Павел Верещагин - Размышления о воспитании за отцовским столом

• Название: Размышления о воспитании за отцовским столом
• Автор: Павел Верещагин
• Издательство: РИФ ТПП
• Жанр: Короткие истории
• Год: 1999

В 1999 году РИФ ТПП выпустила сборник повестей и рассказов Верещагина «Размышления о воспитании за отцовским столом».

Один из рассказов этого сборника.

---

— Просто Шариков какой–то… — расстраивался папа.

Иногда Митька по–хозяйски приглядывался к столу в отцовском кабинете.

— Ничего столик, — высказывался он. — Добротная работа. И материал хороший. Только уж больно… накручено всего… Башенки всякие… Цепочки… Буржуйство какое–то. Это лишнее.

— Ну как же, — не соглашался папа, — такой стиль.

— Нет, нет, башенки нужно будет убрать. И сукно… Совсем непрактично. Вот пройдет городской конкурс «Юношеское творчество» и займусь…

— И что же получится? Обычный «Мебельтрест»… — вступала мама. — Мне кажется, нужно сначала посоветоваться со специалистами.

Митя смотрел на них с напускной недоверчивостью и в сомнении качал головой. Ему нравился производимый его словами эффект.

Лично моя рука тянулась дать ему хороший подзатыльник.

— Послушайте, да он же просто над нами издевается, — говорил я. — Валяет дурака. Что вы с ним церемонитесь? По шее ему, поставить на место! — я делал в воздухе энергичное движение кулаком. Сами знаете, как старшие братья относятся к родительской мягкости по отношению к младшим.

Родители и вовсе печалились.

— Нет–нет, — говорил папа. — Не нужно. Свободный человек должен сам осознать пределы своей свободы. И осознано выбрать цивилизованный путь. Он все со временем поймет сам… По крайней мере, должен понять… Не может не понять…

— Да он же!.. — у меня просто не было слов.

— Нет–нет, — проявлял неожиданную твердость папа. — Любое насилие порождает в ответ только агрессию. Тут нужно терпение. И любовь. Да! Между прочим, ты в его возрасте вообще увлекался пиротехникой…

Нам все же удалось уговорить Митю не начинать работу со столом до того, как он посоветуется с кем–нибудь из специалистов.

И как–то раз в субботу к нам зашел руководитель его мастерской, тот самый Петр Андреевич, мастер краснодеревщик — осмотреть чеховский стол и сказать, что с ним следует делать.

Уж не знаю, кого ожидали увидеть родители, но когда в дверях показалось худое, с огромными усами, сердитое от смущения лицо Петра Андреевича, они испытали облегчение — сразу стало ясно, что это необычайно милый человек Не успели мы оглянуться, как Петр Андреевич скинул ботинки и оказался стоящим на коврике перед дверью в носках. Мама засуетилась.

— Познакомьтесь, — представил Митя, — это и есть Петр Андреевич, о котором я говорил. Мастер — золотые руки. Реставрировал екатерининскую мебель в Эрмитаже, — по легкому оттенку фамильярности в митиных словах мы поняли, что он успел наладить с Петром Андреевичем особые отношения.

Петр Андреевич смутился еще больше. Он бросил на Митю укоризненный взгляд: разве можно такие вещи говорить человеку в глаза. Он бы вообще оборвал Митю, если бы это не было еще более неделикатно.

— Так где стол? — кашлянул он.

Снарядив тапочками, его повели в отцовский кабинет. При виде стола, а также сотен книг, сплошь покрывающих стены кабинета, Петр Андреевич стал серьезен и строг.

Он вытащил очки, стряхнув, расправил дужки и нацепил очки на нос; глядя то сквозь стекла, то поверх их, он тщательно оглядел стол и даже провел ладонью по орнаменту.

— Я, Петр Андреевич, считаю, — заявил Митя, — что тут много лишнего. Башенки, например… И вот здесь… Зачем?

— Нет, нет, — сказал Петр Андреевич. — Так надо. Называется стиль модерн. А вот здесь должны быть багеты… Редкая вещь…

Но со своим профессиональным заключением Петр Андреевич не спешил. Настоящему мастеру не пристало быть поспешным в словах.

— Орнамент несложный, — наконец, веско сказал он. И пояснил, обращаясь к Мите: — Двойной крест с неполной выборкой. А вот дерево редкое. Монгольский тик. Не знаю, найдется ли такое. Разве что искать подмену.

— Так можно сделать? — нетерпеливо спросил Митя.

— Можно, — подумав, сказал Петр Андреевич. — Отчего же нельзя…

Митя кивнул: вот видите. Я же говорил.

— Только я хочу все сделать сам, — заявил он. — Своими руками.

Петр Андреевич опять кивнул: это понятно, сам. Отчего же не сам?

Было видно, что Петр Андреевич относится к митиному интересу как к делу нешуточному и важному: человек готовится сам отреставрировать стол. Он знал, что каждый сделанный стол, — так же, как каждая сложенная печь или построенный дом, или, скажем, посаженный сад — это часть жизни мастерового человека, веха, его шажок к финальному смыслу существования. И тут недопустимы шуточки и суета. Особенно, если этот стол — первый.

