Павел Верещагин - Размышления о воспитании за отцовским столом

• Название: Размышления о воспитании за отцовским столом
• Автор: Павел Верещагин
• Издательство: РИФ ТПП
• Жанр: Короткие истории
• Год: 1999

В 1999 году РИФ ТПП выпустила сборник повестей и рассказов Верещагина «Размышления о воспитании за отцовским столом».

Один из рассказов этого сборника.

---

При первых словах дяди Жени Митька страшно побледнел, и на его лице появилось ожесточенное и упрямое выражение. Но к концу рассказа он уже взял себя в руки, и к изумлению дяди Жени вместо взволнованного восторга в коридоре повисла неловкая пауза. Митя аккуратно поставил крышку к стене и принялся искать в шкафчике свои тапочки. Мы с мамой избегали на него смотреть. А уж на дядю Женю и подавно.

— Ехать нужно прямо сейчас, — нетерпеливо напомнил дядя Женя, — ночным поездом.

— А что у нас на ужин? — вместо ответа спросил Митька. — С утра ничего не ел.

Дядя Женя оборвал себя на полуслове и, забыв закрыть рот, вытаращился на Митьку, который неторопливо, вразвалочку отправился мыть руки, а потом прошел на кухню, приготовил себе тарелку и ложку, и уселся ждать, пока мама нальет ему щей.

— Ну?! — наконец не выдержал дядя Женя.

Митя, кусая горбушку, принялся хлебать суп.

— Ну?!! — закричал дядя Женя.

— А пошли они все!! — мстительно сказал Митя, подняв голову, и обвел нас прищуренными глазами. — Пусть обходятся без меня!

У дяди Жени отвисла челюсть. Митя хмыкнул и опустил глаза.

— Я не поеду, — уже другим голосом сказал он. — Со временем очень плохо. Да и вообще…

Дядя Женя пристально посмотрел на Митьку, проверяя, правильно ли он понял смысл его слов.

— Ты, наверное, псих, — только и сказал он. И констатировал: — Это у тебя в отца.

На следующее утро Митя проснулся позднее обычного, когда все уже разошлись: родители — на работу, я — в университет. Начались весенние каникулы — занятия в школе прервались почти на неделю, можно было сидеть дома и заниматься, чем хочешь.

Он позавтракал, взял из прихожей фортепьянную крышку и отнес на рабочий стол. Закрепил струбцинами, выбрал подходящий инструмент. И на минуту задумался…

Ему отчего–то представилось, что в этот час происходит на студии. Люди, наверное, еще только собираются. Начальства еще нет, оно появится перед самыми пробами, киношники, хмурые спросонья, со скрипом начинают новый рабочий день. Открывают помещения с застоявшимся за ночь табачным дымом. Перебрехиваются. «Васильев, где ключи от павильона?» — «Откуда я знаю!» — «Вы же тут вчера отмечали тысячелетие изобретения колеса!» — «Не колеса, а табуретки! Пентюх!» — «А это что такое!!! Кто насовал окурков в банку с гримом?!» — «Так она же пустая!» — «Башка у тебя пустая! Это ж… это ж… Тут один грамм стоит больше твоей годовой зарплаты!» И так далее.

Но Митя отогнал от себя эти мысли. Пусть делают, что хотят. Ему до них нет никакого дела.

Он провел рукой по поверхности крышки и взял щетку, чтобы отчистить грязь. Работа предстояла большая. Займет не один день, и даже не одну неделю. И вдруг Митя почувствовал неожиданную пустоту и скуку: кому нужна эта его крышка? И реставрация в целом. В общем, никому. Стол много лет отлично стоял без его вмешательства. И неплохо стоял.

Он вспомнил вчерашний вечер. Как ушел рассерженный дядя Женя. Как ждали возвращения с работы отца… Митя готовился к тому, что отец рассердится, станет горячиться, приводить доводы… А отец выслушал мамин рассказ, равнодушно пожал плечами и сказал: «Как хочет. Человек сам хозяин своей судьбы. И сам отвечает за свои решения». И через некоторое время заговорил о другом. Оставив Митю в недоумении и даже разочаровании: Митя–то готовился к отпору, к тому, что его станут уговаривать…

Он вдруг понял, что все последние месяцы, не признаваясь сам себе в этом, ждал часа мщения: часа, когда они придут, чтобы позвать его обратно, а он гордо выслушает и откажется. Откажется небрежно, почти равнодушно, и ничто не шевельнется в его душе. Митя понял, что киношный мир, который он покинул, тем не менее каждый день и даже каждую минуту существовал в его жизни. Потому, что Митя каждый день и каждую минуту доказывал себе, что отлично обходится без него.

И вот они позвали, и он отказался. Цель достигнута. Он отомщен. Он все доказал себе и им. И оказалось, что стремиться больше не к чему. Жизнь стала пуста и уныла.

«Глупость какая–то,” — подумал Митя.

Он со скукой посмотрел на рояльную доску и разложенные инструменты. И чего интересного он столько времени во всем этом находил?

