Леонид Гришин - Эхо войны

• Название: Эхо войны
• Автор: Леонид Гришин
• Жанр: Короткие истории
• Год: 2012

Автор в рассказах повествует о людях и судьбах. Почти все рассказы начинаются на рыбалке у костра, где сама природа способствует желанию человека раскрыться и рассказать о самом сокровенном. В трагических судьбах героев видишь благородство, мужество, любовь и верность. Читателю порою может показаться, что это он сидит у костра и переживает случившиеся события: иногда печальные, иногда трогательные, а иногда и несправедливые. Но в них всегда есть надежда. Надежда на то, что всё было не зря. Надежда на собственных детей, на то, что их не коснётся жуткое Эхо Войны, и не будет больше боёв, которые в мирное время снятся и не дают покоя.

---

После разговора послышались шаги. Мужчина ушел, я выглянул из своего укрытия. Мужчина широким шагом пошел куда-то вглубь поля. Мне стало интересно, кто же остался. Я вылез и говорю:

– Эй ты, кто там. Выходи, а то сейчас нос разобью!

Оттуда, из скирды, вдруг показалась голова пацана, может, на пару лет старше меня.

– Это ты, сморчок, можешь меня победить? Да я тебе сейчас!.. – Потом остановился. – Ты чего здесь делаешь?

– В Германию везли… Я сбежал.

– Ты что – детдомовец?

– Да, детдомовец.

Он посмотрел на меня и сказал:

– Залезай сюда.

Я залез на скирду.

– Прячься так, чтобы не видно было ни с воздуха, ни с земли.

Мы запрятались.

– Вот тебе карандаш и бумажка. Я буду говорить, а ты пиши.

У него бинокль, он настроился, мы стали сидеть, смотреть. Пошел первый поезд. Он внимательно его рассмотрел.

– Этот, – говорит, – не наш. Это на Баку.

– Как на Баку?

– А ты что, слепой, что ли? Не видишь, это вон развилка. Вон то, что два пути – этот идет в сторону Баку. А вот этот, что один, отходит вправо, – этот идет на Туапсе. Нам нужны все сведения, которые будут проходить на Туапсе.

– Кому это нам?

– Нам – это партизанам. А ты еще сморчок, сиди, помалкивай и слушай, что тебе говорят!

Я стал подчиняться, он все-таки постарше меня, наверное, что-то знает лучше, чем я. Следующий поезд шел в сторону Туапсе. Он продиктовал мне какие-то условные знаки, которые я и записал.

Так мы просидели до вечера. Когда стало смеркаться, подошел мужчина. Увидев меня, он поначалу насторожился.

– Да вот, детдомовец сбежал, – ответил ему мой напарник.

– Я же тебе сказал, чтобы никого не было!

– Да я проверил!

– Хорошо.

Он передал ему бумажку.

– Пойдем со мной, – сказал мне этот мужчина.

Я пошел, а тот пацан остался там же, на скирде. Мы шли каким-то ему одному понятному путем. Пришли на место, где в посадке стояла телега, запряженная парой коней. Ехали всю ночь. Остановились в лесу, где располагался партизанский отряд. Меня привели к командиру. У него борода и добрые внимательные глаза.

– Вот еще один детдомовский нашелся.

– Хорошо. Накормите его, – сказал командир.

Меня накормили. Оказалось нас там несколько человек детдомовских. В общем, там, в отряде, нами, пацанами, командовал капитан. Капитан этот (Николаев его фамилия, хорошо помню) был ранен на фронте. После госпиталя ему дали десять суток отпуска. Он приехал домой и попал в окружение. Ему пришлось уходить вместе с истребительным отрядом в горы. Здесь он теперь организовывал разведку, а также заведовал взрывным делом. Для разведки нас, пацанов, он и готовил. Он хорошо нас готовил, учил, как быть невидимыми, как притворяться – это мы все усвоили хорошо. Батя– твой отец – он был командир отряда, настаивал на том, чтобы мы помимо обучения у капитана не забывали про школьные предметы. В отряде были учителя, были и с Хуторка, и с Армавира, был даже один из нашего детдома. Им, кроме боевых заданий, вменялась обязанность преподавать нам школьные предметы. И вот батя организовал, чтобы учителя нас обязательно учили и математике, и русскому, и литературе, и географии, и даже истории.

Вот так мы и жили. Самое строгое наказание было: если мы не успевали по школьным предметам, то Батя не пускал нас на задания. Мы, конечно, и в бой рвались, но в бой нас не пускали, наше дело – разведка.

– Вы – наше будущее, – говорил Батя.

Но когда наши пришли и освободили Армавир и Новокубанск, нас, пацанов, тогда тоже многих наградили. Самая дорогая награда – это медаль «За оборону Кавказа».

– Да я обратил внимание, – говорю я.

– Я всегда ее ношу, когда есть возможность. А возможность такая у меня была не всегда. Но я всегда берег ее как самую дорогую ценность. Когда ушли немцы, меня опять определили в детдом, но уже не в Армавире, там почему-то не было детдомов, а здесь вот, если помнишь, в Михайловке.

– Да, я знаю, в Михайловке был детдом, он, по-моему, еще долго потом существовал.

– Не знаю, как долго. Но в 46-м году его не стало.

