Жан Флори - Алиенора Аквитанская. Непокорная королева

• Название: Алиенора Аквитанская. Непокорная королева
• Автор: Жан Флори
• Издательство: Евразия
• Жанр: История
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-91852-018-5

Алиенора Аквитанская (1124–1204) — одна из самых известных женщин западноевропейского средневековья. История её жизни напоминает бурлескный роман, где на фоне политических интриг и зарождавшейся куртуазной культуры переплелись мотивы любви, ненависти, выгоды и жажды приключений. Внучка и наследница первого трубадура и могущественнейшего правителя Южной Франции, герцога Аквитанского Гильома IX, Алиенора унаследовала непокорный нрав своего великого предка. В эпоху, когда власть принадлежала мужчинам, она шла наперекор устоявшимся традициям и никогда не соглашалась быть не более чем супругой, пусть даже и королей: Алиенора стремилась сама выбирать себе мужа, управлять своими землями, активно участвовала в политических событиях; не случайно одной из самых ярких вершин её жизни стало участие во Втором крестовом походе. Побывав супругой французского короля Людовика VII, она вышла замуж за будущего английского государя Генриха II Плантагенета и вместе с ним основала сильнейшую державу западноевропейского средневековья — «империю Плантагенетов», состоявшую из Англии и доброй половины Франции. Сыновьями Алиеноры были прославленный король-рыцарь — Ричард Львиное Сердце и пресловутый Иоанн Безземельный. Дожив до восьмидесяти лет, Алиенора Аквитанская прошла через горнила многих искушений и испытаний, познала горечь поражений и плена, но всегда шла наперекор судьбе.

---

Итак, речь шла о спланированном заговоре, в котором был замешан и французский король. Чуть погодя Людовик VII собрал при своем дворе некоторых из своих вассалов, которые поклялись поддержать Генриха Младшего в его борьбе против отца и изгнать последнего из королевства, если он не выполнит требований своего сына. Согласно Вильгельму Ньюбургскому, Людовик VII занял вполне недвусмысленную позицию: в его глазах королем Англии больше не был Генрих II — им был Генрих III, его сын. Это прекрасно видно из нарочито наивного ответа, данного послам «старого короля», который, узнав, что его сын укрылся при дворе французского государя, поручил им дипломатично попросить выпроводить юношу:

«Кто прислал мне это послание? — Король Англии, — сказали они. И Людовик ответил им: «Это ложь! Король Англии здесь, и он не передавал мне никакой просьбы через ваше посредничество. Но ежели вы говорите о его отце, который прежде был королем Англии, то знайте же, что сей король мертв. Неужели он намерен вести себя как король, когда он пред всеми уступил свое королевство собственному сыну? Настало время это исправить»[224].

Со своей стороны Генрих Младший поклялся не заключать мира со своим отцом без согласия своих союзников[225]. Генрих II, поняв, наконец, что ему объявлена война, начал действовать без промедления, повелев укрепить замки во всех своих континентальных владениях. Однако он не предусмотрел, что Алиенора подтолкнет и других своих сыновей совместно выступить против отца, заручившись поддержкой ее первого супруга. Тем не менее все произошло именно так, судя по утверждениям многих хронистов, свидетельства которых следует изучить досконально, обращая пристальное внимание даже на их слова и выражения, поскольку они обладают особой значимостью.

Роберт де Ториньи, ушедший из жизни в 1186 г., как всегда сдержан и лаконичен; будучи в дружественных отношениях со всеми участниками драмы, он явно не хотел прогневать их и лишь бесстрастно изложил факты:

«К тому же королева Алиенора и ее сыновья, Ричард, граф Пуатевинский, и Жоффруа, граф Бретонский, отдалились от него <короля Генриха II>»[226].

Алиенора, однако, не довольствовалась тем, что «отдаляется» вместе с сыновьями от мужа: она подталкивала их к мятежу. Хронист из Тура говорит (ошибочно относя событие к 1172 г.) о канонизации Фомы Бекета и о войне, начавшейся в марте, между королем Генрихом с одной стороны и его женой и тремя старшими детьми, Генрихом, Ричардом и Жоффруа, с другой; он считает, что война эта была развязана по наущению Рауля де Фе и Гуго де Сент-Мора[227]. Матвей Парижский более четок в своих обвинениях. После записи о смерти Фомы Бекета, за которой последовала буря, гром и другие небесные знаки во время рождественской ночи 1172 г., он рассказывает об истоках войны, в течение многих лет терзавшей край:

«Когда король Англии находился в Ирландии, примерно в то же время Гуго де Сент-Мор и Рауль де Фе, дядя королевы Алиеноры, следуя, как говорят (utdicitur), совету указанной королевы, начали отвращать короля Генриха Младшего от его отца, говоря ему: «Не подобает королю, каким бы он ни был, не иметь надлежащей ему власти в своем королевстве»[228].

Матвей Парижский еще вернется к этому вопросу — он очертит его более четко, но останется при прежних взглядах: королева Алиенора спровоцировала мятеж своих сыновей, и Бог допустил это восстание, дабы отомстить за смерть Фомы Бекета:

«В тот же год король Генрих Младший, уступив просьбам нечестивых советников, покинул своего отца и удалился к королю Франции. Узнав об этом, Ричард, герцог Аквитанский, и Жоффруа, граф Бретонский, поощряемые, как говорили (utdicebatur), их собственной матерью, королевой Алиенорой, встали скорее на сторону брата, нежели на сторону их отца, что породило заговоры, грабежи и поджоги. И было сие — во что должно верить — воздаянием за смерть блаженного мученика Фомы Бекета, ибо сам Господь восстановил против короля Генриха его собственных детей: вплоть до самой смерти король и его сыновья оставались заклятыми врагами, о чем еще поведает сия история»[229].

