Иван Кратт - Великий океан

• Название: Великий океан
• Автор: Иван Кратт
• Издательство: Военно-морское издательство Военно-морского Министерства Союза ССР
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1951

Историческая дилогия «Великий океан», написанная русским советским писателем И. Ф. Краттом (1899–1950), рассказывает об отважных землепроходцах, вышедших в конце XVII века на берега Аляски и пытавшихся закрепиться в Северной Калифорнии, где в 1812 году было основано русское поселение под названием «Росс» (т. е. «русский»), нынешний Форт-Росс в штате Калифорния США. Писатель создал колоритный образ Александра Андреевича Баранова (1746–1819), первого правителя русских поселений в Америке. Роман состоит из двух книг: «Остров Баранова» и «Форт Росс».

Текст романа приводится в ранней редакции (1951 год, Военно-морское издательство Военно-морского министерства Союза ССР) и отличается от более поздних изданий.

---

Он проводил гостей до шлюпки, замочил сапоги, а когда шлюпка с Лансдорфом и Давыдовым отошла от берега, вскочил на коня и поскакал вдоль берега.

Падре Уриа в раздумье остался стоять на камне.

А Резанов опустил трубу и, стараясь скрыть волнение, неторопливо спустился с мостика, чтобы встретить шлюпку.

Глава вторая

Еще издали экипаж корабля заметил, что посольство возвращается с хорошими вестями. Давыдов смеялся, а Лансдорф размахивал руками и, как видно, торопил гребцов. Матросы повеселели, Хвостов сам подошел к шлюпбалкам.

— Видать, вместо монаха переодетая гишпанская красавица их встретила, — сказал он, посмеиваясь, Резанову.

Но Николай Петрович даже не обернулся, хотя за последние дни это были первые слова, не относящиеся к делу, которые он слышал от командира «Юноны». Все мысли Резанова были заняты начавшимися переговорами.

Привыкнув за пустой любезностью слов часто видеть иную, скрытую сущность, он ждал своих посланцев, чтобы по их рассказу полностью представить себе картину свидания и уловить то, что, быть может, от них ускользнуло. Правда, после посольства в Японию, здесь была другая, пока очень скромная задача, но от нее могло зависеть будущее российских колоний. Он прекрасно понимал Баранова…

Десять пар рук, наконец, подняли шлюпку.

— Ура, Хвостов! — весело крикнул Давыдов, соскакивая на палубу. — Слухом о нас земля полна.

Он снял шляпу, вытер со лба капли пота, повернулся к приятелю, собираясь выложить сразу все свои новости, но, увидев стоявшего поодаль Резанова, смутился и замолчал. Живой, непосредственный мичман всегда чувствовал себя немного неловко в присутствии посланника.

Резанов сделал вид, что не заметил его смущения. Он подождал, пока выбрался из шлюпки Лансдорф, затем пригласил обоих посланцев и Хвостова к себе в каюту. Разговор слишком серьезный, чтобы вести его на палубе. И только выслушав натуралиста и расспросив Давыдова, он отбросил напускное спокойствие и, удовлетворенный, ходил по тесной каюте.

В самом деле, посланцы привезли хорошие вести. Радовала и простота, с которой принимали его судно испанцы — страстные любители пышных встреч и докучливых формальностей.

— Ну, государи мои, — сказал он, наконец, Давыдову и Лансдорфу. — Прощу собираться на берег. А вы, господин Хвостов, останетесь на корабле и ни одного матроса не пускайте с судна. Ласка лаской, а осторожность наипаче всего.

Он надел новый, ставший для него свободным мундир, тщательно запер в ящике стола портфель с бумагами, взял шляпу. Похудевший и бледный, он выглядел моложе своих сорока лет и совсем не был похож на суховатого, сдержанного царедворца, каким казался даже в Ново-Архангельске.

Резанов остановился перед открытым иллюминатором и некоторое время смотрел на знойную гладь залива… Любопытно сложилась судьба. Никогда не думал он побывать в этих далеких водах. Даже полтора десятка лет назад, читая записки «Российского купца Григория Шелехова»… С Шелеховым он встречался в Иркутске, позже женился на его дочери, деятельно хлопотал о создании объединенной Российско-американской компании, учил купцов добиваться царских привилегий… Но сам оставался равнодушным ко всем этим делам… Гвардейский Измайловский полк, затем видная служба в адмиралтейств-коллегии, выполнение личных поручений самой Екатерины, чины и обер-прокурорство в Сенате приучили к иной жизни. Однако воцарение молодого Александра, игравшего в либерализм, вернувшего из ссылки Радищева, расшевелило даже стариков. А в тридцать четыре года, да еще мечтая о новых веяниях вместе со многими просвещенными людьми столицы, не жалко на время покинуть и стены департамента. Быть может, заставить говорить о себе не только Петербург. Колонии нуждались в широких преобразованиях… После смерти жены — наследницы шелеховского состояния — созрело решение. Акционеры компании назначили его главным ревизором владений в русской Америке, добились посылки полномочным министром к японскому двору и начальником первой кругосветной экспедиции… Посольство в Японию не удалось. Островитяне упорно отгораживались от всего мира и, кроме того, пытались увильнуть от ответа за наглое заселение искони русских земель — Курил и Сахалина. Все равно не увильнут. А сейчас — Аляска, Калифорния… Далеко занесла судьба камергера и командора ордена св. Иоанна Иерусалимского!

