Валентин Левицкий - На Кавказском фронте Первой мировой. Воспоминания капитана 155-го пехотного Кубинского полка.1914–1917

• Название: На Кавказском фронте Первой мировой. Воспоминания капитана 155-го пехотного Кубинского полка.1914–1917
• Автор: Валентин Левицкий
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-9950-0417-2

«Глубоко веря в восстановление былой славы российской армии и ее традиций – я пишу свои воспоминания в надежде, что они могут оказаться полезными тому, кому представится возможность запечатлеть былую славу Кавказских полков на страницах истории. В память прошлого, в назидание грядущему – имя 155-го пехотного Кубинского полка должно занять себе достойное место в летописи Кавказской армии. В интересах абсолютной точности, считаю долгом подчеркнуть, что я в своих воспоминаниях буду касаться только тех событий, в которых я сам принимал участие, как рядовой офицер» – такими словами начинает свои воспоминания капитан 155-го пехотного Кубинского полка пехотного полка В. Л. Левицкий. Его мемуары – это не тактическая история одного из полков на полях сражения Первой мировой войны, это живой рассказ, в котором основное внимание уделено деталям, мелочам офицерского быта, боевым зарисовкам.

---

Были уже полные сумерки, и я собирался двинуться к первому батальону, когда мой посыльный вернулся из штаба полка.

– Командир полка приказал вам с командой вернуться к парку, туда, где мы были ночью, – доложил мне прибывший.

Мне вначале показалось, что вернувшийся неправильно понял командующего полком, но он утверждал, что приказание им ясно понято и что такое же приказание получила 15-я рота. Через час я был в парке и остановился на его опушке против Кубинского лагеря. Командир 15-й роты, прибывшей туда же, сообщил мне, что на нашу обязанность возлагалась оборона части Кубинского лагеря, а также и лощины, что между лагерем и Батарейной горой. Перед нами на Турнагеле опять появилось множество огней расположившегося на отдых противника.

* * *

Весь день 15 декабря противник оставался в бездействии, ограничившись лишь ружейным и артиллерийским огнем. Прибывший в этот день к 9-му корпусу командующий турецкой армией генерал Энвер-паша остался действиями корпуса за истекшие дни весьма недовольным. Вопреки всем его расчетам, Сарыкамыш до сих пор оставался в руках русских, сдержавших напор трех его дивизий. Мало того, корпус в течение этих дней понес весьма чувствительные потери и уже не представлял прежней силы. Упрекнув всех начальствующих лиц в нерешительности и в слабом управлении частями генерал, приняв личное руководство операцией, отдав приказ войскам с рассветом 16 декабря атаковать Сарыкамыш. Кроме частей 9-го корпуса совместное участие в атаке должны были принять две дивизии 10-го корпуса, подошедшие к вечеру 15 декабря к Али-Софи. Сам командующий турецкой армией встал со своим штабом в селе Девик. В заключение своего приказа Энвер-паша высказывал полную уверенность, что его победоносные войска завтра возьмут Сарыкамыш, где их ожидают заслуженные теплые квартиры и отдых.

К вечеру 15 декабря силы Сарыкамышского отряда вместе с прибывшей пластунской бригадой и артиллерийским дивизионом, а также с подходящим 154-м Дербентским полком увеличились более чем в два раза. Кроме того, на самый левый фланг к Чемурлы-Дагу подходил Туркестанский стрелковый полк.[88] Общая численность наших войск к рассвету 16 декабря составляла 21 батальон.

Это был тот максимум сил, который могла выделить к Сарыкамышу наша ставка. Больше она не могла дать ни одного батальона без явного ущерба обстановке на фронте, где противник еще со вчерашнего дня перешел в решительное наступление.

Общее командование всеми войсками у Сарыкамыша принял начальник пластунской бригады генерал Пржевальский. Он с вечера приказал совершить перегруппировку войск, причем на правый фланг восточнее Елизаветпольских казарм, фронтом на Али-Софи были поставлены снятые из-под Верхнего Сарыкамыша кабардинцы и две роты кубинцев (13-я и 14-я роты). Артиллерийская гора и участок у железнодорожного моста были дополнены батальоном пластунов. На вокзальном участке оставались туркестанцы, команда разведчиков Кубинского полка, часть сотен Запорожского полка, и, наконец, на левом фланге против Вороньего гнезда и Верхнего Сарыкамыша сосредоточились три батальона кубинцев, батальон пластунов и, кажется, одна оставшаяся рота кабардинцев. В резерве в самом Сарыкамыше оставалось два батальона пластунов.

Силы противника вместе с подошедшими двумя дивизиями (30-я и 31-я) 10-го корпуса насчитывались в 45 батальонов при значительном перевесе в артиллерии с их стороны.

Таким образом, с увеличением к 16 декабря с нашей стороны сил у Сарыкамыша увеличивались и силы противника, и общая его численность превосходила нашу более чем в два раза. Во всяком случае, с обеих сторон было поставлено на карту все, что было возможным. И если Сарыкамыш ко дню 16 декабря не напоминал собой больного, находящегося на волосок от смерти, то все же его положение, вследствие громадного превосходства сил противника и крайне невыгодных стратегических и тактических условий, считалось весьма и весьма опасным как для самого отряда, так и для всей армии.

