Вадим Арбенин - Предсмертные слова

• Название: Предсмертные слова
• Автор: Вадим Арбенин
• Издательство: Аграф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-7784-0427-4

Книга эта — удивительно бережно и тщательно собранная коллекция предсмертных высказываний людей разных стран и эпох. Среди них властительные правители — римские императоры, европейские короли и русские цари; знаменитые священники — римские папы и реформаторы. Конечно, много здесь представителей литературы и искусства — от Овидия до Набокова, от Микеланджело до Пикассо. Не обойдены и философы — от Платона до Ницше. Попали в книгу и знаменитые красавицы, не всегда с самой безупречной репутацией, и преступники, и просто безымянные люди, сказавшие перед смертью что-то особенное.

Чтение этой книги — удивительное путешествие по людским душам во времени и пространстве.

---

«Я не боюсь смерти», — признался жене Фрэнсис знаменитый английский писатель-юморист XX века ГИЛБЕРТ КИЙТ ЧЕСТЕРТОН. Действительно, он не боялся и не мучился. Вернувшись из очередной поездки в Париж, писатель, которого прозвали «человек-гора» за его тучность, сильно простудился, занемог и слёг в постель у себя на лондонской квартире, неподалёку от улицы газетчиков Флит-стрит. Доктор определил у него болезнь сердца. «Теперь мне всё ясно, — сказал ему тогда Честертон. — Свет борется с тьмой, и каждый должен выбрать, где он». И потерял сознание. Пришёл местный священник и соборовал писателя. Приехал старый школьный друг Эдмонд Бентли. Отец Винсент Макнеб, стоя у постели, пропел Salve Regina. Потом взял со столика вечное перо, которым Честертон написал десятки рассказов, новелл и романов, и поцеловал его. Фрэнсис ни на минуту не отходила от мужа. Однажды он всё же очнулся от забытья, открыл глаза и ласково поздоровался с ней: «Добрый день, душенька!» Потом, увидев приёмную дочь Дороти Коллинз, добавил: «Здравствуй, милочка!» и спокойно умер. «Неужели это наш Честертон?» — крайне удивился один парикмахер из Челси, который на протяжении последних пяти лет слушал передачи писателя по радио.

Или как его соотечественник, философ, историк и экономист ДЭВИД ЮМ, который умер философически спокойно и даже весело. Перед самой кончиной он закатил прощальный пир, пытаясь сравняться в хлебосольстве с античными философами. И, не обнаруживая ни малейшего нетерпения или ропота, с улыбкой рассказывал друзьям за столом: «Только что доктор Блэк сказал мне с сожалением, что я скоро умру. Как будто бы я этого сам не знал, без него. И это вовсе не было для меня неприятной новостью». Перед сном он сыграл обязательную партию в вист и довольный пошёл спать. Юм попросил родных написать на могильной плите: «Дэвид Юм. Родился 26 апреля 1711 года. Умер 25 августа 1776 года» и присовокупил: «Предоставляю потомству дописать остальное».

«Вы знаете, я никогда не боялся смерти», — говорил ближайшему другу бывший штатгальтер Нидерландов ВИЛЬГЕЛЬМ ТРЕТИЙ ОРАНСКИЙ, призванный на английский трон. В ночь с 7 на 8 марта 1702 года король быстро приближался к кончине, и его последние часы были достойны его жизни. «Было время, когда я желал её. Но теперь, когда передо мной открывается такое обширное поприще, я желал бы остаться здесь немного дольше…» И, поворотившись к доктору, стоявшему возле его страдальческой постели в Кенсингтонском дворце, едва дыша, спросил: «Сколько времени это ещё будет продолжаться?» И уже не услышал слов доктора: «Конец близок, Ваше Величество». На груди Вильгельма нашли небольшую шёлковую ленту с золотым кольцом и золотым локоном его рано умершей жены Марии.

Мать поэта Иоганна Вольфганга Гёте, ЭЛИЗАБЕТ ТЕКСТОР, весёлая хохотушка, смех которой был её природным даром, попросила родственников с одра смерти: «Передайте герру Швайнштайгеру, что я очень сожалею, но должна отказаться от его любезного приглашения… по той простой причине, что принуждена умереть через минуту». Расхохоталась и умерла.

Поэт ЕВГЕНИЙ АБРАМОВИЧ БАРАТЫНСКИЙ, увязая в вулканическом пепле и ежеминутно падая на колени, с трудом спускался с Везувия. Тропинка сплошь была залита лавой. Из жерла Везувия валили клубы жаркого ядовитого дыма, начинали дымиться подошвы сапог, и ступням становилось невыносимо горячо. Баратынский едва переступил порог дома на Villa Reale в Неаполе и повалился на руки жены и детей. Ему стало совсем плохо. Настасья Львовна уложила его в постель, и он дремал у окна, прерывисто втягивая воздух, душный от лекарств и сухого аромата пиний. На рассвете следующего дня он пришёл в себя и в бредовой горячке говорил жене: «Я прав в споре с ангелом: Смерти нет!.. Начинается жизнь… Всю жизнь опаздывать, боже мой… Разлука невозможна для истинно любящих… Смерть не имеет того зловещего облика, который представляется душам, не знающим и боящимся её…» Молоденький доктор-итальянец пощупал пульс, прижал ухо к груди пациента и испуганно прошептал: «Е morto… Умер… Смерть от воображения… Господин был поэт?..» В последнем письме из Неаполя Баратынский писал свояку: «Сладко проходит здесь жизнь наша».

