Владимир Лидин - Три повести

• Название: Три повести
• Автор: Владимир Лидин
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: О войне
• Год: 1967

В книгу вошли три известные повести советского писателя Владимира Лидина, посвященные борьбе советского народа за свое будущее.

Действие повести «Великий или Тихий» происходит в пору первой пятилетки, когда на Дальнем Востоке шла тяжелая, порой мучительная перестройка и молодым, свежим силам противостояла косность, неумение работать, а иногда и прямое сопротивление враждебных сил.

Повесть «Большая река» посвящена проблеме поисков водоисточников в районе вечной мерзлоты. От решения этой проблемы в свое время зависела пропускная способность Великого Сибирского пути и обороноспособность Дальнего Востока. Судьба нанайского народа, который спасла от вымирания Октябрьская революция, мужественные характеры нанайцев, упорный труд советских изыскателей — все это составляет содержание повести «Большая река».

В повести «Изгнание» — о борьбе советского народа против фашистских захватчиков — автор рассказывает о мужестве украинских шахтеров, уходивших в партизанские отряды, о подпольной работе в Харькове, прослеживает судьбы главных героев с первых дней войны до победы над врагом.

---

Вечером пришла высланная из управления машина. Дементьев вышел проводить Черемухина на площадку вагона, и они еще постояли минутку.

— Значит, через месяц увидимся, — сказал он. — Впрочем, я вызову вас еще не раз по селектору.

Шофер завел мотор. Два ослепительных луча скользнули по вспыхнувшей листве дубового подлеска, осветили рябоватую, в выбоинах, дорогу, и маленького человека в свирепой его шапке унесла машина.

— Агди-порхо[20], — сказал Заксор, ослепленный фарами.

Чайник поспел, огонь костра был забросан. Алеша и охотник вернулись в вагон. Из диспетчерской сообщили, что поезд номер один подходит к Куйбышевке. Полчаса спустя маневровый паровоз потащил вагончик из тупика на запасный путь. Несколько раз таскал он его взад и вперед, несколько раз принимался петь печальный рожок сцепщика. Вскоре гулом и грохотом стала наливаться тишина вечера. Освещенные окна пронеслись мимо окон вагончика, и маневровый паровоз повез его прицеплять к хвосту поезда.

И вот снова под вагоном грохот и стук, к которым беспокойно прислушивается охотник. Покуривая трубку, ходит по салону Дементьев, и Алеша смотрит сквозь дремоту на этого большого и похожего на отца человека. Стук колес и усталость понемногу усыпляют, и где-то далеко, чужим добрым голосом Дементьев спрашивает: «Ну как, не жалеешь, что поехал со мной?» — и он качает головой и улыбается.

Потом он расширяет глаза, чтобы сбросить с себя дремоту, но тут же чувствует, что ноги его немеют, холодок поднимается от кончиков пальцев. Сильные руки подкладывают под его голову подушку, и сон наваливается на него.

VI

Алеша проснулся в тишине. Он лежал раздетый на своей койке в купе. Вагончик стоял отцепленный на маленькой станции. Прямо против окна откосо поднималась кверху рыжеватая сопка. Мелкий кустарник курчавился по ее склону. Каменные осыпи сопки были йодно-желтые, черные и блестящие, как уголь, и красные, точно в крови. В ущельях росли березки и сосны. Деревья были мелкорослы и тощи. Каменистая почва не давала подняться в высоту. Тесовые домишки деревеньки были разбросаны в распадке, на скудных огородах еще не сняли капусту и стояли зеленоватые недозревшие подсолнухи. И только рыжие березки бежали на сопку, словно поспорили, которая из них добежит первой. Это и была та суровая земля, которую обесплодила вечная мерзлота.

Изыскательская партия работала в семи километрах от станции. В помощь ей должны были остаться теперь Заксор и Алеша. Сухонький старичок дожидался Дементьева. Дрезина, на которой привезли его сюда с соседнего блокпоста, стояла в стороне, на запасном пути. Рыжеватая бородка старичка была свернута набок, как полумесяц. Полушубок на нем был аккуратный, застегнутый доверху. Так бы и мог походить этот местный человек Магафонов на забайкальского старика старовера. Упрямую желтизну его жестких волос до сих пор не тронула седина. И голосок у него был слабый и протяжный, как бы привычный к увещеваниям. Казалось, только скинуть бы ему самодельную шапку из собачьего меха, оглядеть углы и привычно перекреститься на барометр или на карту. С шапкой в руках — он снял ее еще на площадке вагона — старичок прошел по коридору в салон. Варежки у него были цветистые, похожие на два пряника.

— Так вы и есть Магафонов? — спросил Дементьев. — Садитесь.

Старичок торопливо сунул шапку под мышку и пожал обеими руками руку Дементьева. Сапоги на нем были ладно скроенные и по-охотничьи перехваченные ремешком. Это и был тот бывший охотник, а ныне лесник Магафонов, который оказался нужен Дементьеву.

— Вам известно, Магафонов, зачем я вас вызвал? — спросил Дементьев.

— Откуда мне знать про это? — ответил Магафонов.

— Разве начальник партии не сообщил вам о наших изыскательских работах?

— Да как сказать… говорил, — ответил тот как бы нехотя. — Только какую к этому делу я могу иметь причастность?

