Анна Железникова - Самая страшная книга 2016 (сборник)

• Название: Самая страшная книга 2016 (сборник)
• Автор: Анна Железникова
• Издательство: ЛитагентАСТc9a05514-1ce6-11e2-86b3-b737ee03444a
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-17-095593-0

ССК. Создай Свой Кошмар.

Главная хоррор-антология России. Уникальный проект, в котором захватывающие дух истории отбирают не «всеведущие знатоки», а обычные читатели – разного пола, возраста, с разными вкусами и предпочтениями в жанре.

ССК. Страх в Сердце Каждого.

Смелый литературный эксперимент, которому рукоплещут видные зарубежные авторы, куда мечтают попасть сотни писателей, а ценители мистики и ужасов выдвигают эти книги на всевозможные жанровые премии («хоррор года» по версии журнала «Мир Фантастики», «лучшая антология» по версии портала Фантлаб, «выбор читателей» по версии портала Лайвлиб).

ССК. Серия Страшных Книг.

«Самая страшная книга 2016» открывает новый сезон: еще больше, еще лучше, еще страшнее!

---

Впереди замаячил мост, перекинутый через очередной безымянный водоем. Если кто и давал им имена, то лишь дальнобойщики.

– …одно из тел обнаружили у железнодорожных путей, – продолжался сеанс чтения с комментариями. – Словно жертва пыталась…

* * *

Рубрику чернушных новостей оборвал хлопок – спонтанный и оглушительный, нагло ворвавшийся откуда-то снизу. Подкошенный неведомой силой и собственным бессилием «пазик» стал заваливаться набок; мир пошатнулся, реальность противно заскрипела под восьмицилиндровым двигателем, в районе переднего моста. По салону разлетелось матерное и пронзительное – орал водитель. Пассажиров выбросило из кресел. Кто мог, кому хватило воздуха и проворства, тоже кричали. Лопнули стекла, застонали поручни, запахло паленым.

«Пазик» скользил на левом боку дырявой посудиной, в которой катастрофа миксером перемешивала свое любимое блюдо – гибель. «Дж-ж-ж-ж-ж-ж!» – жужжал миксер, а автобус, подскакивая, катился мимо уходящей вправо дороги. Царапая промерзлую землю и срывая запорошенные листья грушанки, он влетел в угрюмую сосну.

Рука инерции швырнула пассажиров вперед; водитель пробил головой лобовое стекло и покатился по снегу, оставляя на нем красный след. Автобус, вильнув напоследок приподнявшимся задом, остановился. Конечная.

«Даже самую сильную боль можно отделить от себя самого, так, чтобы она воспринималась как нейтральное возбуждение»[9], – вспомнил Алексей и попытался, насколько это было возможным, расслабиться.

Дыхание перехватило – в живот впаялся кирзовый сапог то ли рыбака, то ли лесника в болоньевой куртке. Тот отлеживался на причитавшей «помираю, а-ай, помираю» бабульке и заторможенно вопрошал:

– За что нам это, за что-о-о?

В салоне плакали и стонали, орали и кашляли. Алексей попытался подняться, но рука, потеряв опору, поехала. Он взглянул на ладонь: грязно-бурая от чьей-то крови… или от своей?

– Ма-а-аша! Машу-у-уля! – заголосила под ухом старуха.

– Я здесь, бабушка! Я жива, жива! – пропищал детский голосок позади кучи тел, елозивших по «полу» лежащего на боку автобуса.

«Жива. Жива, но все равно, что мертва»[10].

– Успокойтесь все! Слушайте меня! – привлек к себе внимание бугай в перепачканной кожанке. Из уха мужчины капала кровь, левый глаз заплывал фиолетовым. – Автобус может взорваться… – пассажиры застонали громче, – поэтому спокойненько, не паникуя, поднимаемся, помогаем друг другу и выбираемся через эту… – Бугай уперся ногой в сиденье, вытянул вверх ручищи и заменил ими пневмопривод, – две-е-ерь.

Затем он проворно подтянулся на руках и выбрался наружу через сложившуюся «гармошкой» дверь. Ни дать ни взять ожиревший, но не утративший навык мастер спорта. Бугай улегся на автобус и погрузил голову в салон:

– Давайте-давайте, по очереди! Я буду вытягивать!

– Гена! Очнись, Генка! – Худощавая женщина в отороченных мехом белых сапогах пыталась оторвать голову мужчины от кровавой паутины на стекле.

– Ото-той-ди! Дай п-проход! – отпихнул ее хамоватого вида парень. Он держался за посинелую опухшую кисть. В длинных волосах молодчика блестело битое стекло.

– Генка! Помогите, кто-нибудь! Нужно его разбудить! – взмолилась женщина, ища глазами помощи.

Алексей наклонился над телом и сжал запястье: пульс не прощупывался.

Сзади напирали.

– Женщина, выбирайтесь, а мы поднимем вашего мужа. – Алексей повернулся к усатому деревенщине. От него даже сейчас попахивало скотом и навозом. – Поможешь?

– Это брат! Генка, мой брат! Генка, вставай, вставай! – рыдала женщина, вынужденно двигаясь вперед.

«Страдальцы нагоняют на меня скуку»[11].

Ступая по исторгнутому чемоданами хламу, вереница выживших потянулась к рукам бугая. Профессор едва ли не первый протиснулся к спасительному лазу-двери.

