Наталья Миронова - Синдром Настасьи Филипповны

• Название: Синдром Настасьи Филипповны
• Автор: Наталья Миронова
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-699-85073-0

Он увидел ее и понял, что погиб. Красивая… Для него — самая красивая девушка на свете. Его девушка. Но в ней сидит демон разрушения. Пытаясь отомстить за старые обиды, она готова уничтожить и себя, и весь мир вокруг. Как подобраться к ней, как пробиться сквозь стену ненависти и боли? Как распутать кровавые узлы прошлого и выпустить из клетки ее волшебный дар?

---

Даня с бабушкой ходил на выставки, на концерты, в книжные магазины, которые она предпочитала любым другим, и ревностно следил за ее здоровьем. При любых обстоятельствах он звонил ей каждый день утром и вечером, а она на его тревожный вопрос: «Как ты, ба?», со смехом отвечала: «Не дождешься».

У нее были свои друзья, подруги, она часто приглашала их к себе, но категорически настаивала, чтобы Даня не приходил. Ей казалось оскорбительным и неприличным заставлять молодого человека сидеть со стариками. Когда друзья спрашивали ее, как там Даня и почему его не видно, она с затаенной гордостью отвечала: «О, у него свидание».

Зато Даня обожал заскочить к ней со своими друзьями, прихватив по дороге «чего-нибудь вкусненького». Все знали и любили его бабушку. В ней не было ни капли старческой болтливости и суетливости. Как и покойный дед, мастер пения под гитару, она была очень артистична, но выступала в «разговорном жанре». За свою долгую жизнь она накопила множество историй и рассказывала их так, что у слушателей дух захватывало. В компании молодежи она запросто становилась «своей».

Так Даня Ямпольский дожил до двадцати четырех лет. Он не помнил родителей и не тосковал по ним. Он оплакивал деда, но понимал, что тот ушел из жизни легко, и за это надо благодарить бога. Он обожал бабушку, а она отличалась отменным здоровьем. У него была любимая работа, за которую хорошо платили, хотя он готов был делать ее бесплатно, своя квартира, отличная машина и много друзей. Жизнь казалась ему похожей на солнечный летний день, которому никогда не придет конец.

* * *

В этот вечер он принес Нине Нестеровой компьютерную программу включения световых эффектов для ее первого дефиле. Но когда ему открыла дверь самая красивая девушка на свете, его девушка, у него все вылетело из головы. Он стоял и смотрел на нее, даже не замечая, что у него от восхищения сам собой открылся рот.

— Юля, кто там? — послышался голос Нины, и она сама — маленькая, изящная, с головы до ног затянутая в черное, как все модельеры, — подошла к дверям.

— Тут какой-то парень, — отозвалась Юля, — только он какой-то стукнутый.

Нина мгновенно оценила обстановку.

— Юленька, по-моему, он тобой стукнутый. Это Даня Ямпольский. Здравствуй, Даня.

— Я… а, да. Здравствуй. — Они с Ниной давно уже договорились перейти на «ты». Смешно, она и старше-то его всего на четыре года.

— Даня, очнись. Юлька, брысь отсюда! Что ты мне с парнем сделала?

— Я? — Юля царственно повела плечами. — Ничего.

И она столь же царственно удалилась, а Даня, все с тем же выражением простодушного восторга на лице, двинулся за ней, как ребенок за дудочкой Гаммельнского крысолова.

— Алло! Земля вызывает Ямпольского! — окликнула его Нина, щелкая пальцами в воздухе.

Он не слышал, пришлось ухватить его за рукав.

— Что? А, да.

— Что «да»? Ты программу принес?

— Принес, — кивнул Даня, с трудом возвращаясь на землю.

— «Технический нокаут», так ты это называешь? — спросила Нина. — Загрузить-то сможешь?

Даня почувствовал, что задета его профессиональная гордость. Нина на это и рассчитывала.

— Конечно, смогу, — ответил он.

— Ну идем. Я тебя с ней потом познакомлю, — пообещала Нина. — Только помни, это тот случай, когда говорят: «Хороша Маша, да не наша».

Даня пропустил эти слова мимо ушей. Усевшись за компьютер, он успокоился, почувствовал себя в своей стихии. Когда компьютер заурчал, словно сытый кот, считывая, вернее «распаковывая», как сказал бы сам Даня, новую программу, он окинул взглядом зал и сразу нашел ее. Высокая, точеная, как статуэтка, она притягивала взгляд подобно магниту. На ней было бледно-зеленое, почти белое (Даня еще не знал, что этот цвет называется фисташковым) платье из шелка-сырца с воротником-ошейником, но без рукавов, оставлявшее обнаженными плечи и спину. Ее кожа, казалось, была подсвечена солнцем изнутри.

Кругом царила невообразимая суета. Операторы устанавливали камеры, все куда-то бежали и возвращались, спотыкаясь о провода и цепляясь за стулья, только она одна оставалась невозмутимой. Нина подошла к ней и о чем-то попросила, она скрылась за какой-то дверью в глубине зала, но тут же снова появилась на возвышении, которое — это Даня уже знал — называлось подиумом. Высокая, тонкая — сноп золотистого света, выбивающийся из светло-зеленого футляра платья.

