Валентин Левицкий - На Кавказском фронте Первой мировой. Воспоминания капитана 155-го пехотного Кубинского полка.1914–1917

• Название: На Кавказском фронте Первой мировой. Воспоминания капитана 155-го пехотного Кубинского полка.1914–1917
• Автор: Валентин Левицкий
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-9950-0417-2

«Глубоко веря в восстановление былой славы российской армии и ее традиций – я пишу свои воспоминания в надежде, что они могут оказаться полезными тому, кому представится возможность запечатлеть былую славу Кавказских полков на страницах истории. В память прошлого, в назидание грядущему – имя 155-го пехотного Кубинского полка должно занять себе достойное место в летописи Кавказской армии. В интересах абсолютной точности, считаю долгом подчеркнуть, что я в своих воспоминаниях буду касаться только тех событий, в которых я сам принимал участие, как рядовой офицер» – такими словами начинает свои воспоминания капитан 155-го пехотного Кубинского полка пехотного полка В. Л. Левицкий. Его мемуары – это не тактическая история одного из полков на полях сражения Первой мировой войны, это живой рассказ, в котором основное внимание уделено деталям, мелочам офицерского быта, боевым зарисовкам.

---

Я докуривал папиросу, когда пропищал телефон. Телефонист быстро приложил трубку к уху.

– Да, да, кубинцы, – проговорил он. – Слушаю, передаю ему трубку. Ваше сиятельство, елизаветпольцы вас зовут, – доложил он, передавая трубку полковнику Херхеулидзе.

– Да у меня все готово, слушаюсь, – ответил полковник и отошел от телефона.

– Разведчики, вперед, – скомандовал полковник.

Разведчики поднялись и стали спускаться вниз. Спустя минуты две двинулись роты. Я с четырьмя пулеметами последовал за серединой наступавших батальонов. Промерзший снег хрустел под нашими ногами. Вдруг послышался резкий оклик турецких часовых, затем щелкнула одна пуля, за ней другая, третья, и все стихло, – это мы столкнулись с охранением противника. Роты ускорили шаги. Люди глубоко дышали, поднимаясь в гору. Через какую-нибудь минуту мы должны попасть под сильный огонь. Лично у меня было состояние как бы в ожидании удара грома после молнии.

Мои мысли и переживания кто-то из людей как будто понял.

– Вот сейчас загвоздит, хлопцы, – услышал я чей-то голос позади себя.

– Замолчи, а не то я тебе и сам загвозжу, – прошипел строгий голос унтер-офицера Шелегеды. Я понял состояние первого солдата. Хотелось кричать, стрелять, командовать, но не молчать в эту ужасную минуту.

Но вот опять щелкнула одна, другая, а затем тысячи и тысячи пуль. Как какие-то дьявольские швейные машины пулеметы назойливо ритмическим темпом строчили воздух. Где-то послышалось «ура!», оно волной перекинулось по всей линии. Впереди идущие люди бросились вперед. Я побежал, а за мной и моя команда.

Страшное тяжелое чувство ожидания огня куда-то исчезло. В этом порыве нескольких тысяч людей мне казалось, что я не я, а маленькая частица чего-то большого, сильного, неудержимо несущегося вперед.

Как по какому-то мановению огонь противника прекратился. Я перепрыгнул через какой-то ров, оказавшийся окопом противника. Люди стреляли вниз по отступавшим и вылавливали оставшихся в окопах. В темноте и в тумане трудно было разобраться. Одни что-то кричали, другие командовали прицел, в ротах произошел на время беспорядок, что обыкновенно случалось после ночной атаки.

– Прекратить огонь. Довольно там кудахтать, господа офицеры, обратите внимание на порядок. Роты, вперед, – услышал я сердитый голос полковника Херхеулидзе.

Крики угомонились. Роты пошли вниз, спускаясь с гребня. Мы подходили к Каландару. Остановившись в полуверсте от села, батальоны выслали вперед разведку. По цепи передали, что конные ординарцы искали полковника Херхеулидзе.

– В чем дело? – спросил я.

– Приказано вернуться назад, – ответил мне один из приблизившихся конных.

Через четверть часа мы возвращались к своей позиции. Дойдя до нее развернутым порядком, мы свернулись, и стали спускаться вниз в село, откуда часа два тому назад выступили. Я шел с командой между ротами. Несмотря на поздний час и усталость, люди живо обменивались впечатлениями, как после удачной охоты.

– Ну, ребята, а наш-то батальонный Бежан (имя полковника Херхеулидзе) впереди всех бежал. Старик, а не угонишься за ним, – говорил один.

– Да что и говорить, боевой дед, – послышался голос другого, – и сердитый: того и гляди стукнет тебя своей скалкой.

У нас, у офицеров, были другие мысли. Нас удивляло, с какой легкостью нам противник уступил позиции, но еще более странным показалось приказание отойти на исходное положение.

Около полуночи я вернулся в оставленную всего несколько часов перед тем саклю. Там я нашел помимо командующего полком и группу офицеров. Меня поразило то равнодушие, с каким нас встретил полковник Попов. Он производил впечатление, что все происшедшее его мало интересует. На наши вопросы, что за причина нашего возвращения, он как-то странно молчал. Мне попросту казалось, что он с трудом разбирался в обстановке, и в то же время не хотел этого нам показывать.

