Альберт Каганович - Друзья поневоле. Россия и бухарские евреи, 1800–1917

• Название: Друзья поневоле. Россия и бухарские евреи, 1800–1917
• Автор: Альберт Каганович
• Жанр: История
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-4448-0442-1

Исследование посвящено различным аспектам истории бухарских евреев в 1800–1917 годах. Жившие в Туркестане во время его завоевания Россией (1860—1880-е годы) бухарские евреи получили почти равные права с проживавшими там мусульманами, заняв уникально льготное место в дискриминировавшем евреев российском законодательстве. Такая ситуация стала, с одной стороны, результатом либерализации политики по еврейскому вопросу в последнее десятилетие правления Александра II, с другой – признанием «полезности» бухарских евреев в недавно завоеванной колонии. В последние десятилетия существования империи на статусе бухарских евреев отразилась борьба старого имперского и нового националистического подходов к еврейскому вопросу и туркестанской политике. Эта борьба показала, что, несмотря на торжество новых идеологических стереотипов во взглядах царской семьи, России того времени не чужда была некоторая гибкость, если дело касалось ее экономического развития. А. Каганович – исследователь Программы изучения иудаики (Judaic Studies Program) при Манитобском университете (Виннипег, Канада).

---

Далее автор предлагал бухарских евреев выселить[557].

Скорее всего, автором заметки был старший чиновник особых поручений при сырдарьинском губернаторе Иван Гейер (1860–1907). В своей книге, появившейся спустя три года, он еще яростнее обрушился на бухарских евреев города Туркестана, обвиняя их в ростовщичестве[558]. Эти обвинения не помогли ему, бывшему члену кружка народовольцев, в свое время помогшему полиции в раскрытии их деятельности[559], заслужить симпатии черносотенцев. В 1908 году, уже после смерти Гейера, его раскритиковал известный черносотенный журналист Михаил Меньшиков – за либерализм, будто бы проявленный Гейером на должности редактора газеты «Русский Туркестан» в 1898–1907 годах[560]. По Меньшикову, либерализм Гейера естественным образом вытекал из того, что тот якобы был крестившимся евреем. В 1915 году эти же обвинения против Гейера повторил в письме к туркестанскому генерал-губернатору председатель местного отдела Союза русского народа Н. Лажечников[561].

Вышеуказанная заметка в «Окраине» привлекла внимание членов редакции еврейской газеты «Недельная хроника Восхода». Один из них, комментируя публикуемую этой еврейской газетой цитату из «Окраины», отметил, что предлагаемые меры ни к чему «путному привести не могут: не будет ростовщиков из бухарских евреев, так явятся из других национальностей» и что в северных российских губерниях именно русские занимаются ростовщичеством[562]. Но еще за девять лет до публикации цитаты из «Окраины» та же еврейская газета привела цитату из официозной газеты «Туркестанские ведомости», в которой сообщалось:

Незажиточность населения [Аулиеатинского уезда Сырдарьинской области] более всего доказывается широким распространением в уезде ростовщичества в самых разнообразных формах. Промыслом этим прежде занимались бухарские евреи, индийцы и оседлые сарты; теперь же, когда первые две народности подверглись стеснениям, ростовщичеством охотно занялись русские поселенцы города. Некоторые из последних обзавелись уже солидными капиталами и взимают с киргизов от 60 до 120 % годовых[563].

Вероятно, инициатива упомянутого прошения жителей города Туркестана Сырдарьинской области о выселении евреев принадлежала ее начальнику в 1893–1905 годах, Королькову. После того как он оказался в меньшинстве на заседании Совета, Корольков с целью доказать вредность бухарских евреев отдал в 1897 году приказание расследовать в городе Туркестане их ростовщическую деятельность. Расследование велось предвзято, о чем свидетельствует жалоба Басаэля (Бецалеля) Шимонова на подстрекательство старшим аксакалом города Туркестана «туземцев, которые состоят или состояли с кем-либо [т. е. кому-либо] из евреев должными, подавать на них жалобы…»[564]. В результате такого расследования администрация обвинила в ростовщичестве девятерых бухарских евреев. И хотя Сырдарьинской областной администрации не удалось доказать в судебном порядке занятие ростовщичеством ни одного из них, Корольков, объясняя это еврейской ловкостью и опытностью, все равно выслал обвиняемых с семьями в Бухару[565]. Дело одного из обвиняемых – Ильи Муллинова – стараниями военного министра даже было подано на просмотр царю. Николай II летом 1898 года лично утвердил постановление, запрещавшее Муллинову проживать в крае. При этом царь собственноручно надписал на деле: «поставить на вид местной администрации разоблачение вредной деятельности Муллинова по истечении двадцати лет» и «впредь зорко следить за деятельностью евреев»[566].

Возможно, проценты, взимаемые Муллиновым по ссудам, превышали общепринятые. Косвенно об этом свидетельствует отказ членов бухарско-еврейской общины города Туркестана подписать заявление, что Муллинов не занимался ростовщичеством[567]. Но нельзя исключить и того, что они побоялись за него вступаться, опасаясь подвергнуть себя репрессиям. В любом случае правота обвинений Муллинова в прямой эксплуатации дехкан выглядит очень сомнительной, поскольку основной массой его должников, согласно письму генерал-губернатора военному губернатору Сырдарьинской области от 18 августа 1898 года, были чины туземной администрации – бии, аульные старшины и волостные управители[568].