* * *

Близился рассвет, когда я обходил чуть ли не в четвертый раз за ночь свои и от роты наблюдательные посты у Кубинского лагеря. У меня несколько раз еще с вечера возникала одна и та же мысль, что была за причина у командующего полком задержать у Кубинского лагеря кроме двух наших рот (15-я и 16-я) еще и меня с четырьмя пулеметами. Если этого рода распоряжение исходило от кого-нибудь свыше, то мне, конечно, трудно было рассуждать о его целесообразности. Если же оно являлось единоличным решением самого командующего полком, то оно едва ли имело под собой какое-либо основание. Что за смысл было держать две роты с четырьмя пулеметами где-то в лесу, когда весь полк был на позиции? Кроме того, где же было видано, чтобы, когда весь полк находится в действии, командир полка оставался где-то в стороне, сознательно принуждая себя к бездействию? Назвать эти две роты и мои пулеметы полковым резервом командующий полком никак не мог, так как полк (3,5 батальона) уже вышел из его подчинения. Наконец, отдавая батальон за батальоном в подчинение другим начальникам, полковник Попов должен был, хотя бы на должности подчиненного, быть там, где сосредоточены были три батальона его полка.

Утро начинало вступать в свои права. В небе догорали последние звезды. Воздух был чист и тих. Ни выстрела, ни крика. Но каждый знал, что через какой-нибудь час все заговорит страшным языком войны. Каждый чувствовал, что сегодня предстоит борьба не на жизнь, а на смерть и что в ней должна решиться участь Сарыкамыша. Или победить, или умереть – вот что было в сердцах солдат и казаков, готовых драться до последней пули, до последнего удара штыка и взмаха шашки.

Около 7 часов в восточной части Сарыкамыша в направлении Али-Софи послышался сначала редкий, а затем участившийся ружейный огонь. К восьми часам утра сила этого огня достигла своего полного напряжения, к которому еще присоединилась беглая стрельба артиллерии. К 9 часам разрывы неприятельских снарядов уже покрывали большую часть села и южные склоны Артиллерийской горы. Создавалось впечатление, что противник приблизился к самой окраине села. Это наступали части 10-го турецкого корпуса, задача которых была ворваться в село и действовать в тылу нашей линии, стоявшей против Турнагеля. Таким образом, уже с утра наше положение создавалось тяжелым, когда прорыв противника с востока мог угрожать участи всего фронта.

Смелыми и решительными действиями кабардинцев и двух рот кубанцев, оборонявших Сарыкамыш в этом направлении, угроза противника была остановлена. Занимая позицию впереди Елизаветпольских казарм, на линии кладбища и Артиллерийской горы, эти части, атакованные превосходными силами, начали шаг за шагом отступать к селу, но, не доходя шагов 500–600 до восточных корпусов казарм, бросились в контратаку. Завязался штыковой бой, после которого передовые цепи противника обратились в бегство, увлекая за собой весь их боевой порядок.

Наши части преследовали противника включительно до бригадного стрельбища, но развить контрнаступление не смогли, ввиду ограниченности своих сил. Понеся значительные потери еще под Верхним Сарыкамышем, кабардинцы в этот день численным составом не могли представлять полного полка. Однако они вместе с кубинцами сумели отбить и даже обратить в бегство в шесть раз превосходящего их врага.

В десятом часу противник открыл со всех высот Турнагеля по всем нашим позициям артиллерийский огонь. Преследуя цель подготовки атаки, его артиллерия обрушилась главным образом на нашу, намереваясь ее ослабить к моменту перехода в наступление своей пехоты. Отлично видя наши артиллерийские позиции, противник их в продолжение получаса держал под каким-то колпаком свинца и дыма. Два полевых орудия и Кубинского лагеря находились в полном смысле слова в кольце рвущихся шрапнелей и гранат.

После 10 часов из леса стали показываться густые цепи неприятельской пехоты. Вслед за первой линией следовала вторая, за ней третья. Главная масса их направлялась на участок Орлиное гнездо и железнодорожный мост. Весь боевой порядок противника отлично проектировался на белом фоне снега. Это был прекрасный сюжет для художника-баталиста, чтобы запечатлеть поистине величественную, но вместе с тем и грозную картину шествия тысяч людей, влекомых какой-то невидимой силой, на смерть. Над ними стали появляться один за другим дымки рвущихся наших снарядов. Многие и многие из них уже падали, но масса шла безостановочно, как на хорошем учении. Так наступать могли только отличные войска.

Но вот они все ближе и ближе, и вдруг понеслись вниз на наши окопы. Послышалась сильная ружейная трескотня, затарахтели сотни пулеметов, захлопали ручные гранаты, и все это при многочисленных криках «ура» и «алла».

Я впился биноклем вперед, уже не слыша ни рвавшихся снарядов, ни свиста пуль. Орлиное гнездо было передо мной в версте, впереди и внизу. Вначале трудно было разобрать, кто же возьмет верх, они или мы. Но вот их цепи потянулись назад. Отойдя с 1000 шагов, они повернулись и снова бросились вниз. Опять та же трескотня, опять те же «ура» и «алла». Казалось, что у измученных и обескровленных защитников не осталось уже ни сил, ни воли остановить напор врага. Но нет, противник сам, обессилев в отчаянной рукопашной схватке, начал отходить. Те же цепи, но уже поредевшие, оставляя на каждом шагу все новые и новые жертвы, спешили обратно в лес.