Леонид Гришин - Эхо войны

• Название: Эхо войны
• Автор: Леонид Гришин
• Жанр: Короткие истории
• Год: 2012

Автор в рассказах повествует о людях и судьбах. Почти все рассказы начинаются на рыбалке у костра, где сама природа способствует желанию человека раскрыться и рассказать о самом сокровенном. В трагических судьбах героев видишь благородство, мужество, любовь и верность. Читателю порою может показаться, что это он сидит у костра и переживает случившиеся события: иногда печальные, иногда трогательные, а иногда и несправедливые. Но в них всегда есть надежда. Надежда на то, что всё было не зря. Надежда на собственных детей, на то, что их не коснётся жуткое Эхо Войны, и не будет больше боёв, которые в мирное время снятся и не дают покоя.

---

– Я маму плохо помню, она рано умерла, – сказала Марина, – я еще в первом классе училась. Папа работал на заводе. Помню, что жили они дружно, без скандалов, с уважением друг к другу. Даже когда мама болела, уже не вставала, а я еще маленькая была, отец взял всю домашнюю работу на себя: убирал, стирал, гладил, за мамой ухаживал. Потом, когда ее не стало, папа продолжал работать на заводе. А через год папа сказал: «Я еду в Челябинск, в командировку, поедешь со мной». Мы уехали. В Челябинске поселились в гостинице. Не знаю, что это за командировка была, папа никуда не ходил по работе. Помню, мы часто гуляли, причем по одной и той же улице и в определенное время: утром шли в одну сторону, в нужном месте папа останавливался и смотрел на окна на противоположной стороне, вечером шли в другую сторону улицы, и также папа останавливался в каком-то месте и снова смотрел на окна на противоположной стороне. Так мы гуляли три-четыре дня, в промежутках ходили в магазины и другие места. На четвертый день вечером мы гуляли по противоположной стороне улицы, и я увидела красивую, стройную женщину, шедшую нам навстречу. Вдруг она заметила моего папу, подбежала к нему, бросилась ему на шею: «Шурка, Шурочка! Откуда ты здесь?» Отец смущенно улыбался, а я думаю: что за тетка такая, прыгает, отца пацанячьим именем называет. «Вот, Манечка, это моя дочь, – тут отец запнулся. – Мариной зовут». Женщина посмотрела на меня, обняла: «Ой, какая ты красавица!» А я смотрю на нее и ничего не понимаю. Эта Маня взяла папу за руку: «Пойдем ко мне домой, я тебя со своими девочками познакомлю. Ну, а Павла ты знаешь, он сейчас с работы придет». «Нет, Маня, мы не пойдем, мы спешим». А она все свое: «Как же так, Шура, ты здесь, в Челябинске, да с дочкой, и не зайдешь. Давай я Мариночку со своими дочерьми познакомлю». «Маня, а я свободен», – вдруг произнес отец. Я опять не понимаю, как это он свободен? У женщины улыбка сошла с лица. Отец снова: «Да, Маня, я уже год как свободен». Очень странные глаза были у отца: и ласковые, и добрые, и вроде как просящие, даже умоляющие. А эта женщина отвечает ему: «Шурочка, ты же мне братик, ну пойми!» «Да, понимаю, но может все-таки…» – папа пристально смотрел на нее. «Ну, Шурочка, сколько раз можно об этом говорить, пойми же наконец», – вздохнула женщина. «Да, понимаю, но я буду ждать», – твердо сказал отец. Потом они стали говорить о чем-то мне совершенно непонятном – понимали друг друга даже по обрывкам слов. Я отошла в сторонку. Разговор был недолгим. Вскоре папа позвал меня, взял за руку, и мы пошли. В какой-то момент я оглянулась, эта тетя стояла и смотрела нам вслед. Пройдя еще немножко, я взглянула на папу: у него по щеке катилась слеза. «Папа, тебе соринка в глаз попала?» – забеспокоилась я. «Да, здесь электростанция на твердом топливе работает, наверное, уголек попал», – стал вытирать глаза отец. Тогда я не придала значения всей этой истории, но когда сама влюбилась безответно, поняла, какие соринки попадают в глаза.

Так мы и жили с папой. Он говорил, что работает конструктором на авиационном заводе. К нам часто приходили мужчины, которые собирались у отца в комнате и что-то шумно обсуждали, спорили. Как-то приехала пожилая женщина, и эта Маня с ней, они у нас целую неделю жили, и потом выяснилось, что они приезжали папу защищать от оговора. Я вам уже рассказывала об этом. А вот еще история. Где-то в девятом или десятом классе учитель повел нас на экскурсию на авиационный завод. Там мы походили по разным цехам и пришли в конструкторский отдел. Я уже подумала, что увижу отца, он ведь все время говорил, что в конструкторском отделе работает. Такой обычный конструкторский отдел, что тебе рассказывать, сам прекрасно знаешь, сам конструктор. Около большого отцовского стола стояли два кульмана и несколько стульев, но я не придала этому значения. А наш сопровождающий подошел к папе и тихо, вежливо что-то сказал. Папа взглянул на нашу группу, увидел меня и одобрительно кивнул. Мы все обступили стол. Отец навесил лист ватмана на кульман и стал объяснять ребятам разные технические подробности. Я оглядела одноклассников и была поражена – у них рты пооткрывались. Мне казалось, что папа рассказывает элементарные вещи: почему самолет летит, почему самолет срывается в штопор, почему стаи птиц никогда не сталкиваются друг с другом, почему гуси-утки летают клином, почему цапля при полете складывает шею, а гуси, напротив, вытягивают. Одновременно с рассказом папа фломастером рисовал на кульмане какие-то фигуры, писал формулы обтекания птичьих крыльев, и в какой точке разряжение получается, куда направлена подъемная сила, и как она управляется – всем было интересно. Дома я папе вопросов никаких не задавала, а здесь мальчишки наперебой засыпали отца вопросами. И отец с удовольствием на все ответил.

