Игорь Смирнов - Философский комментарий. Статьи, рецензии, публицистика 1997 - 2015

• Название: Философский комментарий. Статьи, рецензии, публицистика 1997 - 2015
• Автор: Игорь Смирнов
• Жанр: Культурология
• Год: 2015

Подборка около 60 статей написанных с 1997 по 2015 гг

Игорь Павлович Смирнов (р. 1941) — филолог, писатель, автор многочисленных работ по истории и теории литературы, культурной антропологии, политической философии. Закончил филологический факультет ЛГУ, с 1966 по 1979 год — научный сотрудник Института русской литературы АН СССР, в 1981 году переехал в ФРГ, с 1982 года — профессор Констанцского университета (Германия). Живет в Констанце (Германия) и Санкт-Петербурге.

---

2

Конкретные мотивы социального разлада чрезвычайно разнолики. Он обусловлива-ет-ся то мировоззренчески (религиозная Тридцатилетняя война), то экономически (схва-т-ка за контроль над природными ресурсами в Сьерра-Леоне и в Демократической Рес-пу-блике Конго), то эт-нически (вражда народностей хуту и тутси в Руанде), то тер-ри-то-ри-ально (первая и вто-рая чеченские войны), то клас-со-во (античные восстания рабов), то эмансипаторно (свержение компрадорских кор-румпи-рованных режимов, например на Ку-бе) и т. д. Тем не менее субъект, ступающий на путь подобных войн, неизменен. Он об-рубает связь с соб-ственным Другим. Такой наружный отказ от обмена и партнерства не состоялся бы, ес-ли бы его не питало расстройство самосо-знания, перестающего ра-бо-тать: разъединять и соединять рефлексирующее «я» с рефлексируемым . Против соб-ст-венного Д ругого вос-стает тот, кто не ощущает его в себе, — субъект, утративший транс-цендентальность.

Не допуская своей объектности , индивид вменяет ее иному индивиду, каковой об-ре-ка-ется на смерть, физическое страдание, несвободу, ущемление в правах, экском-муни-ци-рование .[15] Не-трансцендентальный субъект (я отдаю себе отчет в парадоксальности это-го словосочетания) впрямую противоречит тому носителю нрав-ствен-но-сти, которо-го философия Канта обязывала относиться к ближним и даль-ним, как к са-мо-му себе.[16] О т-меняя императив морали, гражданские войны отличают-ся, по друж-ному мнению по-ле-мологов , особой жестокостью, проистекающей, как пред-ста-в-ляется, из обоюдно-го не-при-знания противниками сходства их статусов. Враг лишается до-стоинства, кото-рым на-делял его Карл Шмитт , антропологизируя понятие полити-чес-ко-го. С кем бы ни сра-жал-ся участ-ник гражданской войны, он сокрушительно проигрывает бой с тенью — с со-бой же, опу-сто-ша-ет свою спо-собность к саморазвитию, самоотрицанию. Под-нять-ся до того, чтобы за-нять метапо-зи-цию и критически взглянуть на себя, такой человек не в си-лах. Не испы-ты-вающий потребности в авто-не-гации , он рас-тво-ря-ется в группе со-рат-ни-ков, накрепко сби-той воедино слепым взаи-мо-подражанием своих членов.

То заключение экспертов, согласно которому междоусобицы в современном мире раз-дирают по преимуществу страны с низкими доходами[17], вряд ли позволительно рас-про-странять вглубь истории. Можно ли, прибегая к этому критерию, понять Гражданс-кую войну в Соединенных Штатах A мерики , отнюдь не страдавших к ее времени эко-но-мической отстaлостью , или битвы Помпея и Цезаря в богатой Римской им-пе-рии? Не сто-ит возвращаться к Прудону («Война и мир», 1861), объяснявшему все вой-ны «пау-пе-ри-зацией» народонаселения. В зажиточных ли, бедных ли регионах разра-жа-ется кро-во-пролитный кризис, он всегда показывает, что общество, впавшее в него, не в со-сто-я-нии быть самодеятельным, контролирующим себя путем двусторонних ус-ту-пок, кото-рые устраняли бы те факторы, что подрывают социальную стабильность. По-ляризован-ные лагеря, отстаивающие во что бы то ни стало собственные ин-те-ресы, отвергающие кон-цессию, не готовы принять в себя объектность , согласиться на жертвенно e само-ог-ра-ничивание . Крах претерпевает в гражданских войн a х коллективный трансцен-ден-таль-ный субъект, социальное тело, прекращающее внутренний обмен, которым гаран-ти-руется, что оно бу-дет самодостаточным , предрасположенным к совершенствованию. Во внутреннюю войну втягивается общество так или иначе несамодостаточное — не обе-с-печивающее из-за бедности удовлетворения своих первоочередных нужд, подпав-шее под двоевластие или многовластие, ошеломленное внезапным обрывом династи-че-с-кого правления, слабо институционализованное или недовольное дисфункцией бюро-кра-ти-чес-ких учреждений, лишившееся в ре-зультате жестокого го-сударственного дик-та-та инициативно-сти, не полностью пере-шед-шее в новую эволю-ци-онную фазу, так что на-род-ные массы не поспевают за аван-гар-дом, и т. п.

