Борис Тесляров - От Карповки до Норвежского моря

• Название: От Карповки до Норвежского моря
• Автор: Борис Тесляров
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Конец января и половина февраля продолжались наши швартовные испытания, прерывавшиеся бурными заседаниями комиссии то прямо на лодке, то в первом отделе ГГНa. Конечно не всё шло гладко, да и не могло быть без сбоев, ошибок и замечаний.

С этого времени начались наши в буквальном смысле «сражения» с представителями военно-технического наблюдения и нашей военной приемки, которые продолжались вплоть до госов и даже после них. Главными закоперщиками, зачинателями этих «сражений» были молодые и горячие максималисты Клячко, Болотов и Машошин, которым нужно было всё и сразу и которые зачастую не могли отличить главное от второстепенного, считая, что, чем больше они сделают замечаний и чем бескомпромиссней будет их позиция, тем будет лучше. Как ни странно, но примерно такой же позиции придерживался и Олег Рыжков. В этой тройке непримиримых военных самым самым был Боря Клячко, который явно желал «утопить» пятую подсистему и неприемлил никаких компромиссов. Боря Болотов больше тяготел к антенным вопросам, с большим вниманием прислушивался к аргументации Зархина, но тоже ещё не до конца понимал свои функции. В отличие от безапелляционности своего тёзки, Боря Болотов свои замечания формулировал осторожно и каждый раз начинал свою речь со слов «извините, пожалуйста, но…» и при этом всегда очень краснел. Казалось, что ему самому было стыдно за свои слова, и их произносить его кто-то обязывал. Между собой я и Зархин так и звали Болотова — «Извините пожалуйста». Самый младший по воинскому званию среди этой тройки Андрей Машошин был самым спокойным, его замечания были строго аргументированы и обоснованы, чувствовалось хорошее знание предмета и, вообще, хорошая голова. Но молодой максимализм и излишняя самоуверенность также делали его непримиримым. При многочасовых обсуждениях результатов испытаний никакие попытки Председателя успокоить своих военных членов комиссии, никакие контраргументы выдержанного Вишневецкого, ни письменные «пассажи» Вершвовского, ни горячность Зархина, ни спокойствие Карманова, ни убийственная логика Полканова, ни маневрирование Петровского, ни попытки Журковича вести обсуждение в конструктивном духе, ни грубая прямота и инженерная интуиция Миронова не принимались во внимание военными «экстремистами». Как это не казалось странным, но мы находили гораздо большее взаимопонимание в отношениях с «чужими» пролетарцами и их военной приемкой, чем с нашим научно-техническим наблюдением и «родной» приемкой. Из образовавшейся тупиковой ситуации, помогло выйти взвешенное рассмотрение нашего противостояния М. В. Журковичем, но уже не как членом комиссии, а как начальником отдела. После нескольких совещаний при закрытых для нас дверях, которые провел Михаил Васильевич со своими горячими сослуживцами и Рыжковым, состоялось конструктивное рассмотрение всех замечаний. Какие-то из них были приняты нами только к проработкам, какие-то мы обязались устранить до начала ходовых испытаний, какие-то были отклонены и какие-то подлежали дополнительному рассмотрению только после первых выходов в море. Был найден разумный компромисс и подписаны акт и протоколы швартовных испытаний.

