Хулия Наварро - Стреляй, я уже мертв

• Название: Стреляй, я уже мертв
• Автор: Хулия Наварро
• Издательство: группа «Исторический роман»
• Жанр: Драматургия
• Год: 2016

Бывают в жизни мгновения, когда единственный способ спастись — это умереть или убить.

В конце XIX века, на последнем этапе царизма в России, семье Цукеров, преследуемой за иудейскую веру, приходится бежать из страны, от кошмара и несправедливости. Прибыв на Землю Обетованную, Самуэль Цукер приобретает землю у арабской семьи Зиядов, возглавляемой Ахмедом. Между ним и Самуэлем возникает тесная связь, крепкая дружба, которая, несмотря на политические и религиозные различия, сохраняется поколение за поколением.

На фоне угроз, мести и многих других страстей жизнь Цукеров и Зиядов сплетается в мозаику предательства и страданий, любви возможной и невозможной, полное удивительных событий совместное существование на территории нетерпимости.

Пронзительная и трогательная хроника, две семейные саги — новый роман Хулии Наварро погружает нас в жизнь реальных людей, которые борются за то, чтобы исполнить свои мечты, которые сами ответственны за выбранный путь.

---

— Могу я вернуться завтра? — спросил Вади, затаив дыхание, ожидая ответа.

— Я даже не знаю, как вас благодарить... Мне бы не хотелось злоупотреблять вашей добротой. Вы так молоды...

— Я могу помочь собрать средства для школы, их нужно не так уж много. Сюда приходят только арабские дети?

— Есть несколько христиан, но ни одного еврея. Единственное, чего я хочу — чтобы несчастные дети имели возможность научиться читать и писать. На большее я и не рассчитываю, потому что просто не могу им дать.

Каждый день я открываю эти дверь и жду, когда придут дети. Иногда приходит двадцать человек, иногда — тридцать; бывают дни, когда не набирается и пяти. Все зависит от того, сколько у них дел дома, отпустят ли их родители. Знаете, очень непросто убедить родителей, считающих, что дети в школе лишь зря теряют время. Если они все же отпускают сюда детей, то лишь потому, что это бесплатно.

— А почему вы сами это делаете? — полюбопытствовал Вади.

— Я родился в нищей деревушке, затерянной среди бесплодных равнин Кастилии, в Испании. Мой отец был пастухом, едва умевшим читать и писать; мать не умела даже этого. Но при этом она инстинктивно чувствовала, что лишь учеба поможет мне избежать того жалкого существования, которое влачили родители. Мама все мечтала, мечтала вслух. Когда мы с братом были маленькими, она постоянно рассказывала нам чудесные истории. Не знаю, как ей это удалось, но она смогла убедить дона Фульхенсио, деревенского священника, похлопотать за меня, чтобы меня приняли в толедскую семинарию. Мне не было еще и девяти, когда родители простились со мной на пороге отчего дома, вложив мою ручонку в руку священника, который должен был отвезти меня в семинарию. Я плакал навзрыд, не желая никуда ехать, и даже укусил священника за руку. Мама испугалась, что дон Фульхенсио рассердится и не возьмет меня в Толедо. Но вместо этого священник попросил ее поехать вместе с нами, и она согласилась, несмотря на возражения отца.

В дверях семинарии она все пыталась уговорить меня отпустить ее руку, ласково журя. «Запомни, — говорила она. — То, что я сейчас делаю для тебя, ты будешь делать для других детей в будущем. Ты станешь Божьим человеком, а нет ничего достойнее, чем служить Господу нашему, обучая невежественных. Обещай, что пойдешь по этому пути».

И я обещал ей это, хотя в то время сам еще толком не знал, что значит это обещание. Я вспомнил о нем много лет спустя, возле смертного одра моей матери. «Теперь ты монах, — сказала она. — Сам Господь направил тебя на стезю бедности. Но он не простит, если ты не поможешь другим научиться тому, что знаешь ты сам. Разыщи тех, кто еще не обрел знаний, и помоги им их обрести. Всю жизнь мне было больно, что не умею читать и писать, не могу понять в книге ни единой буквы. Эта боль сжимала мне сердце и заставляла рыдать. Я знаю, что мне уже поздно, ты и сам видишь, как меня изнурила болезнь. Но я знаю, что ты сможешь научить этому других».

Вот так Вади узнал, что монах стремился исполнить обещание, данное своей матери — несчастной женщине, жаждавшей знаний, которые были ей недоступны.

Когда в тот вечер Вади вернулся домой, он чувствовал себя счастливее, чем все последние годы, когда единственной его мыслью было убивать, чтобы не быть убитым.

Сальма внимательно слушала сына. Она не решалась ему сказать, что помощь христианскому монаху — совсем не то, чего она желала бы для своего мальчика. Она считала, что сын достоин большего. С тех пор, как Вади вернулся с войны, они с Мухаммедом не переставали строить планы, какую замечательную карьеру он мог бы сделать. Однако Вади был слишком горд. Он стремился жить честно, по велению совести, и, казалось, этого ему вполне хватало для счастья.

