Хулия Наварро - Стреляй, я уже мертв

• Название: Стреляй, я уже мертв
• Автор: Хулия Наварро
• Издательство: группа «Исторический роман»
• Жанр: Драматургия
• Год: 2016

Бывают в жизни мгновения, когда единственный способ спастись — это умереть или убить.

В конце XIX века, на последнем этапе царизма в России, семье Цукеров, преследуемой за иудейскую веру, приходится бежать из страны, от кошмара и несправедливости. Прибыв на Землю Обетованную, Самуэль Цукер приобретает землю у арабской семьи Зиядов, возглавляемой Ахмедом. Между ним и Самуэлем возникает тесная связь, крепкая дружба, которая, несмотря на политические и религиозные различия, сохраняется поколение за поколением.

На фоне угроз, мести и многих других страстей жизнь Цукеров и Зиядов сплетается в мозаику предательства и страданий, любви возможной и невозможной, полное удивительных событий совместное существование на территории нетерпимости.

Пронзительная и трогательная хроника, две семейные саги — новый роман Хулии Наварро погружает нас в жизнь реальных людей, которые борются за то, чтобы исполнить свои мечты, которые сами ответственны за выбранный путь.

---

Это был торговец-еврей по имени Бенедикт Перец. Он был последователем Теодора Герцля и в 1897 году отправился в Базель, чтобы присутствовать на первом сионистском конгрессе.

Бенедикт производил впечатление человека, хорошо знающего Палестину, и с восторгом отзывался о молодежном движении «Возлюбленные Сиона», многие последователи которого там поселились. Они бежали от погромов и преследований и обрели на этой земле свою вторую родину.

— Да, отец говорил мне о них, — вспомнил Самуэль.

— Многие из них осели в Иерусалиме, в Хевроне, по берегам Тверии. Иные посвятили свою жизнь Богу и проводят дни в молитвах и чтении Талмуда, занимаясь при этом благотворительностью. Другие стали фермерами и пытаются выращивать на этих пустынных землях фрукты, которые позволили бы людям здесь выжить, — рассказывал Бенедикт.

Он честно предупредил Самуэля о трудностях, которые могут подстерегать его на пути в Палестину. И дело было не только в том, что добиться от турецких властей разрешения на въезд становилось все труднее, поскольку турки были не в восторге, что евреи заполонили принадлежащие им территории, но и в том, что сами евреи, успевшие там обосноваться, принимают новичков без особой, мягко говоря, теплоты, считая, что страна и так переполнена всевозможными иммигрантами, которые хоть и называют себя их братьями, но при этом говорят на других языках и придерживаются совершенно иных обычаев.

— Турки не всегда позволяют евреям высаживаться на своей земле, так что многим приходится делать крюк через Египет. Да, и еще: опасайтесь малярии, новичку ничего не стоит ее подхватить.

Саму же Землю Обетованную он описал как выжженную пустыню, полную лишений и опасностей, где выжить можно с большим трудом.

— Как могло случиться, что священная земля Палестины пришла в такой упадок? — поразился Самуэль.

— Когда мамелюки разгромили крестоносцев и навсегда изгнали их с Востока, был издан закон, согласно которому запрещалось обрабатывать землю в долинах, чтобы у крестоносцев не возникло соблазна вернуться, ибо в бесплодной пустыне они не смогли бы найти пищи для себя и корма для своих коней. Большую часть земель, принадлежавших крестоносцам, султан раздарил своим фаворитам, а те, поглощенные служением своему владыке, не слишком заботились о процветании этих пустынных земель, расположенных так далеко от Константинополя. Так что в конце концов большая их часть оказалась в руках феллахов — арабских крестьян. Им было нетрудно купить там землю — турки продали им ее с большой охотой.

— И что же, все эти земли теперь — в собственности турецких семей? — продолжал допытываться Самуэль.

— Они по-прежнему остаются в собственности султана. Однако там живут и арабы, приехавшие из Сирии и Ливана, да и в самой Палестине они всегда жили. Все они пользуются благосклонностью султана и никоим образом не претендуют на эти бесплодные земли, которые все равно не приносят никакого дохода.

— Я думаю, что в таком случае евреям не составит большого труда выкупить эти земли, — настаивал Самуэль.

— Как вы можете догадаться, евреи, бежавшие из Российской империи, не привезли с собой больших денег. Они и так платят немалые пошлины. Барон Ротшильд делает всё возможное, чтобы как-то облегчить положение поселенцев; он помог встать на ноги нескольким сельскохозяйственным общинам, и даже оказал содействие, когда пришлось выяснять отношения с турецкими властями, — продолжал объяснять Бенедикт.

Самуэль попросил старого друга своего деда, чтобы тот порекомендовал ему кого-нибудь, кто мог бы давать ему уроки арабского языка.

— Я знаю, что мне там в любом случае придется нелегко, но я хотя бы смогу объясниться с местными жителями.

Перец познакомил его со своим другом, который в молодости много путешествовал по Востоку и знал многие языки тех далеких стран.