– Да? Я не знал.

– Был я в этом детдоме, и получилось так, что однажды, где-то в 46-м, когда есть уже было у многих нечего совершенно, наш детдом еще снабжался каким-то образом. Однажды я случайно увидел, как наш заведующий хозяйством поздним вечером продавал цыганам муку и масло. Я пришел к директору, рассказал ему, что завхоз торгует продуктами…

– Ты что наговариваешь на честного, хорошего человека?! – кричал он на меня.

Я продолжал утверждать, что видел это собственными глазами.

– Этого не может быть! – продолжал кричать директор, а потом выгнал меня.

Нас хорошо в партизанском отряде учили разведке, поэтому я решил проследить за завхозом. Недолго пришлось ждать. Через несколько дней опять же ночью подъехал цыган на телеге, и завхоз стал ему передавать продукты. Тут я уж не стерпел. Я вышел и этому завхозу сказал:

– Если ты сейчас продашь этому, то я участкового позову.

Меня побили и бросили в подвал. В подвале я недолго просидел. Через некоторое время через слуховое отверстие слышу: пацаны говорят, чтобы я просился срочно в туалет и посильнее кричал. Я начал стучать, кричать, мол, хочу в туалет, хочу в туалет.

– Ходи там, – говорит мне сторож.

– Не могу, – продолжал я кричать и стучать.

Тогда сторож не выдержал, открыл дверь, а ребята набросились на него. Его связали, заткнули рот, а я выскочил. Ребята мне рассказали, что подслушали разговор завхоза с директором. Они решили меня сдать в милицию, поскольку я, по их словам, организовал банду, которая воровала продукты в детдоме и продавала цыганам. Уже все бумаги были составлены.

Мне надо было бежать. Я убежал в лес. Я понял, что меня может спасти только твой отец, Петр Федорович, е – командир нашего партизанского отряда.

Я стал пробираться в поселок. Когда пришел в Новокубанск, узнал, что Петра Федоровича нет. Он уехал срочно в Москву и вернется только через три месяца. Я пошел сюда, на Кубань к парому, помня, что паромщик – тоже один из наших партизан. Мы с ним вместе на подрыв путей ходили. На одной из операций он не успел уйти вовремя, произошел взрыв, и он остался без ноги. Оставшись без ноги, на деревяшке, он стал заведовать паромом. Я пришел к нему, рассказал, в чем дело. Он сказал, что ситуация сложная, что сейчас с ворами очень строго поступают. Сказал, что мне может помочь только Петр Федорович, иначе никто мне не поверит. Я остался у него, но через несколько дней он посоветовал мне бежать, потому что меня разыскивали – оставаться на пароме было опасно. Меня разыскивали как вора и основателя банды беспризорников.

– Так что могут вот-вот сюда нагрянуть, – предупредил меня паромщик.

Я ушел опять в лес, и началась моя новая партизанская жизнь. Три месяца надо было прожить. О питании я не беспокоился, я умел ловить рыбу, паромщик дал мне крючки, хорошие крючки, кованые, дал также шнур. Я отправился вниз по течению, по лесу. Прошел вот эту поляну. Пошел дальше, спускался вниз. Ушел не очень далеко, но прилично. Попал в заросший терном участок, практически непроходимый. Но мне показалось, что там все-таки есть возможность пройти. Я подошел, стал рассматривать и нашел проход. Каково было мое удивление, когда я прошел в терновник, и среди терновника оказалась землянка!

Людей здесь давно не было, поэтому все кругом заросло. Я вошел в землянку и очень удивился, что там было сухо и тепло. Сколько времени здесь не было людей, я не знал, наверное, не день, не два, не целый год, но было все равно сухо и тепло. Я пощупал полы – теплые. Я удивился, как в землянке могут быть теплые полы. Я обошел, осмотрелся – землянка сделана по всем правилам: два выхода, сама землянка довольно приличная по размеру. Вышел, попытался понять, почему же внутри тепло. Вокруг я увидел полосу особенно высоких деревьев с пышной кроной. Более высокой здесь была и трава: она шла полосой по направлению к Кубани. Когда я подошел, мне стало все ясно: из-под кручи выходил ручеек. Я спустился, а ручей, оказывается, теплый. Температура очень даже приличная, градусов 35–40, на ощупь даже горячая. Я понял, что это термальный источник, и что он проходит как раз под землянкой. Видимо, кто-то давным-давно еще догадался построить землянку именно на том месте. Трудно сказать, кто мог ее построить. Могли партизаны, или просто лихие люди, бежавшие от коллективизации, или попросту бандиты. Она давно была заброшена, но теперь мне она пригодилась.

Я осмотрел все, что было в землянке. Ненужное старье я выбросил, а кухонную утварь оставил. Вышел на берег Кубани, осмотрелся – хорошие заводи. Я поставил сомятницу на лягушку. Мне недолго пришлось ждать, сработал сторожок, и я поймал сомика, небольшого сомика, килограмма на три. Небольшой, потому что в Кубани можно выловить и до 50 килограмм, а то и больше. Мне как раз хватило на целый день и на ужин. Соли не было, ничего не было, поэтому я просто-напросто отварил в том котелке, который нашел в землянке. Жарить не хотелось, без соли жареная рыба не очень вкусная.