Валентин Аккуратов - Право на риск

• Название: Право на риск
• Автор: Валентин Аккуратов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1974

Автор этой документальной повести, заслуженный штурман СССР, был главным штурманом полярной авиации. Он и по сей день прокладывает трассы воздушным кораблям. С Арктикой связана вся его жизнь. Он рассказывает о работе полярной авиации в тридцатые годы, о высадке на полюсе знаменитой «СП-1» под руководством Папанина, о полетах в высоких широтах.

---

В личных вещах, разбросанных по комнатам, мы обнаружили фраки и цилиндры. По одной фотографии мы поняли, что в праздники все зимовщики обязаны были являться к торжественным обедам во фраках.

Особенно нас поразил индуктор, найденный в комнате Фиала. От него тянулись провода к складу с боеприпасами. На конце был приделан запал и детонатор. На какой случай была рассчитана эта мера предосторожности, для нас осталось тайной.

В главном доме обнаружили фигурку носорога, подвешенную в трубе печки, а рядом медный запаянный цилиндр, в который была вложена записка. Содержание этого документа и его дата привели нас в недоумение. По литературе известно, что последними из состава экспедиции покинули остров Рудольфа Фиала и Гарт. Это было 20 апреля 1905 года. В этой же, записке, подписанной Тессем, Веди и Рилльетом, сказано:

«Мы, оппозиция, покидаем лагерь Абруццкого в субботу 2 июля 1905 года, имея 18 собак, 2 пони и 1 индейскую лодку…»

Запись полустерта, так как внутрь проникла сырость.

Очевидно, произошли какие-то трения, и экспедиция разделилась на группы. Думаю, что внутренние раздоры были основной причиной, помешавшей выполнению намеченной задачи.

Уделяя много внимания раскопкам, мы пытались обнаружить в этом лагере следы пребывания позднейших исследователей, но ничего найти не удалось.

К числу интересных находок относится и обнаруженная среди вещей, принадлежавших участникам экспедиции, дамская туфелька. Была ли женщина в экспедиции Циглера? Или это талисман, взятый с собой кем-либо из участников?

Много нераскрытых тайн таят в себе руины американской экспедиции на Северный полюс. Немалый интерес представляют и найденные нами дневники.

В июле на Рудольфа наступила необычайно теплая погода. На солнце доходило до плюс двадцати пяти градусов. Все обнажения морен и осыпей покрылись ковром цветов, ярких и нежных, словно нарисованных. В основном это были красные камнеломки и золотистые маки. Мы ходили в одних свитерах, без головных уборов.

Двенадцатого июля Москва сообщила, чтобы мы были готовы и дежурили на куполе, так как вылетели через полюс в Америку Громов, Юмашев и Данилин. В двадцать два часа над островом Рудольфа выше сплошной облачности послышался шум мотора. Славный экипаж Громова прошел, держа курс на полюс.

Потом мы добрых полмесяца летали на обследование открытых островов. Изо дня в день я просил начальство в Москве отправиться в район островов Эдуарда и Гармсуорт. Мне отказывали. Но капля долбит камень, и настал день, когда нам разрешили выбраться на далекую от Рудольфа южную часть архипелага.

Погода была под стать настроению Мазурука — прекрасная и игривая. Он пел веселые песни и нет-нет да и оглядывался на меня. Очень ему не хотелось, чтоб острова, «завалившиеся куда-то», вдруг действительно пропали. Конечно, все эти подначки шли на хорошем юморе и не портили наших с Ильей отношений. В конце концов истина важна была для обоих.

Вот и остров Нортбрук, названный так в честь английского исследователя конца прошлого века. Это к нему вышел изнуренный пешим походом по льду Нансен и подивился виду англичанина с трубкой в зубах, расхаживавшего по берегу, словно по Трафальгарской площади.

Джексоном, кстати, были открыты и нанесены на карту злополучные острова Эдуарда и Гармсуорт.

Остров Джексона в стороне, слева прекрасно виден остров Артура…

— Илья! Где ж острова, которые ты с меня требовал? Нету их!

Да, не было островов. Легкая океанская зыбь гуляла там, где на картах значилась земля.

— Может, еще немножко поищем? — спросил Мазурук.

— Обязательно! К географическим «закрытиям» всегда относились осторожнее, чем к открытиям. А мы «закрыли» острова.

Проверив район повнимательнее, мы окончательно убедились, что острова, «открытые» экспедицией Джексона, — миф, и «закрыли» их, сообщив об этом в Арктический институт.

Существовали ли эти острова когда-либо в действительности, или это был обманчивый мираж, как «Земля Петермана», виденная Пайером? Думаю, что последнее вернее, ибо, судя по геологическому строению окружающих земель, такие острова исчезнуть не могли. Так или иначе, но на картах последующих изданий эти острова уже не фигурировали и не вводили в заблуждение моряков и штурманов.

ТОЛЬКО НА «ВЫ»

Апрель… Апрель 1973 года.