— Мне указали на вас как на местного человека, охотника, — сказал Дементьев. — Охотник должен знать в тайге каждый ключ.

— Был охотник, да вышел. Да и зверь был в тайге, тоже вышел. Медведя на сто верст не найдешь. Волк и тот сторонкой норовит обойти. От тайги только название осталось. Всюду лес рубят, скалы рвут… народа нагнали вторую путь строить — край этот спокон веку столько народа не видел.

Какое-то явное неодобрение к этому шумному вторжению человека было в его голосе. Дементьев помолчал.

— Вы, Магафонов, не из староверов? — спросил он как бы мельком.

— В церковь не хожу, богу не молюсь, — ответил старик уклончиво.

— Впрочем, это ваше частное дело. Однако послужить социалистическому государству придется!

Дементьев стал резок. Нарочитость ответов раздражала его.

— А все служим, каждый по своей мере, — ответил старичок. — И я не отказываюсь. Только тут над этим делом и допрежь вас потрудились. Ничего не вышло, однако.

— А почему?

— А потому, что реки здесь насквозь промерзают, зимой до самого дна пешней бей. Здесь в три слоя другой раз лед лежит. Под одним слоем воздух — вода от мороза ушла, и под другим слоем воздух. Здесь землю поглубже копни — мерзлота… мертвая земля. Американцы в свою пору приезжали, тоже поковыряли, пошурфили, земли наворотили, а воды не нашли… Вот он какой — наш край, — заключил Магафонов, как бы довольный его сопротивлением человеку.

— А если мы воду в одну зиму возьмем? Тогда что?

— А ничего. Каждому свое счастье.

— Ну что же… мы своего счастья никому не навязываем, — сказал Дементьев. — Только вот что, Магафонов… случается, — не сочувствует кое-кто нашим целям, могут встретиться здесь и такие. Край далекий, глухой. Так вот при случае — предупредите… молиться у себя дома никому не препятствуем. Но если кто-нибудь вздумает помешать нам в работе — не советую.

Старичок безучастно глядел мимо в угол. Руки его по-прежнему были сложены на коленях. Продолжать разговор Дементьев не захотел.

— Сейчас мне нужно, чтобы вы доставили двух товарищей к месту работ, — сказал он коротко. — Сам поехать не смогу, еду дальше с почтовым.

— Это можно, доставим. Больше ничего-с? — Смиренность выжидания была нарочитой.

— Больше ничего.

И так же с шапкой в руках старичок направился к выходу. Дементьев поглядел ему вслед.

— Дремучий старичок, — сказал он с жесткой усмешкой. — Ничего, через месяц вернусь, тогда встретимся. — Дрезина дожидалась, надо было прощаться. — Ну что же, Алексей, пройдет зима, найдем воду… осенью поступишь в техникум, поработаешь потом машинистом. А дальше и транспортный институт, и инженерская дорога перед тобой открыта.

И смягчились, и стали чем-то похожи на отцовские темные прищуренные его глаза, словно видел Дементьев в нем, Алексее Прямикове, свою юность…

И вот уже ускоряет моторная дрезина ход, позади остались вагончик Дементьева, тесовые строения деревеньки в распадке, и сразу глубокая выемка пути скрывает все…

Печальные по-осеннему склоны бежали по сторонам. Убогий домик, затерянный среди рыжих лесов, стоял в стороне. Кто жил в этом домике — одинокий ли старатель или охотник-орочон… кто бы он ни был. Вот можно подняться по каменистой осыпи к домику, постучать в окно, войти и сказать одинокому человеку, что он не одинок и не забыт, что и его работа нужна для всеобщей необыкновенно важной цели… Дрезина бежала и бежала с глухим шумом по рельсам, и все проносилось мимо — сопки в жестких кустах, осыпи скал, по трещинам которых прокладывают свои русла ключи, суровая и готовая к предстоящей зиме природа.

Вечером Магафонов доставил их к месту работ. Бревенчатый домик был срублен в тайге. Невдалеке от него стоял такой же амбар для хранения продуктов. Розовый, с девическим цветом лица, даже не загрубевшего в тайге, приехавших встретил начальник партии Детко.

— Мне товарищ Дементьев уже сообщил, что посылает людей, — сказал он оживленно. — В людях мы нуждаемся!

Он был словоохотлив и мало походил на начальника. Глаза у него были голубые, еще не утратившие юношеского мечтательного выражения. В одной половине дома было устроено общежитие, в другой помещалась контора. Здесь пристроил гидролог чертежную доску и полочку с книгами и образцами пород. На стенах висели синие листы чертежей. За летние месяцы были засняты на карты мари и действующие поверхностные источники. Поработали геологи, определяя состав подземных слоев. Продовольствие на зимние месяцы было завезено, доставлены насосы и буровые станки. Гидрологу Алеша понравился. Год назад он окончил гидрологический институт, работа здесь была для него первой ответственной практикой. И они оба в первые же часы рассказали друг другу о себе всё. Детко был родом из Архангельска, сын соломбальского матроса. Отец его дрался на Северной Двине с англичанами. («Мой на Амуре с японцами», — сказал Алеша с гордостью.) Уезжать из Архангельска учиться в Ленинград было страшновато. («Мне тоже страшновато было уезжать, я ведь дальше Хабаровска никогда не выезжал», — признался Алеша.) У них оказалось столько общего, что даже разница в годах не отделяла их друг от друга.