Джон Кроссан - Библия. Ужас и надежда главных тем священной книги

• Название: Библия. Ужас и надежда главных тем священной книги
• Автор: Джон Кроссан
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-699-81605-7

Шокирующие правда и откровенность библейских представлений о Боге приводят в растерянность многих читателей Библии. Как же древняя дикость, вопиющие картины жестокости и насилия в испорченном мире стали величайшей надеждой человечества на счастье и справедливость? Могут ли ужас и надежда главных тем священной книги быть понятны сегодня?

Джон Доминик Кроссан – один из самых знаменитых и авторитетных современных исследователей Библии, яркий представитель новой волны поиска исторического Иисуса – наиболее интересного направления в современной библеистике. Почти за полвека написал более 20 книг. Лауреат многочисленных научных премий.

---

Уже в главе 1, в разговоре о ненасилии и насилии (Бога и Иисуса), мы подчеркнули, что перед нами две разные концепции, два разных идеала. Одна концепция отражает дистрибутивное правосудие, другая – жестокое карающее правосудие. Сейчас мы пойдем дальше и рассмотрим, как одна динамика (радикальность и повседневность) работает в сочетании с другой динамикой (утверждение и ниспровержение).

Как мы уже сказали, даже при поверхностном чтении христианской Библии заметно, что Бог и Христос то склонны к насилию, то не склонны. Это не раздвоение личности, но подчас выглядит противоречиво: как если бы библейский «скорый поезд» мчался по рельсам параллельным, но совершенно разным по устройству.

Однако уже выше, в анализе двух примеров, быть может, стала зарождаться мысль, что вдумчивое изучение христианской Библии подсказывает иную метафору. Отношения между «рельсами» оказываются, если копнуть глубже, весьма непростыми. Динамике взаимоотношений между двумя библейскими концепциями – Божьим ненасильственным дистрибутивным правосудием и карающим правосудием – присущ определенный ритм. И более точной метафорой здесь будет не поезд, а биение сердца.

На всем протяжении библейского рассказа, от Бытия до Апокалипсиса, каждый радикальный зов библейского Бога и утверждается, и смягчается общинами: сначала древнеизраильскими, затем христианскими. Этот ритм – сначала «да», потом «нет»; сначала расширение, потом сжатие – подобен систолическому и диастолическому циклу человеческого сердца.

Иными словами, сердцебиение христианской Библии есть непрестанный сердечный цикл, при котором радикальность ненасильственного дистрибутивного правосудия Божьего подрывается естественным ходом цивилизации с ее карающим правосудием. И самый глубокий подрыв состоит в том, что обе линии приписываются одному и тому же Богу, одному и тому же Христу.

Возьмем такой пример. В Библии пророки – это люди, через которых говорит Бог. Но с одной стороны, пророки Исайя и Михей возвещают следующее: «И перекуют мечи свои на орала, и копья свои – на серпы: не поднимет народ на народ меча, и не будут более учиться воевать» (Ис 2:4; также Мих 4:3). С другой стороны, пророк Иоиль сулит нечто противоположное: «Перекуйте орала ваши на мечи и серпы ваши на копья; слабый пусть говорит: «Я силен»» (3:10). Что это: лишь противоречие между пророками или между радикальностью Бога и естественным ходом цивилизации?

Пожалуй, так можно понять, почему, как мы заметили в главе 1, в Нагорной проповеди Христос заповедует любить врагов и молиться за гонителей, а в Апокалипсисе убивает врагов и льет кровь гонителей. Дело не в том, что Христос изменил свои взгляды, а в том, что перед нами стандартная библейская динамика утверждения и ниспровержения: христианство изменило своего Иисуса.

Однако это означает следующее.

• Откровение о радикальности Бога (врагов надо любить) идет через исторического Иисуса: ибо все исследователи согласны, что эти ключевые высказывания в евангелиях имеют очень раннее происхождение и, по-видимому, более точно отражают, чему учил исторический Иисус.

• Естественный ход цивилизации говорит через апокалиптического Иисуса (врагов ждет смерть). Этот образ Иисуса укоренился, когда христианские общины в большей степени вписались в окружающее общество.

Или возьмем аналогичную дихотомию. В конце 330-х годов до н. э. Александр Македонский завоевывал левантийское побережье Восточного Средиземноморья и после жестоких осад въезжал в разбитые ворота Тира и Газа на своем знаменитом коне Буцефале. А вот как пророк Захария, сознательно создавая контраст с такими военными победами, описывает вход Мессии в ворота Иерусалима:

Ликуй от радости, дщерь Сиона,

торжествуй, дщерь Иерусалима:

се Царь твой грядет к тебе,

праведный и спасающий,

кроткий, сидящий на ослице

и на молодом осле, сыне подъяремной.

Тогда истреблю колесницы у Ефрема

и боевых коней в Иерусалиме,

и сокрушен будет бранный лук;

и Он возвестит мир народам,

и владычество Его будет от моря до моря

и от Реки до концов земли.

