Андрес Неуман - Барилоче

• Название: Барилоче
• Автор: Андрес Неуман
• Издательство: Иностранная литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 2016

Автор романа «Барилоче» уже известен читателям журнала — в декабре 2015 года, в юбилейном номере, мы публиковали фрагменты «Варваризмов» Андреса Неумана, испано-аргентинского писателя, поэта, журналиста, увлеченного созданием своеобразных «словарей» — глубоко личных, дерзких, отрицающих расхожие представления. Таков же и роман «Барилоче», следующий кредо из словаря Неумана: Красота в рассказе должна быть обоснованной, но само обоснование должно быть красивым. Прилагательные нужно бросать в рассказ, как семена в землю. История пустоты и одиночества в большом городе, поэтичный рассказ о стареющем мужчине, главным событием жизни которого осталась первая любовь в городке его юности. Перевод с испанского Ольги Кулагиной.

---

Они вышли с оглядкой, держась за руки. Моросило. Мимо пробежали двое мальчишек. Вероника некоторое время смотрела им вслед. Спустившись обратно к ратуше, они повернули на короткую улицу, уже не такую зеленую, тихую, с редкими подъездами. Почти на углу стоял гараж, рядом другая дверь из затемненного стекла. Деметрио пропустил Веронику вперед, но внутри обогнал и облокотился о стойку. Мрачный усач с необъятным брюхом слащаво осклабился. Деметрио что-то сказал, толстобрюхий ответил и протянул ему ключ. Они поднялись по ступенькам с ковровой дорожкой и нашли нужный номер в конце коридора, разукрашенного, как балаган.

Заперев дверь, Деметрио увидел, что Вероника уже оголяет грудь, похожую на зрелые плоды. Пальцами босой ноги она сняла вторую туфлю, наступив на задник. Юбка упала, как будто на нее неожиданно подействовало земное притяжение, чулки сбились вокруг лодыжек потемневшими сливками, оставив легкий след на волосках ног. Мелкие зубки впились в карминовую губу, куцый лоскут, прикрывавший треугольник лобка, натянулся и исчез, едва коснувшись ковра, живот появлялся и пропадал от неконтролируемой дрожи. В это время Деметрио немного в стороне спокойно расстегивал рубашку.

XXVII

Вероника посмотрела на него недвусмысленным, излишне откровенным взглядом. Прежде чем отвернуться и попросить еще салата, Деметрио предостерегающе округлил глаза. Стол ломился от еды. На нем были тарелки для закусок и засаленные салатницы, оплетенные бутылки красного вина, газированная вода, кока-кола, приборы с деревянными ручками (воткнутые в кусок мяса, они заставляли его истекать густым пунцовым соком), большое количество хлеба, белого, разделенного на ломти и оставлявшего между тарелками горы крошек — и все это на старомодной клеенке в синюю и белую клетку. Отведя взгляд от Вероники, Деметрио стал смотреть на двух мальчиков, весело гомонивших после каждого отправленного в рот куска. Блестящая прямая челка падала старшему на глаза. Он говорил, морща нос и показывая дырку на месте выпавшего зуба, в то время как младший то и дело перебивал его и заливисто хохотал, откинув голову и издавая пронзительный вибрирующий звук, от которого Деметрио хоть и передергивался, но с какой-то родительской снисходительностью в душе. Дети знали его имя и, приветствуя, обращались к нему запанибрата, хотя церемонно протягивали руку — так отец научил их здороваться со всеми мужчинами. Их отец, Негр, дружелюбно хлопал Деметрио по спине, подливал ему вина, временами обнимал заботливыми, энергичными руками жену, следил за своими смышлеными отпрысками с блеском в глазах, вызванным отчасти отцовской гордостью, отчасти алкоголем, и был, в конце концов, самым счастливым рогоносцем на свете, подумал Деметрио.

Принимая приглашение, он проявил не столько хладнокровие, сколько обыкновенную неосмотрительность. Они впервые обедали вместе с тех пор, как Деметрио стал спать с Вероникой, по крайней мере, с тех пор, как стал спать с ней регулярно, и все эти месяцы, четко разделяя работу и удовольствие, он полностью освободил себя от угрызений совести. Но сейчас, в присутствии обоих, важно было вести себя естественно, и Деметрио это удавалось с трудом, но не из-за моральной дилеммы (с ней он разделался давно), а из-за неудобной жалости к слепому Негру, этому добряку и простаку с угольно-черными усами и выпирающим пузом. Деметрио старался смотреть на мальчишек, сосредоточиться на жадных до всего на свете глазах, на детском смехе, простых, восторженных словах и благодаря их невинности отвлечься. Хочешь еще винца, Деметрио? Давай налью, это красное — просто улет.

Второй взгляд был быстрый, но настойчивый. Деметрио понял, что должен действовать, если хочет покончить с этой игрой, поэтому встал, взял тарелку и пошел на кухню вслед за Вероникой. Негр остался за столом куролесить с детьми, дверь почти заглушила их голоса. Она ждала его с горящими глазами, кончик языка поблескивал между зубами. Совершенно спокойно, убедившись, что неразборчивые крики в столовой по-прежнему слагаются из трех голосов, Деметрио набросился на Веронику и стиснул ей грудь.

