Хари Кунзру - Без лица

• Название: Без лица
• Автор: Хари Кунзру
• Издательство: Лимбус Пресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-8370-0490-2

Англичанин по отцу, индиец по матери, герой этой книги вынужден перевоплощаться, становясь тем, кого в нем хотят видеть другие. В Индии он — мальчишка-неприкасаемый, в Англии — молодой аристократ. Меняя маски, он вдруг понимает, что своего лица у него уже нет. Этот реалистический роман, написанный сухим и размеренным языком, затягивает в себя, как воронка, и в конце концов выводит читателя на границы реальности, к метафизическому ужасу пустоты.

Хари Кунзру, английский писатель индийского происхождения, несмотря на свою молодость, уже вошел в обойму лучших писателей Старого Света. Роман «Без лица» был признан в Англии лучшим литературным дебютом 2002 года.

---

Как переплетены друг с другом ожерелья фо, так сложны заботы правителя фоце. Пока Дау слушает собственную генеалогию, тень от огромного утеса удлиняется. К тому времени, как гриот называет имя первого предка, на свету остаются только белые люди и их слуги. Чуть подрагивающим голосом гриот сообщает гостям, что настал их черед. Джонатана выталкивают вперед.

И Джонатан поет (довольно монотонно, на мотив «Земли надежд и славы»[209]): «Сын Дже-ре-ми Чэ-пела, очень му-удрый и си-ильный». Профессор подготовил текст, аккуратно напечатав его на листе бумаги. Несколько строф прослеживают историю Чэпелов до туманного семнадцатого столетия и маленькой усадьбы в Уилтшире. Профессор лучится от гордости, остальные разглядывают носки своих ботинок. Когда песня Джонатана подходит к концу, собравшиеся вокруг фоце беспокойно перешептываются.

— Слишком короткая, — шепчет Гиттенс. — Они, наверное, думают, что мы какие-то nouveau[210].

Дау вежливо дает гостям понять, что их генеалогия выглядит жалко. И все же он доволен, что белые пришли не за тем, чтобы забрать с собой рабочих. Он позволяет им разбить лагерь возле реки. Несколько последующих дней ученые обустраивают жилье и расплачиваются с носильщиками. К сожалению, большинство хочет уйти. Они не любят фоце за то, что те язычники и едят запрещенную пищу.

Бригадир Юсеф заявляет, что хочет уйти вместе со всеми. Это вызывает нешуточный спор, разгоревшийся возле палатки Джонатана. «В чем дело?» — спрашивает он, откидывая полог палатки и протирая глаза. Ответа он не получает, потому что из своей палатки появляется Марчент, размахивая пистолетом.

Юсеф замирает, думая, что его сейчас прикончат. Другие носильщики поспешно достают ножи и мачете. Суматоха. Марчент стреляет в воздух. К полудню большинство носильщиков уходит. Те немногие, кого удается уговорить остаться, объясняют, что остальные боятся скверны, а они — нет. Они храбрые. Но они бедные, а потому хотят денег. У профессора нет выбора, ему приходится платить.

На протяжении нескольких часов из долины доносятся обрывки веселой песни и хлопки в ладоши. От звуков, с которыми уходит колонна носильщиков Юсефа, всем не по себе. Никто не хочет разговаривать с Марчентом. Тот берет лопату и уходит копать первую уборную.

Долгое время фоце полностью игнорируют белых людей. Это усиливает напряжение в отряде. И, хотя профессор утверждает, что для беспокойства нет оснований, Грегг и Марчент решают выставить охрану.

Однажды ночью Джонатан засиживается допоздна перед своей палаткой. Он наблюдает за тем, как Грегг бродит по периметру с винтовкой на локтевом сгибе, и вдруг замечает несколько мерцающих огней на темном фоне утеса. Постепенно к ним присоединяются другие, десятки других, и вот скала уже светится, как термитник. Джонатан сидит и смотрит, не притрагиваясь к пустому блокноту на коленях.

На следующую ночь огни опять появляются и роятся вокруг входов в пещеры, куда фоце относят своих мертвых. До лагеря долетает низкий и ритмичный барабанный бой. Белые слышат этот звук и выходят из палаток. Профессор Чэпел потрясенно смотрит вверх, на огни.

— Раньше они никогда этого не делали, — говорит он. — Подходить к пещерам после наступления темноты считалось табу.

— А они вообще делали хоть что-нибудь из того, что делают сейчас? — едко интересуется Марчент.

Профессора захлестывает ярость.

— Вы, сэр, — выплевывает он, — нахальный человечишка!

Марчент делает неприличный жест (хорошо знакомый Джонатану, но, по-видимому, совершенно новый для профессора). С этого момента экспедиция бесповоротно делится на две части. Грегг и Марчент перетаскивают свои палатки и устанавливают по одну сторону от костра, профессор, Гиттенс и Морган двигают свои на другую сторону. Носильщики перемещают все палатки, бегая взад и вперед, чтобы удовлетворить противоречивые приказы.

После обмена оскорблениями вражда осуществляется на британский манер. Стороны отказываются признавать существование друг друга, избегая бесед, одновременного пребывания в уборной, у костра или за обеденным столом. На лагерь опускается ледяная тишина. Поскольку ничего не говорится вслух, Джонатан ошибочно полагает, что спор исчерпан. Его озадачивает перемещение спальных мест, но свою палатку он не передвигает. Тем самым он неосознанно порождает подозрения в обоих лагерях. В частности, Гиттенс очень странно смотрит на него на следующий день. Тем же вечером, когда он подтаскивает два шезлонга к огню, профессор отказывается сидеть с ним у костра, делая вид, что хочет прогуляться.

Ночью Джонатану не спится. Возле пещер снова собираются огни. Тревожный бой барабанов заставляет пульсировать безвоздушную духоту внутри палатки. После полуночи он решает пойти на разведку. Не то чтобы он очень хотел выяснить, что замышляют фоце, — скорее, боится того, что может случиться в противном случае. Как во время дежурства на корабле. Он неохотно натягивает на себя одежду и шагает к утесу.

Минуя отхожее место, он видит, как кто-то выпрямляется во весь рост, путаясь в шортах.

— Позвольте-позвольте! Куда это вы направляетесь?

Это Гиттенс: он совершенно уверен, что раскрыл заговор.

— Вы сумасшедший! — ревет он, когда Джонатан объясняет, куда идет, но подозрения Гиттенса сильнее, чем страхи. — Я пойду с вами, — говорит он. — Надеюсь, все будет в порядке. У меня есть пушка.

Он хлопает себя по поясу, ругается, когда ничего не обнаруживает, и отправляется добывать пистолет из отхожего места.

Они карабкаются наверх, на звук барабанов. Террасы залиты лунным светом. Барабаны не умолкают. Невозможно понять, сколько их: звук такой, будто барабанят сотни людей. Приближаясь к его источнику, Джонатан и Гиттенс начинают двигаться осторожнее — оба без слов понимают, что переступают границы дозволенного. Для Гиттенса, несмотря на научное образование, звук туземных барабанов нее еще ассоциируется с кипящим котлом из Boy’s Journal[211]. Он с тревогой глядит на свои ноги — слишком пухлые и белые под мешковатыми шортами. Тревога Джонатана совсем другого свойства. Он боится ступить в свет от костра и почувствовать на себе глаза фоце.

У основания утеса, перед пещерами мертвых, сидят несколько сотен мужчин и женщин фоце. Они сидят неровным кругом, размеченным пылающими факелами. Шестеро барабанщиков выбивают быстрые ритмы поверх размеренного уханья огромного двойного барабана. Барабан лежит на боку, каждая сторона, обтянутая коровьей шкурой, в высоту достигает роста человека. На свободном пространстве перед барабаном танцуют несколько женщин, их голые руки и ноги блестят от пота. Амулеты и браслеты пощелкивают на запястьях. Этот звук болезненно напоминает Джонатану о Стар. Женщины выстраиваются в шеренги лицом к барабанщикам, затем попарно подходят к басовому барабану и взмахивают руками, взметая пыль. Сидящие поблизости почти сразу же замечают Джонатана и Гиттенса, скорчившихся за камнем. Новость об их присутствии волной беспокойства разносится по всей толпе, но танец продолжается, и двое непрошеных гостей, набравшись смелости, дюйм за дюймом начинают выдвигаться из укрытия — как два белых флагштока позади черной толпы, на голову выше любого мужчины фоце.

Пара за парой подходит к барабану, уступая затем место следующим. Ритм становится все более интенсивным, его узоры двоятся, басовый барабан ворчит и бухает, как недовольный гигант. Женщины, одна за другой, сбиваются с шага, вертятся вокруг своей оси, выставив руки, их тела дергаются и трепещут во власти транса.

Затем музыка прекращается.

Ощущение такое, будто нечто таинственное вплывает в тишину. В одно мгновение тела женщин приобретают новые формы, и они начинают метаться из стороны в сторону, что-то выкрикивая, издавая стоны. Каждая одержима по-своему: одна хромает и грозит пальцем аудитории, другая похотливо потирает ляжки ладонями. Некоторые движения забавны, некоторые — пугающи.

— Это их предки, — авторитетно объясняет Гиттенс, оборачиваясь к Джонатану. — Согласно большинству источников…

Джонатан подталкивает его локтем, указывая на группу танцоров, чьи движения отличаются от других:

— А эти?

Во вновь прибывших все холодно и жестко. Женщины в этой группе двигаются негнущейся, важной походкой, размахивая руками или сцепив их в замок за спиной. Одна стискивает в ладони что-то плоское, хлопает по нему и машет им перед аудиторией. Другие прижимают к плечам палки и наставляют их на цель, как винтовки.

— О боже, — выдыхает Гиттенс. — Да ведь это мы.

Никто в Фоцеландии не может сказать точно, когда здесь впервые появились духи европейцев. Новые духи приходили и раньше — из пустыни или с побережья, но их никогда не было так много, и они никогда не были такими злыми. Одни, как Масса-Мисси, ругались и раздавали приказы. Другие, как Сахьят, овладевали людьми и пытались свести их в могилу. Духи были сильны и непредсказуемы, и многие фоце видели в этом знак того, что прежние времена ушли, а новые будут еще труднее.