— Быть может, тебе стоит поискать работу в одной из школ Дейр-Ясина, — предложила мать. — Там, где живет твоя тетя Айша, есть две школы: для девочек и для мальчиков. Юсуф может дать тебе рекомендацию. С каждым днем эта деревня все больше процветает и, кстати, она совсем недалеко от нас, к западу от Иерусалима. Так что тебе не придется слишком долго туда добираться.

— Да, конечно, Юсуф мог бы дать мне рекомендацию, но я предпочитаю работу, которую нашел сам. Детям, с которыми я сегодня встретился, нужен учитель. Монах не справится в одиночку.

Сальма не стала возражать, но Мухаммед в скором времени выразил свое недовольство его решением.

— Ты, конечно, можешь помогать этому монаху, но сначала должен найти настоящую работу. Монахи живут за счет пожертвований, но ты — не монах и должен работать. А кроме того, пора подумать о женитьбе и о собственном доме.

— Мне бы хотелось должным образом обустроить этот склад под школу, — сказал Вади. — Дети не должны сидеть на полу... Думаю, Омар Салем мог бы сделать и больше, чем просто предоставить пустующий склад. У него и его друзей достаточно денег, чтобы помочь беднякам. И детям нужен человек, который бы их обучал и наставлял. Сейчас у нас учатся одни только мальчики, но там достаточно места, чтобы обустроить классную комнату и для девочек. Брат Августин собирает пожертвования, чтобы содержать школу, я буду делать то же самое. Постараюсь убедить всех, кого знаю, жертвовать на школу, дабы послужить доброму делу.

— Это весьма похвально, но ты должен подумать и о себе самом, — настаивал Мухаммед.

— Отец, обещаю, что не стану для тебя обузой. Когда я закончу свои дела в школе, то найду работу, за которую мне будут платить.

— Я не это имею в виду, — ответил Мухаммед. — Аллах всегда был к нам милостив. Этот дом и сад всегда будут твоими. Здесь жил мой отец, а до него — дед и прадед... Многие поколения Зиядов жили на этой земле, и так должно оставаться и впредь. Когда-нибудь ты женишься и приведешь сюда жену, здесь родятся твои дети, а затем — дети твоих детей. Я согласен, наш долг — помогать ближнему, но и перед собой у нас тоже есть долг.

Однако, хотя Вади и преисполнился решимости идти своим путем, его все же опечалило, что приходится перечить отцу.

— Мне самому не так много и нужно, — сказал он. — А если я встречу женщину, на которой захочу жениться, то ей придется умерить свои запросы. И ты знаешь, отец? Я считаю, нам очень повезло, что мы умеем довольствоваться малым, не теряя при этом достоинства.

— Мы не теряли достоинства именно потому, что честно зарабатывали себе на жизнь, — ответил Мухаммед, которому совсем не нравился этот разговор.

— Я буду зарабатывать деньги и учить детей, — сказал Вади. — Обещаю, ты будешь мной гордиться.

Свое обещание Вади сдержал. Каждое утро он появлялся в школе и оставался там до полудня, помогая брату Августину обучать детишек, охваченных жаждой знаний.

— Ты хороший учитель, дети за тобой хвостом ходят, — говорил монах.

— Мне нравится преподавать, и я люблю смотреть, как они чему-то учатся.

— У тебя есть терпение — та самая добродетель, которой я, к сожалению, не могу похвастаться, — признался монах. — Иногда, когда кто-то не слушается, я могу отвесить ему подзатыльник; я и сам понимаю, что не прав, но не знаю, как усмирить гнев.

— Что поделаешь. Все мы когда-то получали подзатыльники от учителей, а дети порой бывают совершенно невыносимыми.

Тем не менее, брат Августин замечал, что Вади ни разу не поднял на детей руку и даже не рассердился, когда кто-то из них, вместо того, чтобы внимательно слушать, начал бегать по классу. Вади был настоящим учителем — от Бога.

Ему также не потребовалось много времени, чтобы найти высокооплачиваемую работу. В этом ему помог опять-таки брат Августин, рассказавший об одной типографии, принадлежащей некоему британцу. Тот как раз искал сотрудника, который умел бы грамотно писать по-английски, а желательно, еще и по-арабски, а если, ко всему прочему, еще и на иврите, так вообще замечательно.

Несмотря на английское происхождение, мистер Мур был коренным иерусалимцем, сыном английского пастора, который пятьдесят лет назад поселился в Иерусалиме вместе с семьей. Отец мистера Мура был настоящим знатоком священных текстов; едва ступив на землю Иерусалима вместе с беременной женой, он понял, что никогда больше не вернется в Великобританию. Здесь родился его сын Фред, который получил истинно английское воспитание, как если бы вырос в самом центре Лондона. Так продолжалось до тех пор, пока Альфреду Муру не исполнилось шестнадцать лет: после этого его стали обучать арабскому и азам иврита.

Его родители состарились и умерли в Иерусалиме, там же были и похоронены в полной убежденности, что, когда настанет Судный день, Господь узнает их среди прочих своих детей.

Для Вади было настоящей загадкой, как монах-католик может водить столь тесную дружбу с англиканцем, которым, несомненно, являлся Мур. Однако с каждым днем он все больше убеждался, что ничего не знает о монахах. Или же просто брат Августин не был обычным монахом. Так или иначе, именно благодаря рекомендации брата Августина Фред Мур взял его на работу в типографию.