XXVIII

Деметрио вернулся домой без единой мысли в голове. Он чувствовал тяжесть алкоголя, сонливость и злость. Встав над унитазом, он некоторое время смотрел на свое отражение, пока оно не расплылось от капель мочи.

Проснулся он после восьми. Побродил по дому, дожидаясь аппетита. Устав ждать, остановился у окна, и его зрачки вспыхнули фосфоресцирующим светом закрывающихся магазинов. От Федерико Лакросе машины разбегались в темноту. Он провожал взглядом одиноких пешеходов, пока они не исчезали за углом станции. Они никогда не обменивались ни словом между собой. Деметрио хотелось бы выйти на улицу и заговорить с ними, и еще ему хотелось, чтобы в этот момент кто-нибудь выглянул из его собственного окна и окликнул и его, и прохожего, и поздоровался бы с ними, и предложил им зайти. Он вернулся в гостиную. Посмотрел на часы. Заметил, что по-прежнему не голоден, и решил не ужинать. Еще зевая, но уже предчувствуя утреннее просветление, он сел за стол и взял пригоршню деталей. Тонкоствольная, покрытая туманом сосновая роща на склоне берега была почти готова, пара кедров охраняла спуск к скалам. Поле альстромерий, похожее на скрупулезно исписанный пергамент, как будто разорвалось в преддверии неминуемого урагана и отдавало ветру каждый лепесток. Хаос чувствовался в скалах и в пене, но не хватало главного. Деметрио порылся в изрядно опустевшей коробке. Призрачная фигура с затененным, прекрасным, манящим профилем исчезла.

Они осмелились хотеть друг друга. Их связали необъяснимые, но могучие узы проснувшейся плоти. Он вспомнил поцелуй на ветру, уже по-осеннему колючем, перед тем как они пошли каждый по своей тропинке. Он поцеловал ее спокойно и уверенно, как человек, готовый принять наказание. Но ее взгляд и обнявшие его руки были не так решительны, страх пересиливал эйфорию от разгадки тайны, которую так тщательно скрывали взрослые. Когда они прощались, высокие ели словно наклоняли к ним свои ветви, стараясь защитить. Но когда он остался один на пути к угрюмо поджидавшему дому, он вдруг подумал, впервые с тех пор как они отправились на остров, что его храбрость, возможно, была ошибкой. Отец поджидал на дворе, он первым услышал шаги или почуял его приближение острым нюхом тирана, которому бросили вызов. Он поджидал во дворе у крыльца с длинной кедровой палкой в руке.

Два месяца взаперти. Ночами скрип дерева лишал сна, с которым у Деметрио и без того было плохо. Днем в доме стояла липкая жара и непрерывный птичий гомон. Именно в это время, когда он не мог ни погоняться за кошками, ни ощутить дыхание озера, появилась последняя причина для бессонницы: в одном из шкафов он обнаружил два старинных пазла на пятьсот деталей, отсыревших и покрытых пылью, и занялся ими в надежде довести себя до изнеможения и забыть ее скорбную фигуру в пелене волос, которую увидел тогда в сумерках.

XXIX

Это утро выдалось хмурым и неприветливым. Деметрио стал свидетелем двух происшествий, окончательно убедивших его в том, что он не имеет отношения ни к этому городу, ни к толпам его обитателей, что он определенно далек от всех горестей бесчисленных пешеходов, водителей, торговцев, попрошаек, полицейских, студентов и проституток. Они с Негром начали уборку на проспекте Независимости точно по графику. Ледяной ветер из порта дул не в привычном направлении, а упорно набрасывался на все подряд, заставляя улицу неуверенно покачиваться, вместо того чтобы встряхнуть ее разом; он врывался во флуоресцирующие спецовки Деметрио и Негра, гулял в каждой складке, залезал в штанины и рукава. Они монотонно и молча работали, в пять утра Негр грузил пакеты в задний отсек, а Деметрио, дожидаясь его за рулем, вдруг заметил двух типов, нервно ковырявшихся в дверце серого «форда-фалькона». Они находились на другой стороне улицы, и Негр не мог их видеть, но с переднего сиденья картина открывалась, как на ладони: один из типов стоял впереди и прикрывал напарника, пока тот, изрядно промучившись, не взломал замок и не влез в машину, где возился примерно минуту, а потом пригласил в нее своего приятеля. Только тогда Деметрио понял, что нужно было сообщить Негру, выйти из грузовика самому или хотя бы сейчас, пока машина еще не тронулась с места, перейти улицу и попробовать помешать им улизнуть. Ничего этого он не сделал, даже не шевельнулся, просто следил за резкими маневрами «форда», пока тот не растаял в конце улицы. Деметрио отлично понимал свою задачу: записать нечаянно осевший в памяти номер машины и сообщить об угоне в полицию. Как раз в нескольких метрах от него, перед поворотом на Дефенсу, находился полицейский участок Сан-Тельмо Он знал, что, сам того не желая, отлично запомнил лицо, внешность и даже одежду одного из субъектов и приблизительно — внешность и куртку второго. Но даже не попытался выйти из грузовика, и, когда Негр, наконец, забрался в кабину с другой стороны, не нашел в себе сил рассказать об увиденном.