А вот великий чешский писатель КАРЕЛ ЧАПЕК, напротив, признался своему другу Полачеку: «Боюсь, Карел, умереть, ибо никогда этого не делал и не знаю, как с этим справиться». — «Не бойтесь, Чапек, — приободрил его Полачек, тоже литератор. — Вы всюду попадаете в самую точку». Однако вслед за этим Чапек похвастал перед профессором Йозефом Харватом, который делал ему последний укол в руку: «Я, доктор, не боюсь смерти». И от этих слов доктор весь покрылся потом. «Он засыпает», — радостно сказала ему жена Чапека, актриса Ольга Шайнпфлюгова. «Иди и ляг, я уж как-нибудь справлюсь сам», — мягко попросил её Карел. Он высвободил свою руку из её успокоительной ладони и поднял, собрав последние силы, два пальца — средний и указательный: «Мы были вместе, Ольга, вдвоём. Всегда вдвоём. Вдвоём — на жизнь и на смерть, моя родная». И умер у неё на плече вечером в Рождество 1938 года, без четверти семь. Чапек никогда не любил Рождества. Смерть спасла его от гестапо: Гитлер давно объявил писателя своим личным врагом, и имя его стояло третьим в нацистском списке на уничтожение. Сразу же по приходе в Прагу немцы ворвались в особняк на Узкой улице в квартале Флора, на Виноградах, чтобы арестовать Чапека.

А вот старого, больного, ненавистного им писателя-пацифиста РОМЕНА РОЛЛАНА, Нобелевского лауреата 1915 года (современная эпопея «Жан-Кристоф»), гитлеровцы не тронули — он был им уже не опасен. И умер Роллан в своей постели, в маленьком бургундском городке Везеле, недалеко от тех мест, где он родился 78 лет назад. В его спальне суетился парижский доктор, маленький, юркий, он ставил романисту медицинские пиявки, стараясь оттянуть опасно прихлынувшую к голове кровь, и громко нёс какой-то вздор, чтобы отвлечь больного. Русская жена писателя, Мария Павловна Михайлова-Кювилье-Кудашева-Роллан, со страхом смотрела на одутловатое, багровое лицо мужа, её особенно пугали его безжизненные мёртвые глаза. Незадолго до этого Роллан сказал ей: «Если это правда, я хочу умереть. Прямо сейчас. У меня есть пистолет». В день его смерти в типографии Поля Дюпона в Париже закончили печатать последнюю книгу Роллана «Пеги».

Когда ГАРРИ ТРУМЭНУ прочитали сценарий его государственных похорон («гроб на пушечном лафете, неосёдланый вороной жеребец Чёрный Джек в поводу, несколько тысяч солдат в почётном карауле и 21 залп артиллерийского салюта из шести гаубиц»), он воскликнул: «Какое шикарное шоу! И как жаль, что мне самому уж не доведётся увидеть его». Бывший президент США, 33-й по счёту, доживал свои дни на скромную пенсию — не президентскую, а лишь на пенсию ветерана Национальной гвардии штата Миссури! Трумэна положили в Медицинский Центр города Канзас-Сити в канун Рождества 1972 года, и его палата на шестом этаже была разукрашена еловыми гирляндами и ёлочными игрушками. Трумэн, несмотря на тяжёлую болезнь, был «весел, добродушен и крайне приветлив с медицинским персоналом» и в какой-то момент сказал главному врачу Уоррену Вильгельму: «Порой мне кажется, что, за что бы я теперь ни взялся, всё ведёт к похоронам». На вопросы жены Бесс и дочери Маргарет он отвечал односложно, но неизменно бодро: «Я — в полном порядке. Нет, у меня ничего не болит». Потом потерял дар речи. И когда его ночная сиделка, миссис Уолтер Киллилае, уходя на праздничные каникулы, склонилась над ним и спросила: «Вы ведь дождётесь моего возвращения, мистер президент?», он только крепко сжал её руку и ничего не смог ответить. Лишь кивнул головой. Нет, он её не дождался. Доктор Уоллес Грэм, который оставался с ним до последней минуты, констатировал его смерть в 7 часов 50 минут утра 26 декабря. Было Трумэну 88 лет, 7 месяцев и 18 дней.

Или как наш скульптор ИВАН ДМИТРИЕВИЧ ШАДР. «Я не боюсь умереть, — говорил своей жене автор известной композиции „Булыжник — оружие пролетариата“. — Я никому не сделал зла». Но когда костлявая замахнулась на него косой, тихо спросил: «Неужели конец?»

Или как первый президент США ДЖОРДЖ ВАШИНГТОН: «Доктор, — обратился он к лейб-медику Крэку. — Вот я всё никак не умру, но не потому что боюсь. Просто я жду, когда наступит новое столетие». Потом попросил доктора помочь ему повернуться на другой бок: «Боюсь, затрудняю вас. Так что оставьте это». Но Крэк этого не оставил и пустил Вашингтону кровь, целых 32 унции, что окончательно лишило старика сил. «Момент настал, — сказал он с покорностью. — Ну, я пошёл, пора, пора… Похороните меня порядочно… но не раньше, чем через три дня после смерти. Понятно? Ну, и хорошо…» «Отец» нации накануне объехал, по обыкновению верхами, как мирный сельский хозяин, свои фермы. Декабрьский день выдался на редкость холодным, шел смешанный со снегом дождь, Вашингтон промок до костей, сильно озяб и простудился. Он скончался от крупа 14 декабря 1799 года на своей ферме Mount Vernon, не дожив всего нескольких дней до начала нового XIX столетия. Перед самой смертью «первый американец» взялся пальцами за запястье и принялся считать свой пульс, заметно шевеля при этом губами, и результатом остался доволен. Его последними словами были: «А пульс-то у меня совсем неплохой…»