Где-то далеко-далеко, за океаном, цветет черемуха. А в Арктике летят по голубому ветру рассвета не белые лепестки, а снежинки. Они падают на крыши погребенного в сугробах аэродромного поселка.

Сорок лет без малого встречаю я весну в Арктике. Здесь это самое горячее время.

В кают-компании тесно. Идет очередной «бой» на видавшем виды бильярде… Сменные экипажи тяжелых экспедиционных самолетов в ожидании машин гасят время. Обожженные пургами и морозами медно-красные лица людей, одетых в кожу, меха и капрон. В дальнем углу бесконечно занятый телефон. Оттуда беспрерывно слышится:

— Метео… Метео… Погоду Борнео…

— Метео, метео, высоту снежного покрова на Северном… Что? Кругом интенсивная подвижка льда? Пишите басни — сейчас не вылет.

— Метео… Метео! Скорость и направление ветра на «СП-22»?

Взрыв хохота глушит все звуки. Кто-то, сверкая блестящими кожаными штанами, лезет под бильярд. Проигравший.

— Осторожно! — кричат ему. — Не сломай стол! Это тебе не посадка на дрейфующие льды! Тут думать, соображать надо!

Соль юмора в том, что расчет на посадку требует от пилота предельного напряжения и концентрации воли. Груженая машина весит теперь более шестидесяти тонн, а не десять-двадцать, как прежде… А лед не стальной. Он даже хрупкий.

При всхрипе динамика наступает тишина.

— Экипаж ноль четыре сто девяносто пять, к врачу и на вылет…

Кто-то невидимый в клубах пара из открытой двери кричит:

— Экипаж ноль четыре сто семьдесят семь, спать! Второй ярус, комната шестнадцать.

Снова стук пластмассовых шаров… Запросы по телефону:

— Метео… Метео!

Идет работа высокоширотной воздушной экспедиции «Север-73».

Почти неслышные здесь, взлетали и уходили, прибывали и садились тяжелые турбовинтовые машины, чрево которых поглощали тракторы, вездеходы, разборные дома. На маленьком острове гигантам техники тесновато. Меж поселком и взлетной полосой поток бензозаправщиков и автомашин. Они загружают самолеты всем необходимым для дрейфующих научных станций.

Надо спешить. Надо до серии обязательных, как завтрак, весенних циклонов успеть забросить оборудование, снаряжение. Чтоб не простаивала техника, экипажи спарены: один в долгом полете, другой отдыхает. Вернее, спит непробудным сном.

Светит солнце, и в его блеске с шутками и смехом занимает места в вездеходе отдохнувший экипаж.

Через двенадцать часов эти ребята вернутся с серыми лицами, медленно передвигая ноги, в унтах, ставших пудовыми. Они молча рассядутся в вездеходе, и он покатит их к поселку.

Тот, кто не видел людей, вернувшихся из дальнего, многочасового полета, тот никогда не поймет неистребимой любви человека к своей профессии, к своему призванию. Рассказать об этом, по-моему, немыслимо, показать — невероятно, передать… Но как? Если только сравнить, увидав человека до и после. Но это надо видеть.

Однако, сколь ни необходимы ежедневные полеты, погода над океаном диктовала свои непререкаемые условия, и как ни совершенна техника, она становилась покорной пленницей суровых капризов Арктики. Против неистовых пург бессильно все: опыт, мужество, самая новейшая техника. И горе тому экипажу, который, понадеявшись на свое мастерство, мощные турбины и счетно-решающие устройства, попытался бы пойти наперекор законам высоких широт. Неспроста летчики всего мира говорят: «Наставление по полетам написано кровью». Кровью написан и кодекс правил полетов в Арктике. Коварна и безжалостна эта снежная красавица. Бесподобная в своей заманчивой прелести, она вероломна и жестоко расправляется с теми, кто поверит в ее кажущуюся доброту, в ее обманчивую покорность.

Где Руал Амундсен — покоритель обоих полюсов, настоящий рыцарь ледяного царства? Где Сигизмунд Леваневский?

Мне не надо рыться в документах того времени. Я помню о тех днях так же хорошо, словно все происходило час назад.

Когда мы только узнали о подготовке Леваневского к полету, то удивились. Был август на дворе. Какие полеты могут быть глядя на ночь! На полярную ночь длиной в полгода! Наши с Мазуруком радиограммы остались втуне.

И вот двенадцатого августа сообщили из Москвы — Леваневский вылетел. Над островом Рудольфа пурга. Дежурим в самолете на куполе. Связываемся с полюсом. Кренкель радуется быстрому дрейфу, приглашает в гости.

Следующий день. Пурга продолжается. Леваневский летит очень медленно. Встречный ветер гасит скорость. Прошел мимо нас. Шума моторов мы не слышали. Волноваться было рано. Мотора чкаловской машины мы тоже не слышали. Потом пришло сообщение, что полюс Леваневским пройден в тринадцать часов сорок минут. Идут на высоте шесть тысяч метров. Сильный встречный ветер. В четырнадцать часов тридцать пять минут получена радиограмма: