Жан Франсуа Лаперуз - Путешествие по всему миру на «Буссоли» и «Астролябии»

• Название: Путешествие по всему миру на «Буссоли» и «Астролябии»
• Автор: Жан Франсуа Лаперуз
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-65283-9

Новый том серии «Великие путешествия» — «Путешествие по всему миру на “Буссоли” и “Астролябии”» — представляет современному читателю наследие одного из самых знаменитых мореплавателей эпохи Просвещения — Жана Франсуа де Гало, графа де Лаперуза (1741–1788). В основе этого издания — первый перевод на русский язык дневников великого путешественника.

Маршрут кругосветного плавания, предписанный Людовиком XVI офицеру Королевского флота Жану Франсуа де Лаперузу, превосходил все, что было известно до той поры: Франция собиралась разом превзойти все свершения Великобритании в географических открытиях неизведанных земель. Напутствуя Лаперуза, король произнес: «Я буду считать самым счастливым итогом экспедиции, если она завершится без потерь человеческих жизней». К сожалению, пожелание Людовика не сбылось. Экспедиция пропала в марте 1788 года: Лаперуз «бесследно исчез в безбрежном синем океане, и только скорбная загадочная его тень не покидает наши умы и сердца». Лишь почти через 40 лет, в 1826 году, на острове Ваникоро, в западной части Тихого океана, были обнаружены следы пропавшей экспедиции. Эта книга — первый перевод на русский язык дневника знаменитого путешественника, дань героическому подвигу великого человека, одного из самых замечательных первооткрывателей в истории человечества. Издание включает не публиковавшуюся ранее на русском языке биографическую книгу известного историка Эрнеста Скотта «Жизнь Лаперуза».

Как и предыдущие издания серии, книга прекрасно оформлена и насыщена огромным количеством цветных и черно-белых иллюстраций.

---

Женщины, среди которых было несколько очень миловидных, вместе с фруктами и курами предлагали свои ласки каждому, кто даст им бусы. Вскоре, с игривостью, весельем и поощряющими жестами, они попытались пройти сквозь шеренгу солдат, которые оказывали слишком слабое сопротивление. Европейцы, совершающие кругосветное путешествие, и прежде всего французы, безоружны против подобного наступления. Без особого труда дикаркам удалось пройти сквозь наши ряды, и тогда за ними последовали мужчины. Всеобщее смятение возросло, однако появились туземцы, вооруженные палками, кого мы приняли за вождей, и восстановили порядок. Каждый вернулся на свое место, и торговля возобновилась к большому удовлетворению как покупателей, так и продавцов.

Абориген Новой Каледонии, бросающий копье. Гравюра из атласа «Путешествие в поисках Лаперуза и путешествие Лаперуза». 1800 г.

Между тем на одном из наших баркасов случился эпизод подлинной враждебности, которую я пожелал обуздать без кровопролития: туземец вскочил на корму баркаса, схватил колотушку и нанес несколько ударов по рукам и спине одного из наших матросов. Я приказал четверым самым сильным морякам поймать его и бросить в море, что было мгновенно исполнено. Другие островитяне, как нам показалось, осудили поведение своего соотечественника, и эта стычка не имела никаких последствий.

Возможно, мы должны были проявить строгость, чтобы внушить этим людям уважение к себе, и показать им, насколько наше оружие превосходит их грубую силу. Ибо ростом большинство из них было выше пяти футов десяти дюймов[213] и их члены были колоссальных пропорций, что могло вызвать у них представление о собственном превосходстве, в то время как мы едва ли казались им устрашающими. Однако я не посчитал, поскольку нам оставалось совсем недолго находиться среди этих островитян, что должен навлечь на обидчика более суровое наказание. Чтобы показать им наше могущество, я довольствовался тем, что купил у них трех голубей, которых подбросили в воздух и застрелили из мушкета перед всем скоплением туземцев.

Это действие, как нам показалось, пробудило в них некоторый страх. Признаюсь, что я более рассчитывал на это чувство с их стороны, чем доброжелательность, которую человек, едва покинувший состояние дикости, редко способен испытывать.

Пока торговля с туземцами проходила самым мирным образом и наши бочки наполнялись водой, я посчитал, что могу отойти на двести туазов, чтобы посетить очаровательную деревню посреди леса или, скорее, сада, поскольку все деревья были фруктовыми. Дома располагались кругом с диаметром приблизительно сто пятьдесят туазов, образуя открытое пространство, устланное прекраснейшей зеленью. Окружающие деревья не только давали тень, но и поддерживали восхитительную прохладу.

Женщины, дети и старики, сопровождавшие меня, пригласили меня войти в их дома. Они расстелили превосходные новые циновки на полу из отборной мелкой гальки, который возвышался приблизительно на два фута над землей, чтобы защищать от сырости.

Я вошел в самую красивую из этих хижин, которая, судя по всему, принадлежала вождю. Сколь велико было мое удивление, когда я увидел внутри просторную комнату с решетчатыми стенами, так же хорошо отделанную, как и любая гостиная в Париже. Лучший архитектор не смог бы придать более изящный изгиб оконечностям эллипса, которыми заканчивалось строение. Ряд колонн, в пяти футах друг от друга, образовывал периметр здания. Колоннами служили древесные стволы, весьма искусно обработанные, между которыми, подобно нашим жалюзи, висели на веревках циновки, перекрывающие друг друга, словно рыбья чешуя. Остальные части дома закрывали листья кокосовой пальмы.

Эта прекрасная страна соединяет в себе двойные преимущества почвы, плодородной без возделывания, и климата, который не требует какой-либо одежды. Плоды хлебного дерева, кокосы, бананы, гуавы и апельсины обеспечивают этому народу обильное и здоровое питание, в то время как куры, свиньи и собаки, живущие излишками этих плодов, предоставляют им приятное разнообразие блюд.

Они были столь богаты и настолько незначительны были их потребности, что они пренебрегали нашими железными орудиями и тканями и желали от нас лишь бусы. Щедро осыпанные природными благами, они нуждались в одних безделушках.

На нашем рынке они продали нам свыше двухсот домашних голубей, которые ели только из рук, а также прелестных горлиц и попугаев, таких же ручных, как и голуби.

Какое воображение не нарисовало бы картин счастья в столь прекрасном окружении! Эти островитяне — готовы были снова и снова повторять мы, — несомненно, счастливейшие обитатели Земли. Рядом с женами и детьми они проводят свои мирные дни в безмятежности. Они не знают других забот, кроме выращивания птиц, и, подобно первым людям, без какого-либо труда собирают плоды, которые висят у них над головами.

Мы заблуждались. Эта прекрасная страна не была обителью невинности. Хотя мы и не увидели никакого оружия, тела этих туземцев покрывали шрамы, которые свидетельствовали, что они часто воюют или ссорятся друг с другом. Их черты выражали свирепость, которая не читалась на лицах их женщин.

Природа, несомненно, поставила на них эту печать, чтобы предупредить, что человек почти дикий в состоянии анархии — существо более злобное, чем самый кровожадный зверь.

Это первое посещение завершилось без каких-либо ссор, которые могли бы привести к нежелательным последствиям. Впрочем, я узнал, что произошло несколько отдельных стычек, однако весьма благоразумно они были улажены. В мсье Роллена, нашего главного врача, бросили несколько камней. Один островитянин, изображая восхищение саблей мсье де Моннерона, попытался выхватить ее, и когда в руке у него оказались лишь ножны, бежал в большом страхе при виде обнажившегося оружия.

Мне показалось, что в целом островитяне были весьма беспокойны и очень плохо слушались своих вождей. Однако я намеревался покинуть остров вечером и поэтому был рад, что не придал большого значения маленьким обидам, которые нам нанесли.

Около полудня я вернулся на корабль вместе с баркасами. Я с трудом поднялся на борт, поскольку оба фрегата окружали пироги, и наша торговля шла полным ходом.

Я оставлял командование мсье Бутену, пока высаживался на сушу, и предоставил ему полное право решать, позволить ли нескольким островитянам подняться на палубу или строго запретить им делать это, смотря по обстоятельствам. На юте я увидел восемь туземцев, старейшего из которых мне представили их вождем.

Мсье Бутен доложил мне, что он смог бы помешать их восхождению на борт, лишь приказав стрелять в них, и что когда они сравнивали свою физическую силу с нашей, то смеялись над нашими угрозами и передразнивали наших часовых. Зная о моем принципе умеренности, он не пожелал прибегать к насильственным мерам, которые, впрочем, были единственным способом обуздать их. Он также сказал, что когда появился вождь, другие островитяне, поднявшиеся на борт ранее, стали спокойнее и послушнее.

Я преподнес вождю множество подарков и оказал знаки величайшего благоволения. Затем я пожелал вызвать у него более высокое мнение о наших силах. Я приказал провести несколько опытов с нашим оружием у него на виду, однако они почти не впечатлили его. Он, видимо, посчитал, что наши мушкеты годны лишь для уничтожения птиц.

Наши баркасы вернулись с бочками, наполненными водой, и я отдал приказы готовиться к отплытию, чтобы воспользоваться слабым бризом с суши, благодаря которому мы надеялись немного отдалиться от берега.

Вскоре со своей прогулки вернулся мсье де Лангль и сообщил мне, что он высаживался в удобной бухте, на берегу которой располагается очаровательная деревня возле водопада с чистейшей водой. Поднявшись на свой фрегат, он приказал готовиться к поднятию якоря, поскольку, как и я, считал это необходимым. Однако он настаивал самым решительным образом на том, что мы должны остаться в одном лье от берега, чтобы взять на борт еще несколько баркасов с водой, прежде чем покинем остров. Тщетно я убеждал его, что у нас нет в этом ни малейшей потребности.

Мсье де Лангль придерживался системы Кука и полагал, что свежая вода стократно предпочтительнее, чем та, которая была у нас в трюме. Поскольку у некоторых членов его команды проявились легкие симптомы цинги, он решил, и вполне справедливо, что ради них он обязан использовать все доступные ему средства. Кроме того, ни один остров изобилием продовольствия не мог сравниться с этим. Два фрегата уже приобрели свыше пятисот свиней, а также огромное количество птицы, голубей и фруктов, и все это стоило нам лишь несколько ниток стеклянных бус.

Я сознавал справедливость этих доводов, однако тайное предчувствие мешало мне согласиться немедленно. Я сказал ему, что нахожу островитян слишком беспокойными, чтобы посылать наши шлюпки на остров, когда мы не сможем поддержать их с кораблей, и что наша сдержанность лишь увеличила дерзость туземцев: они принимали в расчет только нашу физическую силу, которая, безусловно, уступала их силе.