После работы

Сложные рабочие дела никак не сказывались на наших внеслужебных отношениях и мы частенько вместе проводили вечера и выходные дни. Как правило, собирались вместе Журкович, Петровский, Рыжков, Баденко, Вишневецкий, Зархин и я. Часто бывал с нами Перелыгин, заходили Болотов, Охрименко, Карманов, Болдырев, Полканов. Приходил заспанный Дим Димыч, выпивал, «крякал» и уходил спать дальше. Не помню, чтобы в наших компаниях были Клячко и Машошин. Много времени проводил Боря Болотов вместе с Зархиным, постигая премудрости теории и практики буксируемых антенн. Наше с Зархиным знакомство с семьей Коваленко уже перешагнуло через рубеж официальности и однажды Ия Вахтанговна пригласила нас в гости. Коваленко жили на той же улице, где была «Дерявяшка», но на другой её стороне в 9-этажном доме. В тот вечер для нас был устроен званый ужин и даже Юрий Иванович пришел со службы вовремя. Ия сделала великолепный стол с множеством закусок и горячих блюд. Изголодавшись по домашней еде, мы с удовольствием пробовали каждое великолепно приготовленное блюдо, запивая грузинским вином. Особенно мне запомнились бесподобно вкусные маленькие прямоугольные жареные в масле пирожки с мясом, под которые особенно хорошо шла водочка. Юра, мы быстро с ним перешли на ты, интересно рассказывал нам о перепетиях своей службы на юге, Ия о своей Грузии, мы о нашем Ленинграде, о наших жизненных историях. Нам всем было интересно и только из чувства уважения к хозяевам мы покинули их около двух часов ночи. На следующий день, когда мы после работы заглянули в кабинет Ии, чтобы еще раз поблагодарить за прекрасный вечер, мы увидели очень красивую, элегантно и с большим вкусом одетую женщину (надо сказать, что Ия тоже была всегда элегантно и со вкусом одета, но ей был свойственен строгий деловой стиль — директор ведь!).

Ия познакомила нас с Татьяной Петровной Магаршак, женой начальника тыла Флотилии капитана 1 ранга Михаила Борисовича Магаршака. Таня, с ней мы сразу, уже при знакомстве, перешли на ты, была наша землячка — ленинградка и внешне мне казалась похожей на известную кинозвезду Роми Шнайдер. А Зархин не только сразу нашел общих с ней знакомых, но даже как будто где-то с ней встречался. Правда, Таня этого почему-то никак не могла вспомнить. Следующая наша общая и очередная встреча Валеры с Таней произошла опять у Ии с Юрой 8 марта. Мы поздравляли женщин с праздником, опять было много вкусностей и специально по моему заказу приготовленные пирожки. Чуть позже пришел Магаршак, которого неожиданно вызвали на службу. Так мы познакомились с Мишей, который тоже был ленинградцем и с которым тоже сразу перешли на «ты». Мы все были примерно одного возраста с разницей в один-два года. Миша с Таней были чуть более раскованней, более проще и доступнее, чем Юра с Ией. А м. б. нам это казалось, так как мы с ними были ленинградцы и, действительно, у нас было много общего, особенно в молодые годы, хотя и мы с Валерой были разными — я, как мне кажется, по характеру был ближе к Юре с Ией, а Валера — к Мише с Таней. Наши новые знакомые внешне были полной противоположностью — высокие и крупные Юра с Ией и среднего роста, небольшие Миша с Таней; блондин Юра с брюнеткой Ией и брюнет Миша с блондинкой Таней. Юра был одним из замов у Миши, полковник на полковничьей должности и, как он говорил, в интендант-генералы ему не выйти. А должность начальника тыла Флотилии была адмиральская, но Мише «муха» на погоны не светила, т. к. еще с командирских лодочных времен у него не сложились отношения с одним политработником, который теперь занимал самую высокую политдолжность на Флотилии. И хотя Командующий тогда Флотилией вице-адмирал Чернов, который давно знал Магаршака и был о нем очень высокого мнения, много раз советовал ему заключить мир с политотделом, Миша сделать этого не мог. А в такой ситуации его адмиральские шансы были равны нулю. С тех пор мы периодически бывали то в доме у Коваленко, то в доме у Магаршаков. Квартира Миши с Таней была в доме за ДОФом, где жило командование Флотилии. Эти люди стали нашими друзьями. Мы хорошо проводили время вместе, много говорили, спорили, вспоминали, строили планы на будущее, приглашали друг друга в гости после службы на Севере. Общение доставляло нам взаимное удовольствие. Как правило, Юра и Миша задерживались на службе, а когда приходили, то вынуждены были нас «догонять». Нас — это Валеру, меня и Таню, которая могла запросто от нас не отставать. Ия почти ничего не пила, только немного вина за весь вечер. Миша «догонял» нас первым, а у Юры ничего не получалось. И хотя расставались мы далеко заполночь, ему, чтобы нас «догнать», нужно было пить до самого утра. Гренадёр!

На работе

Рабочая жизнь шла по стандартному сдаточному расписанию. Наш ритм прерывали лишь выходы в море, которые начались сразу после швартовных испытаний и которых было очень много. Были выходы на сдачу экипажем задач, на учения или их обеспечение, были выходы в интересах «Омнибусa», который с каждом выходом наращивал свои возможности для решения задач управления оружием и сдавал пункты своих программ испытаний, были наши собственные выходы и выходы в интересах досдачи некоторых лодочных пунктов программы, тянувшихся за нами ещё с 1977 года. Как и при сдаче первых четырех подсистем, мы использовали любой повод для того, чтобы проверить работу 5-ой и 6-ой и набраться опыта их использования. Поскольку теперь нас было не очень много, то проблем с размещением на лодке почти и не было. За нами был всё тот же первый отсек, но места в нем стало поменьше — торпедный погреб и верхняя палуба были заполнены «изделиями» по-штатному (торпедами и ракето-торпедами) и на верхней палубе 2-го отсека (как мы называли, на «голубятне») всё та же малюсенькая 4-х местная мичманская каюта, скорее похожая на нору с четырьмя полками и узеньким проходом, меньшем, чем в купе поезда. Многие из нашей команды «Лица-2», особенно комплексники, были участниками всех выходов. Боясь в очередной раз ошибиться и кого-нибудь забыть, не буду пытаться вспомнить конкретные фамилии, но помню, что Зархин и я не пропустили ни одного выхода лодки в море за всё время сдачи пятой и шестой. А вот ответственный сдатчик комплекса ходить в море не любил и не ходил, как и «настоящие» моряки он любил море с берега, но каждый раз нас встречал и обеспечивал необходимым количеством «расходного материала» для празднования благополучного возвращения. Единственным неудобством нашего участия в выходах для лаовцев и Флотилии была необходимость каждый раз после возвращения одевать «седло» на гондолу для тщательного исследования УПВ и антенны, а перед выходом, естественно, его снимать. Но это неудобство компенсировалось приобретением экипажем опыта управления сложными процессами постановки и выборки антенны, тем более, что теперь этим занимались новые люди — УПВ было передано в заведование лодочных электромехаников. Как только после каждого возвращения и одевания «седла» лаовцы вскрывали съемные листы на гондоле, внутрь гондолы наперегонки устремлялись Зархин и Селиванов. И мы, и пролетарцы любили пошутить и пугали друг друга, в зависимости от того, кто первый туда попадал (чаще это был шустрый Зархин, чем спокойный Селиванов), то якобы оторванным стабилизатором, который прятали внутри гондолы, то вообще отсутствием антенны, то её намоткой «внавал» и т. п. Но это были только шутки, никаких серьезных ЧП ни с УПВ, ни с антенной уже не происходило. В промежутках между весенне-летними выходами в море мы устраняли замечания комиссии и готовились к ходовым испытаниям. Когда нам удавалось вечером собраться у кого-нибудь в номере, а особенно после возвращения с моря, то всегда находилась быстрая и удобная закуска без всяких сложных приготовлений. Покупалась банка зеленого горошка (большие килограммовые банки зеленого горошка венгерского производства были большим дефицитом в Ленинграде, а Лица была ими завалена), туда клался кусок масла и вставлялся кипятильник. Через две-три минуты все было готово и довольно вкусно. И вот кто-то заметил, что Вишневецкий часто и в большом количестве закупает эти банки Нетрудно было проследить его дальнейшие действия. Он шел на почту и отправлял посылки в Ленинград. Его гороховая идея сразу нашла своих последователей, по крайней мере, в моем лице и лице Зархина.