Иван Кратт - Великий океан

• Название: Великий океан
• Автор: Иван Кратт
• Издательство: Военно-морское издательство Военно-морского Министерства Союза ССР
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1951

Историческая дилогия «Великий океан», написанная русским советским писателем И. Ф. Краттом (1899–1950), рассказывает об отважных землепроходцах, вышедших в конце XVII века на берега Аляски и пытавшихся закрепиться в Северной Калифорнии, где в 1812 году было основано русское поселение под названием «Росс» (т. е. «русский»), нынешний Форт-Росс в штате Калифорния США. Писатель создал колоритный образ Александра Андреевича Баранова (1746–1819), первого правителя русских поселений в Америке. Роман состоит из двух книг: «Остров Баранова» и «Форт Росс».

Текст романа приводится в ранней редакции (1951 год, Военно-морское издательство Военно-морского министерства Союза ССР) и отличается от более поздних изданий.

---

Никаких примет вокруг не было. Лишь в одном месте, у крутого каньона, сохранился след индейской пироги. Дозорные с редута «Св. Духа» слышали ночью плеск весел.

Глава девятая

Снова жгли плошки, звонили колокола. Ананий торжественно служил обедню, сам вынес большую просфору, вручил ее имениннику. Архимандрит получил наставление из Петербурга, ясно указывавшее на необходимость беспрекословного подчинения правителю.

Сегодня, двадцать третьего ноября, день его именин, еще один итог прожитого. Годы ушли незаметно, один за другим, из них сложилась жизнь. Почти полвека остались там, на старой родине — простое, забытое время. И, может быть, самое счастливое. Кто скажет, что был уже самым счастливым?

…Меж островками давно уже село солнце — день был погожий и ясный, зеленела над водой узкая кромка. На минуту блеснули паруса шхуны, уходившей в Охотск. До весны теперь ни одно судно не заглянет в порт. Поздней осенью дуют муссоны, ветер настолько силен, что сбивает в пропасть вьючный скот.

На корабле отправлены узники. Правитель сам допрашивал их в каземате, и заключенные сознались во всем. И все, как один, бесхитростно жалели Павла. Бумагу, порванную Поповым, удалось сложить и склеить.

За Лещинским снарядили погоню. Отряд повел старый охотник Кулик, сам предложивший найти злодея. Суровый и прямодушный старик пришел в крепость и впервые заговорил без приглашения.

— Одной мы крови, — сказал он стеснительно. — Пойду… Сбереги дочу.

Но Наташа тоже ушла с ним.

Угрюмо ходили по крепости люди. Притих Лука, надолго заперлась в своей горенке Серафима, потом в первый раз ушла в церковь и всю ночь лежала пластом на холодном полу. Ананий так и оставил ее распростертой ниц перед темным ликом Христа.

Понемногу все забывалось. Готовили новую партию на промыслы в Якутат, вернулись из Хуцновского пролива алеуты. Нанкоку удалось загарпунить небольшого кита, и князек от удачи и хвастовства горланил на берегу песни и требовал бочонок рому.

— Сам Александра Андреевич пускай несет, — пыжился он. — Пить вместе будем… Может, дам ему, а может, и нет.

Баранов послал ему ковш холодной воды и приказал немедля явиться. Князек с перепугу выпил всю воду, но к правителю итти побоялся и два дня отсиживался на верфи.

Приходил с повинной Ананий. Сварил в котелке над огнем камина малиновый пунш, поиграл на органчике, якобы невзначай, справился о бунтовщиках, вздыхая скорбел о Павле. Правитель не отвечал, говорил мало и хмуро. Не такого гостя хотел бы он видеть сейчас. Пронырливый поп тронул слишком свежую рану.

После ухода архимандрита Баранов достал письмо, полученное от Кускова уже из Калифорнии.

Помощник поздравлял «с ангелом», кланялся Павлу, Лещинскому, Серафиме, Луке и даже Ананию. Никого не хотел обидеть. Потом сообщал о благополучном прибытии в залив Румянцева, о свидании с испанцами и «допрежь всего с тамошними монахами и владетелями соседственных мест, как и велел ты, Александр Андреевич».

«А еще встретили они нас отменно, кланялись за подарки, а губернатор ишпанский дюже был попервоначалу расстроен и дивился нашему прибытию. Однако места тут есть добрые, селиться и крепостцу с батарейкой ставить можно, и люди кругом есть — индейцы бодегинские и прочие народы особого разговора, коих мы прозвали дальновскими, далече живут от моря. Индейцы сии весьма черны видом и нелюбопытны, волосы жесткие, завязаны травинкой, ходят голые, а девки ихние прикрывают стыдные места шкурками коз. Лица и груди до пояса изукрашены татуировкой, наибольше синего цвета. Живут в бараборах из жердей и коры, а летом куст посередине вырубят, сверху вяжут лыком, вроде шатра выходит. Оружия нашего нету, больше пики да стрелы, хотя воюют свирепо и дикие при сем поют песни. Одну сказали мне отцы монастырские тутошние, велели передать тебе, Александр Андреевич, когда проведали, сколь интересуешься обычаями всякими:

Как-то мы перебежим через горы,
Кого-то мы увидим наперво,
Пойдем воевать и застрелим хорошую девку,
Наши стрелы острые, кладите свои на землю,
Чужие стрелы не учинят нам вреда.

