Абрам Рейтблат - Фаддей Венедиктович Булгарин: идеолог, журналист, консультант секретной полиции. Статьи и материалы

• Название: Фаддей Венедиктович Булгарин: идеолог, журналист, консультант секретной полиции. Статьи и материалы
• Автор: Абрам Рейтблат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-4448-0444-5

Сборник содержит статьи и материалы, связанные с осмыслением деятельности одной из самых противоречивых фигур отечественной культуры – журналиста и писателя Ф.В. Булгарина. Освещаются такие темы, как сотрудничество Булгарина с III отделением (секретной политической полицией), его отношения с Н.В. Гоголем, А.С. Пушкиным, Н.И. Гречем и О.И. Сенковским, аудитория его книг и газеты, польская идентичность Булгарина и т. п.

---

Булгарин скептически относился к проектам революционного переустройства русской жизни. Придерживаясь умеренно-либеральных взглядов, он делал ставку на царя и царское правительство как инициаторов прогресса в России. При этом, хотя он не входил в тайное общество, среди декабристов было много его близких друзей. Поэтому после восстания декабристов и прихода к власти Николая I положение, которого он смог с трудом добиться, оказалось под угрозой.

За два дня до восстания на обеде у директора Российско-американской торговой компании, в которой служил Рылеев, Булгарин ораторствовал и острил «в самом либеральном духе», в том числе и над императором[369]. По слухам, Булгарин был на Сенатской площади и, стоя на камне, кричал: «Конституцию!», а когда начался разгром восстания, бросился в типографию Греча и стал разбирать набор, по всей вероятности, революционных прокламаций[370]. Неважно, достоверен этот слух или нет, в любом случае он мог спровоцировать арест Булгарина (сотрудник его газеты О.М. Сомов был арестован, поскольку жил в одном доме и был близок с Рылеевым и А. Бестужевым, и был выпущен с оправдательным аттестатом лишь через три недели).

В конце декабря 1825 г. А.Ф. Воейков рассылал анонимные подметные письма с обвинениями Греча и Булгарина в причастности к заговору, в марте 1826 г. он же представил в полицию (незадолго до создания III отделения) старое частное письмо Булгарина с резкой филиппикой против российских порядков, проставив на нем дату «15-е декабря 1825 г.»[371]. Наконец, среди лиц, находившихся под следствием, были его друзья (К.Ф. Рылеев, А.А. Бестужев, А.О. Корнилович) и сотрудники (В.К. Кюхельбекер, О.М. Сомов), имя Булгарина нередко звучало в показаниях[372]. Возникло подозрение, что Булгарин принадлежал к числу заговорщиков, и на допросах подследственных спрашивали, не входил ли он в тайное общество (правда, ответ обычно был отрицательным)[373]. В середине марта 1826 г. в Комитет для следственных изысканий соучастников злоумышленного общества по распоряжению Николая I была препровождена найденная в кабинете Александра I рукопись статьи Булгарина «Взгляд на нынешнее состояние дел в Греции» (представленной им в 1821 г. для публикации в журнале «Сын Отечества») и подготовленная тогда же в связи с ней (судя по всему, статья вызвала подозрения) небольшая справка о занятиях Булгарина («находится в отставке капитаном польской службы») и его адресе[374]. Комитет не нашел в статье повода для беспокойства, однако вновь имя Булгарина привлекло внимание нового императора.

Так или иначе (конкретный повод неясен), но 9 мая 1826 г. петербургский генерал-губернатор П.В. Голенищев-Кутузов получил рапорт дежурного генерала Главного штаба А.Н. Потапова. Тот извещал: «Государь Император высочайше повелеть соизволил, чтоб Ваше Превосходительство имели под строгим присмотром находящегося здесь отставного французской службы капитана Булгарина, известного издателя журналов, и вместе с тем Его Величеству угодно иметь справку о службе Булгарина, где он служил по оставлении российской службы, когда и в какие вступал иностранные и когда оставлял оные. О Высочайшей воле сей имея честь донести Вашему Превосходительству, покорнейше прошу справку о службе Булгарина доставить ко мне для предоставления Государю Императору»[375]. Поскольку никто, естественно, дать информацию о зарубежной службе Булгарина не мог, обратились к нему самому, и 12 мая он подал Потапову обширную и очень умело составленную автобиографическую записку, где утверждал (вразрез с истиной), что не участвовал в войне 1812 г., писал, что своими «сочинениями старался посеять в сердцах любовь и доверенность к престолу и чистую нравственность», и просил вместо «звания французского офицера» дать ему «статский чин»[376].

Свое сотрудничество с новой властью Булгарин начал в середине мая написанной для императора обширной запиской «О цензуре в России и о книгопечатании вообще», основная идея которой, во многом новая для России, заключалась в том, что «как общее мнение уничтожить невозможно, то гораздо лучше, чтобы правительство взяло на себя обязанность напутствовать его и управлять им посредством книгопечатания, нежели предоставлять его на волю людей злонамеренных» (с. 45). Записку передал Николаю I начальник Главного штаба барон И.И. Дибич, и, судя по всему, она была сочувственно встречена царем.

Ободренный Булгарин вскоре представил (уже в учрежденное 3 июля 1826 г. III отделение) записки о Царскосельском лицее и «Арзамасе», где конкретизировал свои наблюдения и выводы, находя у лицеистов и арзамасцев «несносный тон, <…> фрондерство всего святого, доброго и злого, в смеси, без различия, по одним страстям» (с. 142) и предлагая для истребления этого духа действовать на юношество «нравственно», уговорами, а не угрозами и насилием. 7 августа 1826 г. Булгарин подал записку о том, «каким образом можно уничтожить пагубные влияния злонамеренных людей на крестьян», утверждая, опять-таки, что «такую огромную и непросвещенную массу народа трудно всегда удержать одною силою в пределах долга. Надобно действовать на них нравственно», прежде всего – дав возможность принять присягу (с. 60). По крайней мере часть подготовленных им записок писалась в ответ на конкретно сформулированный запрос, например записка о влиянии иностранных держав на политический образ мыслей в России. Запросы эти поступали к нему от Максима Яковлевича фон Фока, директора Особенной канцелярии Министерства внутренних дел, а с июля 1826 г. – директора канцелярии III отделения.

Не совсем ясно, когда Булгарин познакомился с ним. Булгарин вспоминал позднее, что его «знал М.Я. фон Фок еще в детстве, в родительском доме, быв сам молодым человеком и офицером в легко-конном Харьковском полку…»[377], однако Греч в своих мемуарах утверждает, что познакомил их 25 июня 1826 г.[378] В записках Фока А.Х. Бенкендорфу за 1826 г. первые упоминания Булгарина встречаются в июле 1826 г.[379] В том же месяце появляется и первая, по всей вероятности, подготовленная им записка для III отделения. Однако в письме Фоку от 7 августа 1828 г. Булгарин пишет, что записку о цензуре он представил через Фока, а это произошло, как мы уже указывали, в мае 1826 г.

Познакомившись (или возобновив знакомство) с Фоком, Булгарин сразу стал с ним очень близок, по свидетельству Греча, «водворился у него в доме и посещал его ежедневно»[380]. Фок, со своей стороны, также нередко бывал у него, о чем свидетельствует в своем дневнике М. Малиновский[381], проживавший в 1827–1828 гг. в квартире Булгарина.

В конце 1829 или начале 1830 г., когда Гоголь в поисках службы обратился за содействием к Булгарину, тот сразу же попросил за него Фока, который «охотно согласился помочь приезжему из провинции и дал место Гоголю в канцелярии III отделения»[382]. В 1830 г. в дарственной надписи на своем романе «Димитрий Самозванец» Булгарин называл Фока «истинным другом человечества, поборником истины, добрейшим и благороднейшим…»[383], а в опубликованном в «Северной пчеле» некрологе Фоку, написанном, по всей вероятности, Булгариным, говорилось, что «Государь не имел вернейшего слуги, Россия – усерднейшего сына, человечество – пламеннейшего друга. Кого лишились в нем родные, подчиненные, друзья – никакое слово и выразить, никакое перо описать не в состоянии»[384]. Позднее, в 1851 г., после смерти вдовы Фока, Булгарин обращался в III отделение с просьбой о денежной помощи оставшимся его незамужним дочерям и писал при этом о нем как о своем друге (с. 580).

Отмечу также, что младший брат М.Я. Фока, Петр Яковлевич фон Фок, который также служил в III отделении, но на скромной должности экспедитора, подрабатывал переводами в булгаринской «Северной пчеле» и, как явствует из дневника Малиновского, нередко обедал у него в доме.

Свидетельство о своей близости с Булгариным оставил и М.Я. Фок. В конфиденциальной записке об организации негласного наблюдения в России, предлагая для этого «выбирать доверенных среди лиц, пользующихся безупречной репутацией», которые «могут быть употреблены с пользой», он называл в их числе и Булгарина, «который стремится лишь к устойчивому положению»[385]. В 1831 г. он писал А.С. Пушкину: «[Булгарин и Греч] – единственные из всех литераторов, которые иногда навещают меня и с которыми я иногда обмениваюсь литературными мнениями»[386].

Сведения о Фоке в научной литературе очень скудны[387]. Даже год его рождения под вопросом (у Черейского – 1777, у Оржеховского – 1773, согласно обнаруженному нами его формулярному списку от 29 февраля 1828 г., ему в то время было 54 года, т. е. родился он в 1774 или 1775 г.[388]). Отец его, Я.М. Фок, служил в армии фельдмаршала П.А. Румянцева, потом был комендантом Переяславля и затем главноуправляющим гомельского имения Румянцева[389]. Службу М.Я. Фок начал в лейб-гвардии Конном полку в 1793 г., в 1795 г. был произведен в вахмистры, по болезни уволен в 1799 г. В 1802 г. поступил на службу в Министерство коммерции (с переименованием в коллежские асессоры), с 1804 г. был по поручению министра ревизором в Москве, с 1806 г. служил в милиции Московской губернии. В 1811 г. он стал помощником правителя Особенной канцелярии Министерства полиции, в 1813 г. возглавил эту канцелярию (в 1819 г. она была присоединена к Министерству внутренних дел). В апреле 1826 г. получил чин действительного статского советника, а с 15 июня того же года перешел в III отделение.