Мигель Унамуно - Мигель де Унамуно. Туман. Авель Санчес_Валье-Инклан Р. Тиран Бандерас_Бароха П. Салакаин Отважный. Вечера в Буэн-Ретиро

• Название: Мигель де Унамуно. Туман. Авель Санчес_Валье-Инклан Р. Тиран Бандерас_Бароха П. Салакаин Отважный. Вечера в Буэн-Ретиро
• Автор: Мигель Унамуно
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1973

В этой книге представлены произведения крупнейших писателей Испании конца XIX — первой половины XX века: Унамуно, Валье-Инклана, Барохи. Литературная критика — испанская и зарубежная — причисляет этих писателей к одному поколению: вместе с Асорином, Бенавенте, Маэсту и некоторыми другими они получили название "поколения 98-го года".

В настоящем томе воспроизводятся работы известного испанского художника Игнасио Сулоаги (1870–1945). Наблюдательный художник и реалист, И. Сулоага создал целую галерею испанских типов своей эпохи — эпохи, к которой относится действие публикуемых здесь романов.

Перевод с испанского А. Грибанова, Н. Томашевского, Н. Бутыриной, B. Виноградова.

Вступительная статья Г. Степанова.

Примечания С. Ереминой, Т. Коробкиной.

---

Тьерри познакомился с подругами Хосефины. С Нини он говорил по-французски о современных писателях и поэтах. Она кокетничала с ним и с чистым парижским произношением читала ему стихи Поля Верлен{255}а:

«Les sanglots longs», «Ecoutez la chanson bien douce» или «Il pleure dans mon coeur»[64]. В устах Нини, с ее прелестным голосом, эти стихи очаровывали слушателя.

В числе подруг Хосефины была также Лупе Варгас, очень приятная улыбчивая девушка с огромными глазами и алым ртом.

Дон Пако поведал Тьерри историю семьи Варгас. В 1831 году, в Кадисе, несколько военных и штатских решили поднять восстание в защиту конституции 1812 года{256}. В заговоре оказались замешаны сержанты, офицеры и даже кое-кто из более высоких чинов, в том числе, видимо, бригадный генерал дон Антонио дель Йерро. В это время полиция извещает Йерро о том, что ей известны замыслы военных; бригадный генерал раскаивается и решает расстроить заговор. Тогда офицер по имени Фелипе Риверо, креол из Перу, впоследствии также ставший генералом, устраивает отступнику ловушку. Утром, когда генерал с двумя адъютантами направляется на улицу Ла-Вероника, где помещалась революционная хунта, намереваясь, видимо, арестовать ее членов, перед ними неожиданно появляются несколько человек в масках и требуют, чтобы он объяснил им свое поведение. Завязывается схватка, гремят выстрелы: генерал падает, сраженный пулей, его участь разделяет какой-то зазевавшийся сапожник, один из адъютантов генерала ранен. В Кадисе начинается паника. Жители запираются в домах, боясь попасть под пули заговорщиков. Жена дона Антонио дель Йерро обращается к правосудию и разоблачает участвовавших в заговоре офицеров, а тем временем некий сержант-заговорщик убегает с горничной покойного генерала, прихватив с собой полковую казну и чемоданчик с компрометирующими документами. Сержант садится на корабль, отплывает в Англию, оттуда перебирается в Париж и со временем становится одним из крупнейших театральных импресарио французской столицы. Ему открывается доступ в высший свет, он знакомится со всеми европейскими знаменитостями. Бывший сержант живет, как турецкий паша. Несколько лет спустя, то ли потому, что дела у него пошли плохо, то ли по какой-либо другой причине, наш герой соглашается на шулерскую комбинацию, предложенную ему знаменитым игроком Гарсиа. Игра идет в доме одной флорентинки, очень известной в ту пору дамы. Светские люди — аристократы и банкиры — играют в трант-э-карант и баккара. В один из вечеров импресарио и Гарсия выигрывают баснословные деньги, но аристократы заподозрили неладное. По требованию гостей двери зала, где происходила игра, запираются, всех обыскивают, и оказывается, что Гарсия прятал приготовленные для игры колоды у себя под мышками, а играл другими, похожими картами, заранее им подтасованными и краплеными.

Несмотря на эту скандальную историю, дочь импресарио вышла замуж за аристократа, от которого и родила Лупе.

— И Лупе ничего об этом не знает? — удивился Тьерри.

— Уверяю вас, ничего.

XXX

Дуэль, по всей видимости, подняла Хайме в мнении света. Подруги Хосефины охотно шутили с ним, на английский манер ласково называя его Джимми, а ее отец молчаливо согласился на то, чтобы Тьерри сопровождал его дочь, когда она гуляет с подругами.

Хайме угощал девушек в кафе парка Буэн-Ретиро мороженым и без умолку болтал с ними. Он рассказывал им о своей совместной жизни с семьей Сильвестры и Бельтрана-фонарщика, о Клоуне, о Пижоне, о священнике доне Антолине и о том, как тот, приходя в дом Хайме, поедает все, что стоит на столе.

— Дон Антолин — настоящий Гаргантюа, — уверял он. — С мороженым, которое мы сейчас съели, он бы мигом управился в одиночку и даже не поперхнулся.