Под воздействием прочитанного Николай II в октябре 1898 года отказал в приобретении недвижимого имущества в крае Воскресенскому горнопромышленному товариществу, устав которого предусматривал выпуск акций на предъявителя, допуская тем самым возможность покупки их евреями. При этом царь отметил в Журнале Комитета министров, что необходимо оградить Туркестан и степные области от вредной деятельности евреев[569]. Данная пометка царя была принята Военным министерством к руководству во всех среднеазиатских вопросах, касавшихся евреев, о чем в декабре 1898 года начальник Главного штаба сообщил туркестанскому генерал-губернатору[570].

Дело Муллинова и эта пометка вызвали волну репрессий против бухарских евреев в самом Туркестане. Уже 9 января 1898 года по предложению Королькова Вревский предписал политическому агенту в Бухаре не выдавать никому из бухарскоподданных евреев свидетельства на въезд в Туркестанский край без предварительного разрешения военного губернатора той области, в которую тот или иной бухарский еврей планировал приехать[571]. В 1901 году новый туркестанский генерал-губернатор, Николай Иванов, стал отказывать этим евреям в просьбах на их вступление в русское подданство. В 1902 году он предписал тому же Королькову руководствоваться монаршей пометкой в решении еврейских вопросов на территории Сырдарьинской области. Позднее военный губернатор Сырдарьинской области Романов тоже придерживался этой пометки, о чем сам писал члену ревизионной комиссии Туркестанского края Писареву[572]. На эту репрессивную верноподданническую кампанию саркастически отреагировала закаспийская газета «Асхабад», указавшая администрации на то, что царская пометка предписывала оградить Туркестан от вредной деятельности евреев, а не от их физического присутствия[573]. Неизвестно, удалось ли ей остудить горячие головы из числа туркестанских администраторов, но, по крайней мере, они обратили на нее внимание, о чем свидетельствует наличие вырезки этой статьи из газеты в материалах канцелярии туркестанского генерал-губернатора[574]. Как мы увидим далее, позиция Иванова по ряду вопросов о правах бухарских евреев была неоднозначной – несколько раз он их поддерживал, даже идя наперекор Военному министерству.

Результаты административного расследования ростовщичества в Туркестане дали повод Ванновскому в конце 1897 года вновь поставить перед Государственным советом вопрос о запрещении бухарским евреям – иностранным подданным пребывать в российских пределах[575]. В феврале 1899 года данному вопросу даже было посвящено специальное заседание Государственного совета[576]. Военное министерство на нем представлял новый министр – Алексей Куропаткин. Занимая до этого должность военного губернатора Закаспийской области, он яро выступал там против местных евреев. Такая позиция и вообще его отношение к колонизируемым этносам обеспечили Куропаткину симпатии со стороны любимой царем правой газеты «Новое время» и всего консервативного лагеря. По рекомендациям деятелей этого лагеря и в результате личной беседы Николай II неожиданно для всех остальных назначил военного губернатора из удаленной области сразу военным министром[577].

Чем же так понравился Куропаткин царю и консервативному лагерю? Своими взглядами на отношение к этническим меньшинствам Куропаткин поделился на страницах уже упоминавшейся книги «Задачи русской армии». Этот труд пока не привлек внимания исследователей колониализма – вероятно, из-за титульного названия, которое заставляет ожидать рассуждений о стратегическом военном планировании. А между тем данная книга, снабженная недвусмысленной надпечаткой на титульном листе «Россия для русских», ярко отражает произошедшую в стране трансформацию как национальной, так и колонизационной парадигмы. Описывая опыт своего администрирования в Закаспийской области, Куропаткин вспоминает, как в начале 1890-х годов приучал местное население признавать русских в Азии «старшими братьями для всех остальных»[578].

В функции «старшего брата» входило воспитание «младших» этносов. Пользуясь отсутствием в Туркестане демократических институтов империи, здесь ввели практику коллективных наказаний. Если в 1890-х годах в каком-нибудь туркменском ауле убивали русского солдата и виновного не находили, то, как писал Куропаткин, у него за это отвечало все мужское население аула. В своей книге он с удовлетворением рассказывает об «успехах» такого воспитания: туземец стал уступать дорогу русскому солдату, поскольку мог быть избит, а жаловаться администрации не имело смысла. Далее он описывает, как в результате такой палочной политики туркмены управляемой им Закаспийской области доставляли найденных в степи пьяных русских солдат, опасаясь наказания за то, что те замерзнут[579]. Сторонником распространения коллективной ответственности на коренное население был и уже встречавшийся нам исследователь русского завоевания Средней Азии Михаил Терентьев. Он придерживался откровенно расистских взглядов: «Аул представляет большую семью – все тут родственники… поэтому должна быть круговая порука и в расчетах за причиненные ими убытки. Нельзя европейскую мерку прикладывать к первобытному дикарю, иногда совсем чернокожему киргизу»[580].