Я собирался было устроиться на полу на ночлег, как вошедший солдат доложил о приезде начальника дивизии. Командующий полком хотел выйти ему навстречу, но начальник дивизии, предупредив его, сам вошел к нам в саклю. Его сопровождал высокий представительный офицер Генерального штаба капитан Карганов.

Нам, офицерам, приятно было после сравнительно долгой разлуки встретиться с генералом Де-Виттом. В свою очередь, сам генерал не мог скрыть своей радости, увидев нас.

Поздоровавшись с нами, генерал попросил к нам в саклю полковника Цехановича. Прибывший полковник очень обстоятельно доложил о только что минувшем бое. Надо заметить, что полковник Цеханович принадлежал к числу дельных начальников, но в умелых докладах не прочь был сгущать краски для большего эффекта. Изложив обстановку, при которой произошел ночной бой, полковник, главным образом, указывал на то, что быстрота и натиск двух полков сделали славное дело, прорвав фронт противника.

Судя по вопросам начальника дивизии и капитана Генерального штаба Карганова, нетрудно было уловить, что их интересует, главным образом, степень оказанного сопротивления противником, то есть то, что нам при наступлении показалось странным. Противник, не приняв штыковой атаки, отошел, проявив при этом странную пассивность. На поставленный вопрос полковнику Цехановичу «Как вел себя противник?» полковник, уже поступаясь с истиной, заметил, что противником было оказано упорное сопротивление включительно до его контратак. Прямой и менее искусный докладчик, полковник Херхеулидзе по последнему вопросу высказал совершенно противоположное мнение. Он именно указывал на то, что противник не отличался особенным упорством при нашем наступлении, и лично ему это показалось весьма сомнительным. По его мнению, противник мало дорожил позицией или же имел целью завлечь нас к себе в тыл.

Поблагодарив за полученные сведения, начальник дивизии с капитаном Каргановым отправились в Занзах.

На рассвете 9 декабря Елизаветпольский полк отошел в Ардос. Кубинский полк продолжал занимать, как до 8 декабря, старые позиции. Противник нас не тревожил. Видно было лишь, что он вновь занял оставленные ночью позиции. Участки Дербентского и Бакинского полков были под огнем артиллерии противника. На правом фланге у туркестанцев шел сильный бой. По сведениям, туркестанцы, перейдя всем корпусом в наступление, встретили упорное сопротивление противника и, понеся урон, отошли на исходное положение. На левом фланге за Араксом у пластунов шел целый день сильный бой. К вечеру мы узнали, что пластунская бригада продвинулась вперед. В ночь на 10 декабря нам приказано было оставить передовую линию и занять всем полком главную позицию у Ардоса, причем участок полку был немного увеличен. С утра 10 декабря противник открыл по всему участку 39-й дивизии артиллерийский огонь.[63]

На участке Кубинского полка артиллерия противника, не зная о нашем оставлении передовой линии и селения за ней, держала его в продолжение нескольких часов под огнем. От огня несколько домов в селе загорелось, и пожар продолжался до самого вечера.

Днем нам сообщили, что противник на участке всего Туркестанского корпуса ведет наступление крупными силами, очевидно, задавшись целью оттеснить весь корпус с занимаемых им позиций. Не исключалась возможность, что противник сегодня же нас попытается атаковать. Бригаде генерала Пржевальского было приказано приостановить наступление и отойти на старые позиции. К вечеру огонь утих. Высланная вперед разведка не обнаружила противника в селе. К рассвету на 11 декабря наш полк был сменен елизаветпольцами и отведен в Ардос, в качестве резерва дивизии. В 10 часов утра ардосские позиции, занимаемые елизаветпольцами, находились под сильным огнем артиллерии. Огонь в течение дня не прекращался до самых сумерек. Подобная же обстановка была и на прочих участках дивизии, но со стороны туркестанцев поступали вести, если не тревожного, то серьезного характера. Наступление противника на их участке в этот день отличалось особенным упорством, больше чем в предыдущие дни. Во многих местах своего фронта туркестанцы должны были восстанавливать положение неоднократными контратаками.

У нас создалась уверенность, что противник, завязав бои на всем фронте, решил прорвать нас в направлении Караургана и тем лишить нас сообщения с тылом. Кроме того, не помню, из каких источников, мы узнали, что на самом правом фланге противник крупными силами сбил Ольтинский отряд и отбросил его к нашей границе. В ночь на 12 декабря нас предупредили быть готовыми к выступлению. В связи с назревшей обстановкой у нас создавалось предположение, что нас двинут опять к туркестанцам, но утром нам объявили, что полку приказано следовать в совершенно противоположную сторону, то есть к Араксу, и встать в местечке Хоросан в качестве корпусного резерва вместо ушедших по направлению Кара-ургана кабардинцев. Затрудняюсь вспомнить, по каким обстоятельствам, но наше выступление состоялось после 12 часов дня. Под орудийную канонаду мы оставляли ардосские позиции, где провели столько боевых дней.