Чтобы до конца разобраться в том, как corps social раскалывается в неснимаемом проти-во-речии, нужно, хотя бы бегло, коснуться конституции, свойственной вообще че-ло-вечес-ко-му телу. Мне уже неоднократно приходилось писать о том, что оно не бес-ти-аль-но , по-с-кольку удвоено[18]: верхние конечности дополняют нижние, левая — вспо-мо-га-тель-ная — рука асим-метри-чна к правой — трудовой, и аналогичн o по-разному функцио-ни-руют семисферы го-ловного моз-га. Это дублирование плоти, сопровождаемое ее диф-фе-ренцированием, не устраняет того факта, что она остается ор-ганизмом, все части ко-то-рого взаимозависимы, а не относительно самосто-я-тель-ны, наподобие правой поло-ви-ны мозга у правшей, подменяющей левую, «доминантную», если та по-чему-либо вы-ш-ла из строя. Мы переживаем, следовательно, коллизию взаимоисключающих, но оди-на-ко-во в се-бе завершенных, соматических систем, одна из которых целостна, потому что скомпа-нована из комплементарных подсистем, а другая — потому что все ее состав-ля-ю-щие на-ходятся в соподчинении, согласованности, структурном единстве. Человеческая би-о-ло-гия отпадает от животной в одном и том же существе. Нам имманентен опыт от-чужде-ния от животной соматики , от нашего же организма, то есть заведомое знан ие о е го ко-нечности — нашей смертности. У танатологически компетентного человека есть два выхода из этого удручающе отчаянного положения: креативно-спасительный , заклю-ча-ющийся в выстраивании социокультурного инобытия, которое оспаривает принад-леж-ность людей только к отприродному бытию, и агонально-разрушительный , проеци-ру-ю-щий брен-ность плоти на чужое «я».

Как исполнитель агрессивно-деструктивной роли человек опять же не-однозначен. Он может стремиться и к тому, чтобы уничтожить в Другом организм, сломить сопро-тив-ление врага, выступающего в виде биомассы, и к тому, чтобы подавить в сопернике ту телесность, каковая антропологически специфична. В первом случае перед нами вне-ш-няя война, противоборство смерт-ных тел, более или менее щадящее, однако, яв-лен-ность в них сугубо человеческой соматики , которая рождается из quid pro quo , из за-ме-щения органов (четырех двигательных конечностей только двумя — в далеком начале это-го про-цесса) и тем самым открывает путь для осуществления самых разных субсти-ту-ций, к чему бы те ни прилагались, — для обшир-ной духовной деятельности . Внешняя вой-на не ведется против спиритуали-за-ции тел a . Да-же если она идеологична , она на-це-ле-на на нис-провержение конкрет-ных мы-слитель-ных конструктов, а не идейности как та-ковой.[19] Э того рода конфронтация подразумевает эквивалентность противников (со-по-ста-ви-мых по Духу) и по-то-му под-дается конвенционализации , договорному вставле-нию в правовые рамки (которые, впрочем, часто перешагиваются комбатантами, осо-бен-но партизанами, что все же не во-спринимается в качестве нормы боевых действий). Во втором случае мы имеем дело с внутренним конфликтом, в котором обе стороны за-ня-ты борьбой с асимметричной дву-те-лес-ностью — вместилищем самосознания. Гу-бя-щая трансцендентальное «я», внутренняя война агуманна ; она не протянута через всю че-ловеческую историю, набирает силу лишь тогда, когда происходит разделение об-ще-ст-ва и государства, когда социум принимается изживать фундировавшее его со-вме-ще-ние субъект-ного и объектного — свою суверенность, отдаваемую в распоряжение «Ле-ви-афана». Что-то похожее на только что ска-зан-но e о внешних и внутренних бранях имел в виду и Николай Бердяев (не пускав-ший-ся, правда, в объяснение установленной им разницы между еще этическими и бе-сти-аль-ны-ми войнами и теоретически неосто-рож-но сводивший последние к революционным во-з-му-ще-ниям):

«В исторических войнах народов никогда не бывает такого отрицания чело-ве-ка, как в революционных войнах классов и партий. Война имеет свою обя-за-тель-ную этику отношения к противнику. <…> В революционных классовых вой-нах всё считают дозволенным, отрицается всякая общечеловеческая эти-ка. С врагом можно обращаться, как с животным».20 

Интерсоциальные битвы («народов», как выражался Бердяев) при всем своем отли-чии от интрасоциальных , тем не менее, переливаются в междо-усобицы, разыгрываю-щи-еся в том стане, который терпит поражение. Гражданская война в России, бывшей вы-ну-жден-ной заключить крайне невыгодный для себя Брестский мир, — одно из рази-тель-ных до-казательств этого тезиса. В ту же парадигму входит разгром версальскими вой-сками Парижской коммуны после неудачной для Франции войны с Германией.[21]Гра-ж-данс-кую свару затевает тот, чье трансцендентальное содержание оказывается де-фи-цит-ным, не вы-держивающим батального испытания. С демонической прозорли-во-с-тью Ле-нин делал став-ку в статьях 1914—1915 гг. на поражение Российского государства в П ер-вой миро-вой войне в надежде, что та превратится из «империалистической» в «гражданскую». И напротив: расчет на выигрыш в этой войне придавал Евгению Тру-бе-цко-му уверенность (увы, идеалисту, не подтвердившуюся) в том, что его страну более не постигнет «кро-вавая смута», по-добная той, что случи-лась вслед за крахом царской по-литики на Даль-нем Востоке в 1904—1905 гг.[22]