«Если сейчас же поехать в аэропорт, можно еще успеть,” — непонятно почему подумал он. И сам на себя рассердился за эти мысли. «Ничего, ничего… Начинать всегда не хочется,” — подумал он и налег щеткой на доску.

В это время за окном что–то хлопнуло, и Митя через стекло увидел разбегающихся мальчишек и живописный бутафорский султанчик дыма, поднимающийся над пустой банкой. «Петарда,” — улыбнулся Митя и вспомнил, как пиротехники готовили к студийным праздникам целые коробки удивительных петард. Мальчишки собирались играть в войну и строили из картонных коробок крепость вокруг незалитой горки. Митька отчего–то вспомнил, что картонные коробки — лучшее место для приземления каскадеров. Невольно вспомнил самих каскадеров, их молодцеватого бригадира Василича с французским пластиковым глазом, потом Милопольскую, которая занималась каскадерами, суховатого Гроссмана… Представил, как идут пробы, светят софиты, все суетятся, другие мальчишки произносят перед камерой заученные слова, окружающие заглядывают в лицо Гроссмана, которое, по обыкновению, недовольно и даже немного брезгливо, а Милопольская, как обычно, говорит: «А что? Хорошо! По–моему, хорошо!»

Где–то у соседей за стеной промурлыкали сигналы радиостанции Маяк, а вскоре после этого долетел ослабленный расстоянием хлопок петропавловской пушки.

«Полдень, — сообразил Митя. — Все! Теперь уже поздно!»

И вдруг понял, что если немедленно не поедет, то не доживет до вечера: умрет от неведомой миру болезни, или ссохнется на глазах до размера эрмитажной мумии, или, наоборот, голова его лопнет от прилива неостановимых мыслей и свинцовой тоски.

Митя вскочил. Скорее! Если не будет пробок на дорогах, он успеет. Не забыть паспорт! И деньги! Да, нужны деньги. Взять из семейных, которые хранятся в левом ящике отцовского стола. А если не будет билетов? Тогда он уговорит начальника аэровокзала отправить его без билета. А если там не хватит? А если для того, чтобы лететь, несовершеннолетнему нужно согласие родителей?

Митя обнаружил, что стоит у отцовского стола. Ящик был заперт. Он бегом принес из туалета стамеску, вставил жало в щель над левым ящиком и тут на мгновение заколебался.

Что он делает!? Он собирается взломать отцовский стол, чтобы выкрасть оттуда деньги!

Митя вдруг вспомнил детские вечера, валеночки и серпик гоголевского месяца за окном; священный трепет перед столом, знакомую с детства папину руку, ползущую по листу бумаги и оставляющую за собой мохнатую теплую строчку… Вспомнил семейные завтраки и папины назидательные истории… Все это вдруг показалось таким родным, доверчивым и беззащитным — перед жалом стамески по–разбойничьи вставленной в щель над ящиком…

Денег на билет хватало.

Взломанный стол и оставленную записку сумасшедшего содержания, объяснявшую кое–как, куда подевался Митя, обнаружили мы с мамой. Мама всполошилась, стала звонить дядя Жене, в Москву…

Потом опять вспомнила о столе.

— Нужно подготовить отца. Как показать ему это? Ты понимаешь, что это будет для него означать!

Я понимал. Этот стол для отца был не просто столом, а некой святыней, символом семейной государственности. Взломать символ… Святыню… Чтобы выкрасть деньги!.. Это не просто надругательство… Это… Но что тут можно объяснить и как его готовить?

Мы так ничего и не придумали.

Вернувшийся отец, увидев наши встревоженные лица, сразу насторожился:

— Что? — спросил он. — Что случилось?

— Митя…

— Что?!

Мама кивнула в сторону кабинета.

Отец, не раздеваясь, прошел туда и увидел развороченный ящик, брошенную стамеску, вываленные на стол бумажки… Он все понял сам.

— Так… — сказал он и опустился на стул.

Я вдруг заметил, что у него уже абсолютно седые виски. И что сидит он как–то ссутулившись, чего обычно не бывало…

— Зачем же он стол стамеской… — проговорил папа. — Вот же ключи, в вазочке под лампой…

Он как–то растерянно улыбнулся.

Мы с мамой молчали.

— А вы знаете… — отец вдруг поднял лицо и улыбнулся. — Я, честно говоря… Не то чтобы ждал чего–то подобного… Но очень надеялся… Что ж, мать, мы можем быть спокойны. Мы сделали все, что могли. Вот если бы он не поехал, тогда нужно было тревожиться…

— Давайте–ка вынесем поскорее эти его деревяшки, — через некоторое время добавил папа. — А то мне с ними в одной квартире… как–то… неспокойно…

В конце концов, терпеливыми телефонными усилиями мамы и с помощью женской взаимовыручки все утряслось.

Митя нашелся. Вечером из Москвы позвонила Милопольская и сказала, что Митя ночует у нее.