«Будет наша», — с неожиданной для себя злостью подумал Даня.

К нему опять подошла Нина.

— Может, попробуем? — спросила она.

— Ноль секунд, — ответил Даня, — сейчас распакуется.

Программа раскрылась, и он дал команду медленного выключения верхнего света. Операторы взвыли, кто-то попытался включить выносной софит, но Даня строго-настрого приказал Нине прекратить это безобразие. Она с улыбкой кивнула и отошла от него. Софит погас.

Когда в зале осталась лишь слабая подсветка да тлеющие огоньки включенных телекамер, Даня врубил световой занавес: тысячи острых, направленных лучей ударили в потолок вокруг подиума. Он еще немного поколдовал, убрал интенсивность, и на подиуме возникла одинокая фигура — тонкая и гибкая, как хлыст, Юля. Нина попросила ее пройтись, и хищный луч, державший ее в фокусе, двинулся за ней как живой. Куда она, туда и он.

— Отлично! — воскликнула Нина. — Давайте устроим прогон.

Даня дал вокруг подиума мягкий, рассеянный, словно клубящийся свет. По подиуму пошли манекенщицы. Они еще не переодевались, просто ходили взад-вперед, замирали, откинув голову назад и выставив вперед бедра, поворачивались и уходили, каждая в своем луче, не покидавшем ее ни на секунду. Потом он опять включил световой занавес, и на мгновение все ослепли, а когда занавес погас, подиум оказался пуст: манекенщицы испарились как по волшебству.

— Класс! — восхитилась Нина.

— Фирма веников не вяжет, — улыбнулся ей Даня.

Опять, словно ниоткуда, возникла Юля.

— Беги в раздевалку, а то они сейчас без тебя подерутся.

— Господи, ну что опять? — простонала Нина и убежала.

— Хотите посмотреть, как это работает? — предложил Даня.

Юля смерила его взглядом. Она тоже следила за ним исподтишка все это время. У нее был один верный способ определить сущность человека, никогда ее не подводивший. Обычно все, кто видел ее впервые, испытывали некоторое замешательство. Может, им надо было как-то соединить в уме ее негритянскую внешность с правильным московским выговором. Может, им вообще требовалось как-то примириться с ее существованием и решить, как себя вести с представительницей чужой расы. Это занимало всего мгновение, но она научилась подмечать легкую панику в глазах, непроизвольную игру лицевых мышц, приспосабливающихся к ситуации, когда человек словно напоминал себе, что надо делать вид, будто все идет как обычно.

Вот у Никиты, Нининого мужа, этого не было, но Юля подозревала, что он был предупрежден заранее, и его лицо сплясало свой танец в ее отсутствие. Хотя вообще-то он был ничего. В ее мире не существовало таких понятий, как «хороший» или хотя бы «нормальный» мужик. Высшая степень одобрения у Юли выражалась словом «ничего». Никита был ничего. Он сумел прижучить того гада, который подбросил Нине наркотик и упек ее в тюрьму. Он купил ей этот Дом моды, который Нина упорно именовала просто «ателье», и погнал этого мерзкого слизняка Щеголькова. Поговаривали, что Щегольков подался за границу вслед за каким-то богатым любовником. Юлю такие подробности не интересовали. Главное, Дом моды достался Нине. А Никита был ничего.

Но длинный нескладный парень, которому она открыла дверь, тоже оказался ничего. Нина ей говорила, что это он помогал Никите прижать того гада, хотя имени гада Юля так и не узнала: Нина не сказала, а она не спрашивала. Впрочем, открыв дверь, Юля ждала, что у этого парня тоже возникнет мимолетная паника в глазах и придется приводить в порядок лицевые мышцы. Но время шло, а он все стоял на пороге и смотрел на нее с тем же простодушным восторгом. Юля ждала, но хорошо знакомое ей подловато-суетливое выражение человека, приспосабливающегося к необычной ситуации, так и не появилось. Тут подошла Нина, и Юля поняла, что ждет она напрасно: это выражение уже не появится.

Но больше всего ей понравилась его фамилия. Она знала одного Ямпольского, и он был замечательным человеком. Единственным, для кого у Юли нашлось определение выше «ничего». Но он был старик… Интересно, может, они родственники?

— Можешь говорить мне «ты», — милостиво разрешила она. — Меня зовут Юля. Нет, мне сейчас некогда. Надо идти переодеваться. Скоро начнется.

* * *

Началось. Зал заполнился людьми. Нина встретила у входа и заботливо усадила на почетное место в первом ряду, у самого кончика «языка», грузную пожилую женщину, явно страдающую ревматизмом, совсем непохожую на обычных посетительниц модных дефиле. Даня знал, кто это: ее бывшая соседка по тюремной камере. Обычно места в первом ряду занимали закупщицы, или, как теперь говорили, «байеры»: представительницы торговых фирм, которые заказывали модели для своих магазинов. Но, видимо, для Нининой соседки по нарам сделали исключение. Потом Нина приветливо встретила Геннадия Борисовича Рымарева с супругой. Дане стало смешно: супруге Рымарева любой из Нининых нарядов полез бы разве что на нос.