Девушки смеялись и находили, что Тьерри — добродушный малый, весельчак и выдумщик. Поздно вечером Хайме шел к дому, где жила Хосефина, и, стоя под балконом, любезничал с нею.

Семейство Хосефины занимало большой двухэтажный особняк, построенный еще в XVIII веке и тремя сторонами выходивший на две улицы и сквер. На первом этаже выступали вперед оконные решетки, на втором — далеко отстоящие друг от друга балконы. Фасад здания был выполнен в стиле барокко и украшен причудливым гербом; стены обширного портала были отделаны старинными изразцами, в центре его с потолка свешивался фонарь, а внизу стояла кансела{257} из цветного стекла. Сбоку от нее находилась привратницкая, окрашенная в темно-красный цвет. За канселой начиналась красивая каменная лестница с металлическими перилами и стертыми от времени ступенями.

Привратник, толстый старик с бакенбардами и в очках, одетый в длинную ливрею и обшитую галуном фуражку, напоминал английскую карикатуру на мистера Пиквика. Звали этого толстяка Родригес. Он весьма проворно переправлял Хосефине письма Тьерри и доставлял ответы: Хайме он именовал «сеньорите» и с большой охотой принимал от него чаевые.

XXXI

Учительница Матильда Левен прошла по конкурсу в одно из учебных заведений и уехала в Бильбао, где в начале осени ей предстояло вступить в должность. Она постоянно писала Эрмиде, но он отвечал ей крайне холодно: Карлос вознамерился порвать с невестой. Донья Антониа и ее сын пришли к непреложному выводу: брак с учительницей их не устраивает — Карлос может добиться кое-чего получше.

Матильда переписывалась также с Аделаидой, которая в своих ответах успокаивала ее, уверяя, что брат хранит ей верность; просто он сейчас слишком занят, добиваясь прочного и надежного положения в обществе.

Однажды вечером в садах Буэн-Ретиро Карлос нашел то, чего ему недоставало. Этой находкой оказалась женщина уже за тридцать, полная, круглолицая, несколько обрюзгшая, но на вид умная, сдержанная, скромная и всегда одетая без малейшего намека на крикливость. Звали ее Фернанда Ариас Мехиа, и она была обладательницей солидного капитала. Фернанда часто прогуливалась в компании трех очень богатых и не слишком привлекательных сеньорит. Светские насмешники окрестили их именами «Грозной», «Неистовой» и «Прозерпины» — так именовались три испанские канонерки. У сеньорит были женихи, которые с мужеством львов гонялись за приданым; им дали прозвища в соответствии с названиями трех миноносцев — «Смелый», «Отважный» и «Отчаянный».

Сеньорита Ариас была круглая сирота и жила вместе с замужней сестрой; по рассказам ее подруг, Фернанда отличалась большим благоразумием и практичностью.

Карлос начал за нею ухаживать и бродить вокруг ее дома. Поначалу он уверял друзей и знакомых, что его ухаживания — только шутка, затеянная от летней скуки; позднее, когда ему удалось посвататься, он круто изменил курс и повел себя совершенно по-новому. Под тем предлогом, что он ходит на премьеры в театры, Эрмида перестал бывать в парке. В компании дона Пако он появлялся теперь очень редко и только для того, чтобы его отсутствие не вызвало суровых нареканий: мать всегда учила его, что дружеские связи не следует рвать слишком резко. К исходу второго месяца знакомства отношения Карлоса с сеньоритой Ариас Мехиа приобрели официальный характер, и его стали принимать в доме как солидного и желанного жениха.

Фернанда безошибочно уяснила для себя истинную цену уму и чувствам Карлоса. Она не искала блестящего мужа и видела в Эрмиде юношу, который ее вполне устраивал. Для нее он был заурядным человеком, с каким женщина может рассчитывать на спокойную и относительно счастливую жизнь, — словом, homo domesticus, как сказал бы доктор Гевара.

В начале июля, объявив, что он решил провести две недели в Сан-Себастьяне, Карлос забрал дома все наличные деньги, оставил семье жалкие гроши и уехал в провинцию Самора, где у сестер Мехиа в одном из небольших городков была отличная усадьба. Он продолжал обманывать Матильду, уверяя, что его дела не налаживаются и идут из рук вон плохо. Тьерри и друзьям-журналистам он твердил, что по горло занят семейными делами. Единственной поверенной честолюбивых планов Карлоса была его мать. Она пичкала сына советами, подсказанными ей хитростью и здравым смыслом.

Карлос разыгрывал перед Фернандой комедию бедного юноши, влюбленного в богатую женщину и испытывающего перед ней непреодолимую робость и смущение. Наверное, он даже сам себе не мог бы сказать с точностью, притворяется он или ведет себя в какой-то степени искренне. Карлос ни в коем случае не собирался прикидываться человеком, презирающим деньги и богатство. Он инстинктивно понимал, что такое поведение не возымеет успеха у его невесты: оно покажется ей смешным романтизмом. Словом, ни один из них не обманывался насчет другого, и тем не менее оба они были обманутыми.

XXXII

В начале августа Хосефина Куэльяр сообщила Хайме, что покидает Мадрид.