«Старики сильнее цепляются за жизнь, чем люди молодые.[12] Я от тебя другого и не ожидал, падла».

Вскоре пассажиры выстроились недалеко от «пазика».

– Не взорвется, – доложил бледный очкарик, скорее всего, механик, потрепанный жизнью и женой, если такая имелась.

Живых пятнадцать, мертвых два: накрытый полотенцами мужчина, над которым рыдала женщина в белых сапогах, и водитель с треснувшим черепом, покоящийся под кустом можжевельника.

– Не паникуйте! – наставлял бугай, собственноручно взвалив на себя бремя вожака. Точно, или депутат, или председатель, попавший во власть из спорта. – Послушайте! Сотовые здесь не тянут, трасса не патрулируется, поэтому на помощь не надеемся! Неизвестно, когда нас обнаружат, но и идти пешком в метель нельзя, опасно!

«Мужество растет с опасностью: чем туже приходится, тем больше сил»[13].

– Есть у кого-нибудь с собой бинты, жгуты, зеленка?! Доставайте все, что может пригодиться, – кричал бугай, – надо помочь раненым! А потом утеплить автобус, а то околеем снаружи! Кому-то надо выйти на трассу, чтобы привлечь внимание, если будут машины! В такую погоду автобус все равно не увидят с дороги. Не переживайте, выберемся, дело времени!

Алексей лишь крепко приложился бедром, но другим повезло меньше. Зареванной девочке наложили шину на руку. Одна бабуля постоянно тянула-выла: «Спина-а-а-а!» Перепуганному до икоты мальчику перекосило нижнюю челюсть. У остальных – дюжина кровоточащих ран, ссадин и припухлостей. Лишь старый мудак отделался, как говорится, легким испугом – ни царапинки, ни пореза. Все рвался в автобус за блокнотом.

Поставить автобус на колеса – начинание тщетное и безумное, от которого отказались: крепких мужчин изрядно потрепала авария. Очкарик слил из бака бензин – на растопку. Изнутри автобус залатали тряпьем. Сорванные ударом и отвинченные водительским инструментом «сидушки» разложили на полу – еще недавно здоровом боку «пазика». С подветренной стороны автобуса, огородив валежинами, соорудили печушку В ней прогревали камни, чтобы после спустить их в салон – столкновение с деревом нокаутировало автономную систему отопления.

Вызвавшийся следить за дорогой деревенщина вернулся околевшим, со льдом в усах.

– Привязал на дерево яркую тряпицу, – сказал он, оправдываясь. – Авось заметят… мочи нет от ветру.

Усилился снегопад, все полезли в автобус.

* * *

Вьюга окрасила тайгу в ватно-серый.

Выбитые стекла заделали хвойным лапником. Сидели, слушая ломившийся в автобус голос метелицы, присвистывающий, ежистый. Тайга спустила с поводка голодного хищника – ночь. Заблудившиеся – легкая добыча. Можно и поиграть.

Бугай с субтильным очкариком, как оказалось физруком, время от времени выбирались наружу, подкармливали в печушке огонь, подавали камни и вскипяченную воду. Импровизированные радиаторы на время приглушали отчаяние и дискомфорт, проникающие под кожу вместе с холодом.

Одна из бабуль вкладывала в руки стонущих какие-то пилюли:

– Поможет, боль снимет…

«Она убаюкивала себя обманчивой иллюзией, будто тому, что есть, не будет конца»[14], – думал Алексей, косясь на морщинистую «фельдшерицу».

Но больше всего Алексея интересовал тот, при мыслях о котором по телу разносился неуютный, но согревающий жар. Профессор забился в угол и, подсвечивая фонариком, писал в блокноте.

Сейчас его знания оценили бы хныкавшие дети – как колыбельную из непонятных словечек. Дети доверяют мелодичным речам, вслушиваются, восхищаются. Как когда-то Алексей. Он слушал. Он верил. Даже когда старый мудак хлопал маму по заднице, а та улыбалась.

«За малое зло человек может отомстить, а за большое не может, из чего следует, что наносимую человеку обиду надо рассчитывать так, чтобы не бояться мести.[15] Ты не рассчитал, старик, увы».

– Вконец замело, – спустившись и задвинув за собой «люк» из переплетенных веток, доложил бугай. – Умер костер. Кутайтесь потеплее и постарайтесь уснуть, чтобы тепло не покидало.

– Саня, откуда знания? Ты, случаем, не спасатель? – обнимая стучавших зубами жену и сына, спросил «рыбак-охотник», который, как выяснилось, работал сантехником.

– Кто – я? – усмехнулся бугай. – Не-е-т, я в читинском ТЮЗе выступаю. А про выживание нам вкратце на военных сборах рассказывали. Запомнилось вот.

Горели припасенные водителем – уж не для такого ли случая? – свечи, бегали зрачки фонариков. Автобус походил на плацкартный вагон с костлявыми железными каркасами в два яруса. Кто-то сидел в проходе, кто-то свернулся калачиком на плотно составленных сиденьях, кто-то поднырнул под железные перекладины. Объединяло одно – пронизывающий холод. Каждый сантиметр тела, упрятанного во все, что нашлось в сумках, испытывал на себе его лютость. Пульс участился, накатывала сонливость, синие губы подрагивали при одышке – первые признаки переохлаждения.

Потрескивал металл. Через щели просачивались накатывающие на автобус волны ветра.