По-нашему с гишпанского песню изложил толмач-креол Василий. По окончании выгрузки шхуны почнем рубить палисад и строения. Лесу тут и камня хватит. Зверопромышленники и бабы наши довольны теплыми местами, только скучают и с непривычки охают. В окиане во время шторму пропал Федька Коняшин, а боле никого не убыло, хотя мучились многие и от страху ругали компанию. А так ничего, не жалуются…»

Еще одна удача, еще одно начинание. Ради этого стоило жить…

Взволнованный, он вышел к морю и долго стоял на берегу. Резкий ветер трепал полу его кафтана, холодил руки. Уже померкла кайма заката, пропали за островками паруса шхуны, перестал кричать ворон. В наседавшей мгле дрожали багровые огни факелов и плошек, полыхали костры. Скоро начнется праздник, его праздник — правителя российских колоний… Все завершалось. Пущенное колесо пробегало свой последний круг.

Удача и напасти, мечты и стремления — все приближалось к концу. Слава Российской империи становилась и его славой, но не ее он искал. Все отдал родине. И если бы пришлось начинать сначала, он не выбрал бы иного пути.

Ветер сделался резче, гудели в темноте буруны. Невидимые волны бились о скалистые берега. Правитель выпрямился, стряхнул соленые брызги и медленно направился к дому.

КНИГА ВТОРАЯ ФОРТ РОСС

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ДОННА МАРИЯ

Глава первая

У впадения реки Сакраменто в Великий океан испанец Морелль заложил крепость-президию Сан-Франциско. Это произошло в 1778 году. Плохой моряк, он все же сумел оценить великолепную бухту, на берегу которой еще раньше поселились монахи обучать вере христовой диких индейцев, а вернее — захватить места.

Испанское правительство боялось опоздать. Страх перед появлением русских с севера не давал покоя, алчность требовала новых земель. Торопливые мореходы, понуждаемые приказом короля, пробегали на своих кораблях до Аляски, наносили на карты проливы и берега, давно уже открытые русскими мореходцами. Потомки завоевателей Мексики пытались овладеть землей от Берингова моря до мыса Горн.

Но прежние времена миновали. Мало было пройти вдоль берега и стрелять из пушек. Надо было установить эти пушки на берегу. Президия Сан-Франциско явилась последним местом, куда смогла дотянуться рука короля. Дальше, почти до Аляски, лежали земли, не принадлежавшие никому.

Почти тридцать лет стояла президия — глиняный поселок у берега моря. На высоком утесе ржавели пушки. А дальше, среди обширной равнины, окруженная садом, белела старая миссия францисканского ордена.

Многие годы изо дня в день звонил позеленевший колокол, монахи служили обедни, крестили пойманных солдатами индейцев, превращали их в рабов, сеяли пшеницу, разводили скот. Но огромные монастырские стада дичали и пропадали в горах, хлеб гнил на корню и заносился песком, а монахи и солдаты президии ходили в одеждах из домотканого сукна, питались чечевичной похлебкой. Строжайший закон запрещал торговлю с иностранцами, своих покупателей не было. Протянутая далеко рука короля давно разжала пальцы.

И все же ничто не менялось. Умирали и рождались люди, старились солдаты и комендант, раз в год поступали губернаторские приказы из Монтерея, дряхлели монахи. И только пышнее и гуще сплелись розовые кусты на треснувшей стене президии да колючая трава выросла в крепостных амбразурах. За десять лет ни один корабль не появился в бухте.

* * *

Туман уходил. Густая белесая пелена оседала все ниже и ниже, и скоро солнце озарило верхушки мачт и кормовые надстройки «Юноны». Корабль освобождался из мглистого плена.

Резанов быстро поднял подзорную трубу. Измученный, исхудалый, он долго и беспокойно вглядывался в открывшийся перед ним залив Сан-Франциско. «Юнона» бросила якорь ночью, в тумане, никто еще не видел берегов Калифорнии.

Солнце поднялось выше, остатки тумана рассеялись. На ярком синем небе отчетливо проступили снежные вершины Сьерры-Невады, зеленеющие долины, подножья, поросшие лесом, золотой песчаный берег залива, дикие скалы, крепость и неширокий вход в бухту. Легкий ветер доносил с берега благоухание цветущих трав.

Становилось жарко. Высыхая, дымились мокрые доски палубы, ванты, убранные паруса. Изнуренные болезнями и голодным переходом, матросы столпились у борта, жадно наслаждаясь теплом. Выползло из трюма даже несколько больных цингой. После дождливой Ситхи, холода и мрака новый берег казался раем. Резанов опустил трубу, снял шляпу и, устало улыбнувшись, сказал, обращаясь ко всем: