Валентин Берестов - Государыня пустыня

• Название: Государыня пустыня
• Автор: Валентин Берестов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1968

О работе молодых советских ученых, археологов и географов, о приключениях в пустыне, о научных открытиях, о романтике освоения после тысячелетнего перерыва плодородных земель Древнего орошения Хорезма, об особенностях человеческих взаимоотношений в «замкнутых коллективах» пишет Валентин Берестов.

Книгу составят новые лирические и юмористические рассказы, посвященные самым ярким впечатлениям многолетней работы автора в пустынях и оазисах Средней Азии, острым или забавным эпизодам из экспедиционной жизни, а также повести «Приключений не будет», «Меч в золотых ножнах» и «Каменные зерна», уже издававшиеся «Молодой гвардией». Г. Аргиропуло любезно предоставил издательству свои снимки из фотоархива Хорезмской экспедиции.

---

— Понимаешь, тетя Нина. Иду я, а навстречу мальчик. Очень хороший мальчик. Вдруг он просит меня: «Давай подеремся!» Я не мог ему отказать.

Коробки предназначались для тех находок, которые могли быть сделаны в маршруте, куда Нина Николаевна собиралась вместе с Толстовым. Но их владелица не могла устоять перед нашими находками. А для меча шофер Коля Горин специально сколотил длинный ящик.

Сначала решили поднять меч вместе с землей, в которой он лежал, — монолитом. Тем же способом, каким Нина Николаевна поднимала росписи во дворце Топрак-кала. Для этого нужно было клеем пропитывать землю, пилить ее хирургической пилой, закреплять бока монолита сначала клеем, потом бинтом или гипсом, и, наконец, осторожно подсунуть под монолит железный лист.

Но лезвие меча было довольно прочным. Кроме того, снизу его поддерживало золото. Нина Николаевна и Светлана решили взять меч без земли. Они не спеша подкапывались под него ножами и скальпелями. Их пальцы уже ощущали выпуклость узора на золотой обкладке.

И тут кто-то вспомнил, что у студента Королева есть небольшое ромбическое зеркальце, в которое он иногда тайком рассматривает свою золотистую бородку. Зеркальце было очень кстати. Теперь его подсовывали под меч, чтобы увидеть узор. Но таково уж искусство скифов, что каждый видел в зеркальце свое. Один различал орнамент, примерно такой же, как на золотом колпачке; другому чудилось, что на обкладке изображены рыбы. Я разглядел в зеркальце птичьи головы, а под ними какие-то бородатые профили. Шлемы, оформленные в виде птичьих голов, были нам известны по хорезмийским монетам и статуям. Может быть, именно такие шлемы носили среднеазиатские скифы, подумал я.

Я сидел в своем раскопе, писал дневник, когда со стороны кургана № 53 раздался дружный вопль. «Неужели сломался меч?» — ахнул я и выскочил из кургана. Но все было в порядке. К экспедиционному «козлику» шла толпа. В центре ее двое тащили носилки, на них лежал длинный ящик, а в ящике что-то сверкало. Ящик поставили в машину.

— Ну, вот, теперь вы видите, что это такое! — кричал Лоховиц.

Но мы ничего не видели. Лоховиц закрыл дверь машины своей широкой спиной. Наконец мы встали в очередь и по одному заглядывали в ящик, где на ослепительно белой вате лежал меч. Железная цепочка, цилиндрическая рукоять, типичное скифское навершие в виде бабочки. Но только бабочка была золотой, и на этой золотой пластинке красовалась могучая голова горного барана с круто загнутыми рогами.

То, что нам показалось стилетом, было на самом деле железной скобой, частью портупеи. Золотой колпачок, который Светлана нашла первым, по всей вероятности, подвешивался как украшение к этой портупее.

Всю среднюю часть меча закрывала широкая, выпуклая золотая полоса. Ее украшали изображения двух почти одинаковых крупных сказочных зверей.

Странные существа со львиными телами, змееподобными хвостами, с когтистыми птичьими лапами, с лошадиными шеями, с тяжелыми мордами не то крокодилов, не то допотопных ящеров.

Это уже не просто звери, а причудливые конструкции, составленные из разнородных атрибутов силы и свирепости. «Сверхзвери», украшающие «сверхоружие».

Кажется, что чудовища не в силах поднять головы — так они тяжелы. Не в силах сомкнуть разверстые пасти — так длинны их острые частые зубы.

И в довершение всего от уткнувшегося в землю носа каждого из хищников неожиданно отходит тонкий игривый завиток, похожий на побег растения. А крепкие мышцы задних лап подчеркнуты геометрическим орнаментом. Остается добавить, что завиток обозначал могучий рог сказочного зверя, а орнамент на мышцах задних лап — крылья. Художник удивительным образом придал грозным порождениям воинственной фантазии некое изящество, превратив их в нарядный геральдический узор. Рисунок на золотой обкладке ножен, видимо, должен был не просто устрашать, но и радовать глаз, поражая друзей и врагов блеском и великолепием.

Так вот как выглядит меч во всей своей грозе и славе!

Родичи, кладя его в могилу воина, не без основания полагали, что с таким мечом не стыдно предстать перед богами и обитателями страны теней, знаменитыми героями, перед богатырями скифских сказок и преданий.

Какое все-таки чудо, что он попал в наши руки! Значит, близкие положили его в гробницу тайком, без свидетелей. Значит, они сумели сохранить тайну меча от тех, кто когда-либо мог проникнуть в гробницу. Но память об этом необычайном оружии, что покоится сейчас в длинном ящике, сколоченном Колей Гориным, может быть, осталась и превратилась в один из вариантов широко распространенной волшебной сказки про заповедный меч-кладенец.

На обломке большой вьючной фляги доскакал до нас воин в скифском башлыке

Двенадцать золотых львят — украшение сакского колчана.

Фантастические звери на обкладке меча в золотых ножнах.

И мы, само собой разумеется, снова бросились поздравлять Светлану. И конечно, тот день стал экспедиционным праздником. Был устроен торжественный обед. В банках из-под томатного сока темнело вино. Сергей Павлович встал и произнес речь. «На Тагискенском скифском могильнике, — сказал он, — работали две бригады грабителей: одна из них потрудилась добросовестно, — Толстов посмотрел при этом на Оськина и на меня, — зато другая, к несчастью для себя и к счастью для нас, действовала халтурно. Вот этим-то грабителям-халтурщикам мы и обязаны замечательными находками».

Больше всего Сергей Павлович говорил о мече, о необыкновенном мече, который станет известен всему миру.

О мече, изображение которого появится и в энциклопедиях, и во всех крупных работах, посвященных скифам и их искусству, и в учебниках для студентов. А может, и в школьных учебниках. О мече, который будет известен в науке под именем «сакский меч с Тагискена».

— Светлана, встаньте! — послышалось со всех сторон.

И под гром рукоплесканий Светлана встала и поклонилась.

6

Ящик с мечом был водворен в палатке Коли Горина, а сам Горин из уважения к находке переселился в машину. Пока художница рисовала меч, ящик был открыт, и мы то и дело ходили в палатку, садились вокруг ящика и смотрели, смотрели… Часто к нам присоединялся Толстов.

— Ну, что вы скажете? — в который раз задавал он свой излюбленный вопрос. И мы в который раз восхищенно вздыхали.

Разговор шел о скифском искусстве. Когда-то Толстов предложил назвать его искусством героического реализма или эпического реализма. То были не просто изображения зверей. Прикладное искусство, видимо, лишь иллюстрация к не дошедшему до нас скифскому эпосу, к мифам, волшебным сказкам, былинам о героях.

Скифы верили, что, украшая себя, своих коней и свое боевое оружие изображениями сильных и быстрых животных, они тем самым придают новую силу коням и стрелам, новую мощь мечам и рукам. Это, конечно, представление религиозное, магическое. Но есть в нем и доля истины: искусство действительно придает силы. Скифы были не правы лишь в одном: их прекрасные произведения способствовали успеху не сами по себе, они действовали через человека, через его восприятие. Глядя на них, любуясь ими, люди испытывали радость, душевный подъем. И это чувство давало им силу — силу, которую они приписывали самим изображениям, силу, действующую, как они верили, помимо воли и сознания человека.

Глава восьмая

1

— Выключатели поехали!

Наш электрик Муса Умерович Юнисов ровно без четверти одиннадцать сел, как всегда, в машину и поехал на раскопки — выключать свет. Электростанция стоит поближе к транспортерам, а к лагерю тянется кабель длиной в два с половиной километра. Там, над опустевшими раскопками, над грудами земли и зияющими ямами, в полной тишине и безлюдье светит фонарь на мачте и стучит движок электростанции. И наверное, где-то в стороне стоят три джейрана, смотрят как зачарованные на огонь и ждут, когда он погаснет. Джейраны продолжают ночевать на наших раскопках. Почти каждое утро мы видим, как они стремительно убегают в степь.

Машину ведет новый шофер, и Муса Умерович, должно быть, вздрагивает, в тысячный раз услышав надоевший вопрос: «Ну, а крокодилов там много?»

— Нет там никаких крокодилов, — отвечает Юнисов, стараясь скрыть раздражение. — Я видел их только в каирском зоопарке.

Этой зимой Муса Умерович работал в советской археологической экспедиции недалеко от строящейся Асуанской плотины. Он был там не только электриком, но и водил по Нилу экспедиционный катер. Он мог бы рассказать много интересного, если бы не проклятый вопрос о крокодилах, после которого пропадает всякая охота говорить.