Матвей Парижский писал в более позднее время (он умер в 1250 г.), уже после смерти Алиеноры, в ту пору, когда недобрая молва о королеве прочно укрепилась в памяти людей. Намеревался ли он очернить воспоминания о правительнице в плане политическом, подобно тому, как другие хронисты сделали это в плане нравственном, придав королеве облик новой Мессалины, а теперь еще и предательницы? Разве уже то, как автор выстраивает повествование, прибегая к удобному выражению «ut dicitur» («как говорят»), не свидетельствует в пользу такого видения? Чтобы узнать это, нам нужно исследовать и другие источники, рассказывающие об истоках этого конфликта. И тогда выяснится, что в большинстве текстов, даже если их авторы были хорошо осведомлены об этих событиях, используется одна и та же формулировка, смысл которой следует уточнить: в ней вовсе не обязательно содержится намек на сплетни — скорее, на известные всем факты, за достоверность которых авторы по разным причинам не желают ручаться.

Рауль Коггесхоллский, хорошо знавший Алиенору, делает акцент на ответственности старшего сына, чересчур рвущегося к власти при живом отце. Говоря об Алиеноре, он ограничился единственным упоминанием о ее выборе: она захотела поддержать мятеж своих сыновей[230]. Однако Рауль де Дицето, взявшийся за перо чуть позже 1189 г., когда Алиенора вновь стала свободной и обрела власть, высказывается о ее роли более определенно, одновременно соблюдая, впрочем, некоторую осторожность:

«Младшие сыновья короля, Ричард, герцог Аквитанский, и Жоффруа, герцог Бретонский, следуя, как говорят (sicutdicitur), советам их матери, королевы Алиеноры, предпочли последовать за братом, нежели за отцом. Все это породило заговоры, грабежи и пожары»[231].

Рауль де Дицето, относя с полным на то основанием начало этого восстания к концу предшествующего года, подчеркивает ответственность Алиеноры, но еще больше ответственность ее дурных советчиков. Предвестием этих роковых событий, по его словам, была разбушевавшаяся природная стихия. Матвей Парижский, как мы помним, связывал ее с убийством Фомы Бекета. Но Рауль, которому Матвей следовал, не соотносит между собой эти события и видит в небесных знаках почти пророческое предзнаменование войны, спровоцированной мятежом королевской семьи.

«В рождественскую ночь в Ирландии, в Англии и во всем французском королевстве люди слышали раскаты грома — сие внезапное и страшное явление предвещало неминуемое приближение чего-то большого, неведомого, небывалого. В то время как король оставался в Ирландии, Гуго де Сент-Мор и Рауль де Фе, дядя Алиеноры, вняв, как говорят (utdicitur), совету королевы, начали отвращать сына от его отца, внушая ему, что негоже быть королю без власти и не управлять в королевстве, как то ему приличествует»[232].

Желал ли настоятель собора Св. Павла в Лондоне частично оправдать Алиенору, настаивая скорее на активной роли ее советников и используя расплывчатую формулировку «utdicitur», словно намекая, что все это скорее относится к области слухов? Ничуть! Ведь далее Рауль разъясняет, почему мятеж можно считать неслыханным, беспрецедентным событием — все из-за той роли, что в нем сыграла женщина, Алиенора. Автор приводит примеры восстаний сыновей против отца — из Библии, из древней истории и недавнего времени. Им нет числа. Но настоятель не смог назвать ни одного случая, когда против мужа бунтовала бы супруга. Такое поведение противоестественно, подобное «новшество» кажется ему возмутительным, инициирующим бесконечную череду бед и несчастий.

Гервазий Кентерберийский также приписывает важную роль в этом мятеже Алиеноре, из осторожности снабжая свое утверждение следующей оговоркой: «Согласно тому, что говорили»[233]. Ту же осторожную формулировку — нейтральную, но все же недвусмысленную — можно найти и у Вильгельма Ньюбургского. Его произведение было написано перед 1198 г., в то время, когда королева Алиенора вернула себе свободу и правила вместе с сыном Ричардом. Тем не менее хронист напрямую обвиняет королеву в том, что она вступила в настоящий сговор с королем Франции. Согласно Вильгельму, по совету Людовика VII юный Генрих, укрывшийся в марте при французском дворе, отправился в Аквитанию для встречи с братьями. Именно там — и именно по совету Алиеноры («как говорят»!) — Жоффруа и Ричард приняли сторону старшего брата, намереваясь выступить против отца и взбунтовать людей в своих владениях:

«Чуть погодя Генрих Младший, замыслив недоброе против своего отца, тайно направился в Аквитанию, вняв совету французов. Там он нашел двух своих юных братьев, Ричарда и Жоффруа, которые оставались подле матери. И при содействии матери, как говорили (utdicebatur), привел он их во Францию. Поскольку их отец в свое время пообещал Аквитанию первому, а Бретань — второму, молодой Генрих полагал, по мнению французов, что они легко сумеют добиться поддержки аквитанцев для одного из них, и помощи бретонцев — для другого»[234].