…Лишь только шлюпка врезалась килем в песок, дон Луис, опередив монаха, поспешил навстречу Резанову.

Николай Петрович составил заранее по-латински приветствие, но после представления Лансдорфом поздоровался и сказал маленькую речь по-испански. Испанский язык он знал слабо, но это не остановило его: сейчас ему хотелось оказать любезность хозяевам.

Дон Луис приказал подать лошадей. Длинный кавалерист, подхватив гигантскую саблю, мешавшую ему двигаться, привел трех скакунов с высокими седлами, окованными серебром; несколько всадников спешилось, готовясь уступить своих лошадей гостям.

Узнав, что до президии недалеко, Резанов отказался от лошадей и, поблагодарив офицера, просил разрешения пройти пешком. После месячного пребывания на корабле приятно было ощущать под ногами твердую землю. А главное, хотелось не спеша оглядеть окрестность.

Он пошел впереди с офицером, а монах, Лансдорф и Давыдов двинулись сзади. Дальше широким полукольцом растянулись солдаты, за ними вели оседланных лошадей.

Молодой офицер говорил не умолкая: рассказал, сколько в крепости солдат, как далеко отсюда до Монтерея, где живет губернатор, друг его отца. Беззаботно посвятил гостя во все домашние дела, сказал, что отец выслужился из рядовых мексиканского драгунского полка, что во всей Верхней Калифорнии за суровость и набожность прозвали его Эль Санто (святой), что сестра — признанная красавица обеих Калифорний, а мать — урожденная Морага и что его семья почти единственная староиспанская на этом берегу.

Болтовня дона Луиса утомляла Резанова и под конец Николай Петрович почти его не слушал. Он внимательно разглядывал места, по которым они проходили, не упуская ни одной подробности. Возле высокого дорожного распятия он увидел старую женщину в длинной темной шали, двух смуглых девушек с лукавыми глазами, сидевших у подножья. И старуха и девушки упоенно смотрели, как несколько полуголых ребятишек со смехом гоняли вокруг креста свинью. Щедрое солнце, покой и тишина… А дальше — пестрые одежды всадников, сияющее убранство упряжи, выкрики толпы, звон мандолин, первая нежная зелень… Какими далекими казались серые, хмурые скалы и холод Ново-Архангельска, угрюмые, истощенные лица, тревожно-пытливые глаза правителя… Словно два мира!..

Это сопоставление и воспоминание о Ситхе, о мерах немедленной помощи, ради которых он пришел сюда, снова наполнили его беспокойством. Он совсем перестал слушать Луиса.

Местность постепенно повышалась, встречались зеленеющие лавры. А спустя полчаса на широком песчаном плато открылся высокий земляной вал, густо поросший травой, за ним торчали соломенные крыши домиков. Сквозь единственный проход никогда не запиравшихся ворот виднелся полный солнечного света огромный двор — «пласа» — с низким длинным строением на два крыла. У ворот возле старой чугунной пушки спал бык. Несколько человек стояли посередине «пласа». Это была президия.

* * *

Резанов и его спутники на некоторое время остались одни. Дон Луис, извинившись, выбежал сделать какие-то распоряжения, монах задержался во дворе. Было видно, что в президии гостей не ждали, и теперь за стенами ее шла скрытая суматоха. По темному коридору пробежали две индианки, старый метис-слуга прошмыгнул босиком в переднюю, на ходу напяливая куртку, а сапоги держа в руках. Несколько раз хлопнули дверью, по двору проскакал всадник.

Но в комнате было тихо и прохладно, сквозь узкие амбразуры окон, пробитые в массивной стене и выходящие в сад, не проникала дневная жара. Два-три дивана с истертыми кожаными сиденьями, такие же кресла, большой стол, камин и над ним глиняное распятие с теплившейся восковой свечой, толстые травяные маты, заглушающие звуки шагов, создавали ощущение покоя и домовитости. В окнах не было ни рам, ни стекол. Листья дикого винограда свисали над амбразурами.

Русские молча осматривались, а Лансдорф даже понюхал пучок сухой травы, положенной под распятием. Так прошло минуты три, а потом Резанов, стоя ближе других к окну, внезапно услышал со стороны сада громкий яростный шепот, шум раздвигаемых веток и, невольно обернувшись, увидел в соседнем окне мелькнувшие смуглые ноги, тоненькую фигурку в коротком платье, выпрыгнувшую в сад. Затем все стихло.

Заинтересованный, он хотел подойти ближе к амбразуре, но в коридоре послышались звон шпор, взволнованный говор, и на пороге появился дон Луис, рядом с ним высокая полная женщина в длинной кружевной шали, немного торжественная и испуганная. За ними следовала кучка наспех приодетых детей.