шли и шли, но вестей от ушедших так и не было. Густа впала в какое-то странное оцепенение, словно провалилась в пространство вне времени. С виду всё казалось обычным и обыденным – дом, хозяйство, коровы… И требовало внимания, заботы, а главное, рабочих рук. Земля, оттаявшая и отогревшаяся, ждала семян, и нужно было пахать, и копать, и сеять… Густа рук не жалела. С утра до ночи она, как, впрочем, и Марта с мамой трудилась и старалась для своей семьи.

Папу, полностью оправившегося от болезни, начали потихоньку приглашать плотничать. И вновь, как в детстве, слышала Густа гордую папину присказку – Ну что, без Янки никак? Не можете без Янки-то справиться.

И очень легко было сделать вид, что ничего не изменилось, и ты снова, как в детстве, помогаешь маме копать грядку. Но это была только иллюзия.

Потому что мама больше не была той молодой певуньей, Марта не смеялась так заливисто как в детстве, а главное, по двору вовсю ползала крошка Эмилия с маленькими беленькими косичками и ярко-голубыми глазами. Это было её детство.

Детство Густы закончилось давно и безвозвратно.

Ей иногда казалось, что закончилось не только детство, но и вся жизнь. Вечерами, уложив дочку спать, она присаживалась у стола и вновь и вновь разглядывала единственное, что осталось от прошлой жизни – бумаги, где синим по кремовому было написано, что она – баронесса фон Дистелрой, жена Георга фон Дистелроя и мать двоих его детей. Бумаги… Густа, усталая и сонная, с недоумением смотрела на них и уже не понимала, было ли это по-настоящему, или ей только привиделось. Дни становились длиннее, а бумаги так и лежали на столе, как последнее свидетельство прошлого.

13

В начале июня к воротам подъехала чужая подвода.

Ужинали, спасаясь от дождика, в доме, и в окно было видно, как трое незнакомцев с винтовками за плечами, не таясь, идут через двор к дому.

Отложив ложку, отец поспешил навстречу. Тем более что в дверь уже стучал чей-то требовательный кулак.

– Здесь Янис Лиепа живёт? – прозвучал с порога вопрос.

– Здесь. А кто спрашивает? – папа постарался не показать испуга, но голос в конце всё же сорвался.

– Уполномоченный исполнительного комитета спрашивает, товарищ Менцис. Кто в доме ещё проживает?

– Семья, – папа смешался.

Только на прошлой неделе они с Юрисом ездили в город. Своей лошади в хозяйстве не было, и продавать сыр возили с оказией. Оказалось, деньги теперь в ходу не те, что прежде. За сыр платили рублями, а те немногие латы, что хранились в семье, едва ли чего-то стоят. В рублях было не очень понятно, хотя платили за сыр куда больше, чем год назад. Да и не только сыр, но и другие продукты подорожали. Поговаривали, что в Риге и вовсе продукты втридорога, и власти вроде хотят отнять скотину с хуторов и объединить в какие-то общие колхозы. По радио тоже говорили, что на местах назначат уполномоченных для наведения порядка. И вот на тебе, этот самый уполномоченный стоит себе у них на пороге.

Папа посторонился, пропуская грозную троицу в дом.

Двое незнакомцев вошли, заняв собой всю комнату. Третий же входить не стал, а пошёл по двору, заглядывая в хлев и сараи.

Мужчины пахли потом и металлом – от оружия. Маленькая Эмилия, испугавшись, захныкала.

– Кто ещё здесь живёт? Мужчины есть?

– Да вот, я единственный. Плотник Янис Лиепа. – Папа вышел вперёд.

– Плотник, значит. А женщины кто? Батрачки?

– Да какие батрачки, это – Вия Лиепа, моя жена, а это дочки – Марта и Августа. И внучка.

– А внучка от кого, от святого духа? Есть мужья у дочек, или так, в подоле принесли?

Уполномоченный напирал на папу, вдруг растерявшегося и беспомощно поднёсшего к голове руку. Не смешалась мама:

– Ну да, в подоле! Вы в нашем доме, уважаемые. Попрошу вас вести себя, как полагается. Замужем Марта, прошу – Марта Неймане.

– Неймане, значит. А где же сам товарищ Нейманис? Где прячется?

– Не прячется он, – тут уж вмешалась Марта, – он матрос, в Америку уплыл.

– Ах, матрос. Так и запишем. Пиши, товарищ Краузе, – обратился уполномоченный к одному из своих спутников. – А свидетельство о браке есть?

Повертев в руках свидетельство, он протянул его Краузе, который вольготно расположился за столом, сдвинув в сторону тарелки и плошки. Краузе достал из планшета какие-то бумаги и принялся аккуратно вписывать туда данные со свидетельства, обмакивая перо в принесённую с собой чернильницу. Закончив писать, он вернул документ Марте:

– А на девочку бумаги есть? Она у нас в списках не значится.

В доме повисла неловкая пауза.

Густа уже набрала в грудь воздуха, готовясь признаваться, но в этот раз Марта её опередила:

– А мы девочку пока не крестили. Я мужа ждала, вот и не справили бумаги.

– Понятно. Ну, теперь по новым законам крестить и не надо. Власть нынче сама свидетельства выдаёт. Давай, зарегистрируем твою девочку, пока сидим здесь. Давай, товарищ Краузе, пиши: Неймане…

Он замешкался в поисках имени.

– Эмилия, – вмешалась Густа.