В первую минуту Самуэль впал в ступор от такого обилия непонятных закорючек, составляющих арабский алфавит. Поначалу ему казалось совершенно безнадежным делом хоть как-то в них разобраться. Но со временем ему удалось выучить несколько фраз, которые могли бы помочь объясниться.

Тем временем Мари делала все возможное, чтобы убедить Самуэля остаться с ней. Она не сомневалась, что в Палестине он просто погибнет, и очень старалась помочь ему примириться с самим собой.

Самуэль же, со своей стороны, всё оттягивал свой отъезд; однако вовсе не увещевания Мари были тому причиной, и даже не слишком скромные успехи в изучении арабского языка. Тяжелее всего была для него неизбежность расставания с Ириной; одна мысль об этом причиняла ему невыносимую боль.

Молодая женщина была полна решимости начать новую жизнь в Париже, и не могло быть и речи о том, чтобы она отправилась с ним в Палестину.

Поскольку Ирина не желала сидеть на шее у Мари, она устроилась работать в цветочный магазин — впрочем, тоже по рекомендации модистки. Платили ей не так много, но все же достаточно, чтобы хватало на скромную жизнь и образование Михаила. По вечерам она помогала Мари шить пальто и шубы. Шить Ирина никогда не любила, но считала, что должна хоть чем-то отблагодарить эту женщину, которая так радушно их приняла.

Погожим сентябрьским утром Самуэль отбыл в Марсель, снабженный рекомендательными письмами к некоторым палестинским евреям, хорошим знакомым Бенедикта Переца. Прошло чуть больше года с тех пор, как он покинул Санкт-Петербург, и теперь, в последней трети 1899 года, он собирался открыть новую страницу своей жизни.

Впервые в жизни он отвечал лишь за себя самого и страшно боялся встречи с «Землей Обетованной».

Средиземное море оказалось куда неспокойнее, чем он ожидал, хотя в последние дни перед прибытием качка стала слабее, и корабль стал медленно приближаться к порту под названием Яффа.

Первой трудностью, которая могла его подстерегать, был возможный запрет турецких властей сойти на берег. Он надеялся, что ему удастся подкупить таможенников, хотя Бенедикт Перец предупреждал его, что уже были случаи, когда таможенники брали взятки, а сойти на берег так и не позволяли.

Тем не менее, все обошлось благополучно.

— Завтра мы прибываем в Палестину, объявил капитан. — Будьте готовы завтра утром ступить на землю Яффы.

В эту ночь Самуэль так и не смог уснуть. Ему не давали покоя мысли о том, что ждет его завтра утром. Он перебирал в памяти свое прошлое — все то, что оставил позади.

Перед рассветом он вышел на палубу, где с нетерпением ждал, когда покажется палестинский берег. Синий цвет морской воды здесь был глубже и ярче, а запах — острее и насыщеннее, чем на Балтике — как она ему помнилась. И все же он невольно вздрогнул, когда он услышал крик матроса, возвещавший о прибытии.

— Земля!

В одном этом слове слились все его мечты и надежды. Он достиг Земли Обетованной.

Когда корабль прибыл в порт, Самуэль бросил взгляд в сторону пристани. Его внимание привлек молодой человек примерно его возраста, державший за руку мальчика чуть старше Михаила; должно быть, ему было около семи или восьми лет. Оба они с большим интересом рассматривали корабль. Чуть позади шла женщина, закрывая лицо краем головного покрывала. На руках она держала младенца, а рядом с ней шла маленькая девочка, вцепившись в складки ее юбки, боясь их выпустить даже на секунду. Женщина выглядела грузно из-за беременности, но Самуэлю она показалась поистине прекрасной — таким счастьем светились ее огромные и бездонные черные глаза.

3. Земля Обетованная

Внезапно Изекииль замолчал, и у Мариан это вызвало раздражение. Она вся превратилась в слух. Ее захватила история Исаака, Самуэля, Константина и Ирины, и захотелось узнать, что случилось дальше. Узнать, что почувствовал Самуэль, ступив на Землю Обетованную. Она не знала его прошлое, как их жизни сплелись с жизнями других мужчин и женщин. Но Изекииль, сын Самуэля, вдруг замолчал, вернув ее в реальность, в это утро, когда они встретились в квартире каменного дома на окраине Иерусалима. Мариан вспомнила, зачем здесь находится, и снова овладела собой.

— Такова история моего дедушки Исаака и отца, Самуэля, — заключил Изекииль, — но как я вижу, вы так и не выпили чай, и он остыл.

— Простите, я слушала с большим интересом, — искренне призналась Мариан.

— Если хотите, могу сделать еще чая или кофе, — дружелюбно сказал старик.

— Если не сложно... — ответила она. Ей нужно было время. Время подумать. Она хотела знать больше и не могла довольствоваться лишь образом Самуэля, спускающегося на землю Яффы.

Когда зазвонил телефон, снова разорвав тишину, Мариан вздрогнула. Изекииль поднялся, его старые суставы хрустнули.

— Простите, — сказал он, выходя из гостиной.

Когда он вернулся, Мариан сидела очень тихо, перелистывая блокнот, который достала из сумки, в котором своим четким почерком делала заметки о людях, о которых только что рассказал ей Изекииль Цукер.