Вообще, я подметил, что немногословный мастер относится к Митьке бережно и с уважением. Как будто признавая за ним определенное превосходство в эрудиции, кругозоре, и, в каком–то смысле, в жизненном опыте. И видя в его увлечении что–то нам неведомое…

Осмотрев чеховскую реликвию, Петр Андреевич высказал свои советы и хотел сразу уйти, но был почти под руки препровожден к накрытому столу. Вид маминых грибочков, колбасок и сардинок Петр Андреевич принял с терпеливым смирением. К хрустальному графинчику с коньяком он отнесся почтительно.

Уступая настойчивости мамы он выпил три рюмки и попробовал всего, что было на столе. В конце концов он немного отогрелся и помягчал. Попросил разрешения закурить.

— К сожалению, резьба не популярна у современной молодежи, — уютно задымив, сказал он. — Молодежь предпочитает по–другому проводить свободное время.

— И зря, — вставил мой брат.

Мы помолчали, оценивая, каждый для себя, Митины слова.

— А как наш Митя? — вежливо поинтересовался папа. — Как его успехи?

Петр Андреевич ответил не сразу, опять выдержав перед ответом приличествующую паузу. Мы терпеливо наблюдали, как он раскуривает еще одну папиросу.

— Глаз верный, — сказал наконец он. — И рука твердая. А остальное — дело настойчивости. Ведь знаете как: ребята поначалу заинтересуются, начинают, а потом бросают. А дерево — оно должно стать делом жизни, им нужно заболеть.

Митя с готовностью кивнул: ясное дело, заболеть! Вот он, Митя, заболел! Петр Андреевич не стал возражать. Хотя мне показалось, что у него были определенные мысли по этому поводу. Но мысли мыслями, решил мастер, кому до них дело?

Мы опять промолчали. Каждый подумал о своем.

— А что, этот Петр Андреевич — очень даже славный человек, — сказала мама, когда мастер ушел. Как будто кто–то ей возражал.

Митя кивнул: а то как же!

— Главное — настоящий профессионал, — с апломбом заметил он. — Вы бы видели, как он чувствует материал!

Мы не спорили, Мите видней.

Папа задумчиво перекатывал вилкой по тарелке какую–то косточку. А потом не удержался и сказал:

— А мне лично Гроссман нравился больше…

Митя вздрогнул. Но тут же напустил на себя безмятежное выражение.

— Гроссман — это другое, — помолчав, проговорил он. — Гроссман — это совершенно другое.

Прошел городской конкурс юношеского творчества. На конкурсе митькина шкатулка заняла второе место. Пропустив вперед идеологически выдержанное резное панно некого Жукова из Дворца пионеров, изображающего драматические моменты похода Щорса.

Митька, усмехаясь, повесил почетную грамоту на видное место. Для начала и это неплохо. То ли еще будет!

— А что… — задумчиво сказала мама. — Может быть и ничего… В конце концов, в любом деле можно стать настоящим художником…

— Ты думаешь? — иронично спросил отец.

Митька, между тем, решил, что пришла пора браться за стол.

С помощью Петра Андреевича он составил план ремонта, нарисовал эскиз. Самым трудным, как и ожидалось, оказалось подобрать дерево. По совету Петра Андреевича Митька стал ходить по студиям и ателье, разговаривать с мастерами. Ездил на свалку и исследовал чердаки. Петр Андреевич особенно рекомендовал приглядываться к ремонтирующимся и сносимым домам — среди выбрасываемого хлама встречаются драгоценные находки.

Прошло не менее месяца, прежде чем Митька как–то вечером притащил испачканную известкой крышку от какого–то пианино. Его исключительно довольное лицо показывало, что это, наконец, то, что нужно: отчистить, распилить и режь!

А мы в тот вечер ждали его с особенным нетерпением. Я и мама. И зашедший в гости дядя Женя.

— Вот теперь и расскажи ему сам, — сказала мама дяде Жене. И с сомнением перевела глаза с одного на другого.

И дядя Женя, взволнованно сердясь на что–то непонятное ему в наших отношениях, повторил историю, которую мы с мамой уже выслушали полчаса назад.

— Кто–то «там», — дядя Женя потыкал пальцем в воздух над головой, — увидел «Школьную рапсодию» по телевизору и похвалил. Вот, мол, как нужно снимать фильмы о школе. Подхватили, раздули… В итоге, московское телевидение выделило деньги на съемки программы «Школьная рапсодия. Пять лет спустя». О том, что стало с героями фильма и их исполнителями. Оригинальный проект, смесь игрового и документального. Как всегда, сумасшедшая спешка. Сценарий делается на ходу. Кого из исполнителей удастся собрать — не ясно. Гроссман на грани нервного расстройства. Мне только что звонила Милопольская. В общем, завтра до конца дня нужно пройти официальные пробы. Собирайся в Москву.