Время за разговорами пролетело незаметно, нам пора было уходить. На обратном пути я услышала, как наш учитель сказал сопровождающему: «Все-таки огромными знаниями обладает этот Шапкин!» А сопровождающий подтвердил: «Это единственный конструктор, которого ни главный конструктор, ни главный инженер к себе не вызывают». «Почему?» – озадачился учитель. «Они сами к нему приходят! Видели, что около его стола еще стулья стоят и два кульмана? После работы к нему приходит главный инженер или главный конструктор. Уж слишком хорошая голова», – заключил сопровождающий. Я удивилась, услышав подобное мнение о своем отце и о том, как его ценят на работе. Главный конструктор часто приходил к нам домой по вечерам, а иногда и заполночь, и они сидели с папой до утра, решая какие-то вопросы. «Да, но почему же тогда его не повысят до зама главного конструктора или главного инженера, что же его держат простым сотрудником?» – спросил опять учитель. «Да потому что его голова ценна за кульманом, а не в административной работе. Это ошибка нашей системы, когда человека, творящего чудеса за кульманом, делают начальником какого-нибудь отдела и, теряя настоящих конструкторов, получают плохих администраторов. В случае с Шапкиным сохранили отличного конструктора», – сказал сопровождающий. Вот так я узнала, в каком почете на заводе был мой отец.

Я окончила институт и поступила работать в конструкторский отдел. Замуж вышла еще будучи студенткой, по любви. Первая любовь у меня была безответной, а вторая взаимной. Мы любили друг друга, очень уважали. У нас два сына: младшего ты видел, а старший остался на хозяйстве.

– А где сейчас муж?

Марина замолчала, прикусила нижнюю губу и с минуту так сидела. Взяла бокал, пригубила вина.

– Подорвали его.

– Как?!

– Как? Ты же знаешь про бандитизм, когда взрывают джипы.

– Он был бизнесменом?

– Да, хорошим бизнесменом. Бизнес был крупный, а муж умный, рисковый, преуспевающий. Грянул девяносто восьмой год. Помнишь, что тогда было? А до этого муж активно скупал предприятия, перезакладывал их, покупал другие. Сначала в Ульяновске, потом в России, а там уже и в странах СНГ. Его бизнес охватывал и Киргизию, и Украину, и Прибалтику. А когда наступил дефолт, выяснилось, что производств много, да все они в закладе оказались. Муж, конечно, чувствовал, что должно что-то произойти, поэтому часть собственности перевел на меня: хотел, чтобы я тоже занялась бизнесом. А мне больше нравилась моя конструкторская работа. Но семья есть семья, я ушла с завода и стала помогать мужу. У нас были раздельные счета, раздельные фирмы, у каждого независимый капитал. Когда его подорвали, и на меня наезды были, но все обошлось. Старший сын подрос, стал мне помощником, сейчас младший подрастает. Институт закончит и тоже будет с нами в деле. Что и как будет дальше – не знаю, пока живем в достатке.

– Да уж, это трудно не заметить – достаток.

– Вот, комплимента не дождалась, а замечание – пожалуйте.

– Извини.

– Ладно, давай выпьем.

– Давай.

Мы чокнулись, посмотрели друг другу в глаза. Ее зеленые глаза светились огнями цветомузыки от танцплощадки.

– А ты здесь начинал?

– Да, это было давно…. Здесь ничего не было: ни кафе, ни эстрады. Стоял один столб, на который я залезал. Цеплял провода к «чашечкам», подключали усилитель, и под пластинки танцевали. Это была моя инициатива с друзьями, а теперь видишь, как здесь здорово. Молодежь отдыхает, развлекается.

Официант принес шоколадное мороженое. Мы еще немного посидели. Марина предложила:

– Давай пройдемся?

Я согласился. Мы подошли к танцплощадке, посмотрели, как танцует нынешняя молодежь. Здесь меня многие узнавали, здоровались, бросали любопытные взгляды на мою спутницу. Мы пошли на другую сторону пруда, там стояли скамейки под плакучими ивами. Я рассказывал, что после войны не было моста, перебирались на островок вплавь. И вот на этом островке я маленьким поймал свою первую рыбку, своего первого сазанчика. Мы еще немного погуляли, затем отправились домой. Тут Марина снова взяла меня под руку, а я взял ее руку в свою, потом остановился, взял обеими руками ее ладонь, она тоже остановилась. Я глядел в ее кошачьи глаза, как они светились в темноте. Я обнял ее за плечи, она прижалась ко мне. Так мы стояли какое-то время. А потом пошли, шли медленно, стараясь идти в ногу. Опять остановились. Я поцеловал Марину, она ответила… Затем положила голову мне на плечо и произнесла: