Борис Тесляров - От Карповки до Норвежского моря

• Название: От Карповки до Норвежского моря
• Автор: Борис Тесляров
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Перед запланированными на середину октября нашими ходовыми испытаниями были ещё два коротких выхода в море для проверки «Омнибуса» и досдачи некоторых пунктов лодочной программы испытаний. С одного из этих выходов мы вернулись с памятным трофеем, который укрепил веру военно-морского флота в буксируемую антенну, по крайней мере, в её прочность.

Специального обеспечения на этом выходе не было, нас сопровождал надводный корабль типа СКР. Руководил выходом Председатель Госкомиссии по приемке лодки контр-адмирал Борисеев. Первые двое суток шли сквозные проверки систем управления оружием при взаимодействии БИУСа с источниками информации, в том числе и с нашим комплексом, который исправно выдавал данные об обнаруженных целях. На третьи сутки, имея прогноз об ухудшающейся погоде, Николай Сергеевич планировал проверить мореходные качества лодки, то, что ещё в 1977 году ему не удалось осуществить в Белом море. По ходу дела, отрабатывая взаимодействие акустиков с механиками, несколько раз производился цикл постановки и выборки буксируемой антенны. При каждой постановке Зархин, сидя на «голубятне» у прибора 8А-5, «коллекционировал» шумы на приемниках антенны. И вот, когда уже заканчивалось наше время работы с вытравленной антенной, мы услышали слабый удар о корпус лодки и следом резко возросли помехи на всех приемниках буксируемой антенны. После оперативного обсуждения происшествия мы сделали предположение, что или оторван стабилизатор и антенна занимает хитросплетенное пространственное положение (непонятным оставался предшествовавший этому удар о корпус), или мы каким-то образом что-то намотали на антенну. Решили попробовать выбрать антенну-ничего не получилось. Из двух наших предположений осталось второе. Я и Зархин пошли на доклад к Борисееву и командиру. Борисеев был страшно удручен тем, что опять не сможет проверить мореходные качества лодки, а Протопопов предложил всплыть, связаться с надводным кораблем и попросить его зайти нам в корму и посмотреть, что там у нас произошло. Когда мы всплыли, то море уже штормило и верхний рубочный люк даже не открывали. С борта надводного корабля нам сообщили, что наблюдают у «входа в очко какую-то большую мотню» (это дословно) из проводов, а также два отдельных провода, один из которых уходит сразу вниз, а другой куда-то далеко за корму. Это сообщение подтвердило версию о намотке постороннего предмета на антенну. Теперь уже все на лодке гадали, что же мы намотали. Пессимисты высказывали предположение, что мы сорвали давно, м. б. еще с военных времен, установленную якорную мину, не находя объяснения почему мы на ней не подорвались, а оптимисты — что мы просто сорвали буй, по каким-то причинам не нанесенный на штурманские карты. Оптимистичное предположение объясняло всё более логично, в том числе и удар о корпус лодки. Не знаю, думали ли командир и Борисеев о возможности намотки на винт уходящего вниз троса, но Борисеев стал пристально нас спрашивать может ли лодка с выпущенной антенной ходить в подводном положении на скоростях больше оптимальной скорости её буксировки (6 уз.), а также и в надводном положении. Зархин и я в два голоса отвечали, что лодка может не только ходить, а даже бегать на скоростях до 15 узлов. Потребовалось документальное подтверждение и я принес из секретной части технические условия, где черным по белому было это написано. Кроме того, мы заверили адмирала, что цифра 15 записана явно с запасом, что можно бежать и на 20 узлах и если что-то случится с антенной, то мы берем на себя всю ответственность. Борисеев и командир приняли решение проводить мореходные испытания. Лодка ходила под водой на разных скоростях, погружалась с различными дифферентами, всплывала и снова погружалась, делала циркуляции. В надводном положении её бросало, швыряло, накреняло и оголяло гребной винт. На третьи сутки вечером мы пришли в Лицу и ошвартовались. Говорили, что среди встречавших нас на пирсе военных были и «люди в галифе» — так именовали офицеров из оперативного отдела Флота. Сразу же начали вытаскивать предмет, болтавшийся на тросе уходящим вниз. Им оказался наш радиогидроакустический буй образца 50-х годов, который тут же отделили от троса и отправили на «исследование». Утром следующего дня была проделана очень сложная операция по маневрированию лодки с вытравленной антенной в узкой губе и переводу её к стацпричалу, где сразу же одели «седло», распутали «мотню» и намотали антенну на барабан лебедки УПВ. Картина происшествия вырисовывалась следующая: вероятно, наклонно расположенный трос был затрален ограждением рубки и буй был сорван с якоря (возможно, что буй уже и просто болтался без якорного крепления), далее трос попал на гондолу, проскользил по ней и запутался на кабель-тросе. Удар, который мы слышали, мог быть ударом троса о рубку или ударом самого буя о гондолу (правда следов удара обнаружено не было). Следующий день преподнес очередной сюрприз. Как всегда, мы решили перемотать антенну на технологический барабан для её визуального осмотра, тем более после её буксировки в экстремальных условиях. Но, второпях выяснения привезенного нами трофея, лодочные механики забыли откачать оставшуюся в гондоле воду и ударивший ночью мороз превратил её в лед, в который вмерзли нижние витки намотанной на барабан антенны, да и остальная часть антенны от минусовой температуры превратилась в жесткий монолитный шланг, неподлежащий перемотке. В осенне-зимний период антенна с полиэтиленовой оболочкой и заполненная соляром доставляла много дополнительных хлопот. При отрицательных температурах соляр загустевал, а оболочка просто «дубела» и в таком виде работать с антенной было невозможно, надо было её каким-то образом приводить «в чувство». В нашем распоряжении было две антенны — номер 1(боевой) предназначался непосредственно для морских испытаний, а номер 2 — (технологический) для всех прочих выходов в море. Пока на берегу не начинались морозы, осложнений не было, но наши ходовые испытания и государственные попадали уже на зимний период и необходимо было что-то придумать. Возникшая тогда проблема после ночного мороза была решена в два этапа. На первом этапе Зархин и мичман Горбач, вооружившись молотками, отправились в гондолу и начали вырубать вмерзшую часть антенны. Этот этап прошел успешно, если не считать рассеченной брови Зархина, в тесноте гондолы не сумевшего увернуться от рьяного замаха Горбача. Второй этап заключался в подаче пара в гондолу и прошел без травм. Через несколько часов гондольной бани антенна была перемотана на технологический барабан и тщательно обследована. Никаких видимых последствий её буксировки в экстремальных условиях обнаружено не было. Наша антенна выдержала самые суровые испытания, и лучшего подтверждения её надежности и прочности не могло и быть.

Позади уже были жаркие дебаты по приемке выполненных замечаний и после очередных «выкручиваний нам рук» Рыжков допустил подсистемы к ходовым испытаниям. Все необходимые документы для выхода в море были уже подготовлены, корабельное и лодочное обеспечение испытаний ждало команду «отдать швартовы». Буквально за 2–3 дня до назначенного выхода лодка снова перешла к стацпричалу, где было одето «седло» и нам вместе с пролетарцами нужно было запасовать «боевую» антенну. Во всей Флотилии не нашлось отапливаемого помещения для хранения наших антенн и они хранились на дальних неотапливаемых складах. Доставив задубевшую боевую антенну на стацпричал, начали отогревать её паром, но на открытом морозном воздухе очень плохо прогревались нижние слои. И тогда Зархин, по типу гондольной бани, придумал «береговую сауну» для антенны. Слегка размороженную антенну осторожно, витками, снимали с барабана и укладывали в большой брезентовый мешок, неизвестно где раздобытый Зархиным. Затем в мешок засунули шланг и пустили пар. Довольно быстро антенна отошла от мороза, была намотана на технологический барабан и быстро с седла запасована на барабан лебедки УПВ. Героями дня были Валера Зархин и Валера Максимов. Перед самым выходом на лодке началась перезагрузка торпед. Вернувшись после обеда, мы стояли на краю стацпричала и наблюдали за этим захватывающим зрелищем. Сейчас, при попытках вспомнить этот момент, мне кажется, что это я, глядя сквозь толщу воды на наш обтекатель, заметил его повреждение (хотя, вполне вероятно, что это был и кто-то другой или сразу несколько человек). Естественно, сразу доложили командиру и уже через 20 минут на стацпричале, кроме командования лодки, стояли флагманские РТС дивизии и Флотилии и комдив с нач. штаба. Один к одному повторилась ситуация 1979 года — повреждение обтекателя с левого борта. Все работы на лодке были приостановлены, опять было водолазное обследование, которое показало, что на это раз все серьезней — обтекатель был пробит и на большой его поверхности наблюдалось расслоение стеклопластика. Опять была создана комиссия по расследованию, которая в очередной раз не смогла сделать однозначный вывод о причинах повреждения и высказала лишь предположение, что наиболее вероятной причиной повреждений тогда и сейчас явилось ударное воздействие носа выводящего лодку буксира. Все лодки, базировавшиеся в Лице, кроме лодок проекта 705, имели довольно большой радиус циркуляции и не могли самостоятельно развернуться в сравнительно узкой губе. Поэтому сразу после отхода от пирса к ним подбегали два буксира и уперевшись соответственно с разных бортов в нос и корму разворачивали их в сторону выхода в Мотовский залив. И вот в этот-то момент упора в нос возможно и происходил удар в обтекатель, иногда слабый и без последствий, а иногда… К концу 80-го года в Лице кроме нашей головной эртээмки было уже две серийных и пришел первый «Гранит» — головная лодка 949 проекта. Наша повторившаяся история с обтекателем послужила поводом для приказа по Флотилии, в котором буксирам запрещалось упираться носом в стеклополастиковые обтекатели скатовских лодок, а командование этих лодок обязано было за этим следить. Однажды я наблюдал картину выхода в море «Гранита», когда маленький буксир всё время норовил подойти к носу и каждый раз с лодки на всю Большую Лопатку раздавался, усиленный мегафоном, голос командира: «Эй, на буксире! Тра-та-та-та-та! К носу не подходить». Правда, цэкабэшные прочнисты высказали свое предположение, что разрушение обтекателя на этот раз могло явиться следствием его прежнего ремонта, т. к. после полимеризации эпоксидной смолы, которая закачивалась в поврежденный участок, могли возникнуть сильные внутренние напряжения, со временем вызвавшие расслоение обтекателя и, как следствие, его пробой от самой незначительной нагрузки. Но, как бы там ни было, нужен был срочный ремонт, а плавучий док в Лице был занят. И наша лодка ушла на один из ремонтных заводов в г. Полярный где специалисты завода-изготовителя обтекателя вырезали поврежденный участок и «накатали» новый. У нас неожиданно образовался почти месячный перерыв в работе. Снова мы собрались в Лице только в середине ноября.