(Зах 9:9-10)

Мирный осел противопоставляется боевому коню. И видно, что осел Мессии – это настоящий осел, а не помесь осла с кобылой, именуемая мулом. Мессия едет на животном, которое не имеет ничего общего с боевым конем.

Когда Иисус вступает в Иерусалим Вербным воскресеньем, то, согласно Евангелию от Марка, избирает для этой цели мирного осла. (Представьте: Иисус въезжает в Иерусалим на осле из Вифании на востоке, а Пилат – на боевом коне из Кесарии на западе.) Матфей даже усиливает этот момент (и сатиру): Иисус едет на ослице, а рядом трусит ее маленький осленок: «Иисус послал двух учеников, сказав им: «Пойдите в селение, которое прямо перед вами; и тотчас найдете ослицу привязанную и молодого осла с нею; отвязав, приведите ко Мне»… привели ослицу и молодого осла и положили на них одежды свои, и Он сел поверх их» (Мф 21:1–2, 7).

Такова весть исторического Иисуса с его библейским мирным ослом. Однако мы уже видели, что с ней произошло в Апокалипсис, – Иисус едет на белом коне, а стервятникам уготовил пир на телах: «А прочие убиты мечом Сидящего на коне, исходящим из уст Его, и все птицы напитались их трупами» (Откр 19:21). В итоге получается:

Радикальность Бога:

Исторический Иисус на мирном осле

(Мф 21:1-11)

Естественный ход цивилизации:

Апокалиптический Иисус на боевом коне

(Откр 19:11–21)

Эта библейская закономерность объясняет, почему подлинным Иисусом я считаю не жестокого Иисуса Апокалипсиса, а мирного Иисуса Боговоплощения. Коротко говоря, ненасильственный Иисус есть библейское утверждение радикальности Бога, а более жесткий Иисус – отказ от нее в пользу естественного хода цивилизации.

Интерес и ценность, честность и достоинство христианской Библии кроются в этой диалектике «да» и «нет», утверждения и отказа. Она означает, что иудаизм и христианство отнеслись к радикальным требованиям Бога серьезно. (Скажем, если бы мы, американцы, восприняли всерьез собственные представления о «свободе и справедливости для всех», это повлекло бы за собой многочисленные оговорки к нашей Клятве верности американскому флагу.)

Если бы Библия возвещала лишь добродушного Бога – «хорошего полицейского», – она была бы бегством от действительности и утопической фантазией. Если бы она предлагала лишь Бога-мстителя – «плохого полицейского», – мы легко бы оправдали, скажем, последнее столетие нашей истории. Однако она констатирует и удивительную волю Божью о нашем мире, и весьма успешную попытку нашего мира заменить божественную волю человеческим кошмаром.

Подчеркиваю: библейская проблема состоит не в том, что свою волю Бог возвестил негодяям, а в том, что он возвестил ее обычным людям. Здесь сталкиваются не полярности добра и зла, а удивительная небесная мечта (справедливое и мирное распределение даров земли) и обычные житейские правила («кто первее, тот правее», «держи копеечку, чтоб не укатилась»). И дело не в том, что Книга – хорошая, а мир за ее пределами – плохой, а в том, что Книга – хорошая, но плохой мир – тоже в Книге…

«Неземной оттенок красного»

Мое выражение «радикальность Бога» легко понять, если задуматься о библейских манифестах против земельной жадности в Книге Левит, против насилия – в Евангелиях, и против рабства – у Павла. Но почему я противопоставляю им «естественный ход цивилизации»? Разве «цивилизация» – не символ всего хорошего, позитивного и многообещающего в окружающем мире? Разве не является оскорблением назвать кого-либо (отдельных людей, группы или страны) «нецивилизованными»? И почему тогда эпиграф к данной главе столь негативно высказывается о цивилизации? Почему получается, что человеческая культура в целом возникла раньше человеческой цивилизации в частности?

Для начала вспомним, что «колыбелью цивилизации» считают Междуречье (область между Тигром и Евфратом). Там, в землях нынешнего Ирака, зародилась, возникла и стала развиваться цивилизация. Почему именно тогда? Почему именно там? И как это случилось? Что ж, милости просим в «плодородный полумесяц», в этой и в следующих главах.

Горы с заснеженными вершинами окружают пустыни дугой от Израиля до Ирана. Между горами и пустынями, от побережья Леванта до Персидского залива, лежат предгорья и равнины, точно и красноречиво именуемые «плодородным полумесяцем». Именно там люди впервые изобрели ту форму культуры, которая именуется цивилизацией. Это произошло в ходе неолитической революции (неолитизации). Хотя, может быть, лучше говорить не о революции, а об эволюции: она заняла время приблизительно от 12 000 лет до н. э. до 4 000 лет до н. э., принеся первые серьезные плоды между Тигром и Евфратом.