Г Метельский - По кромке двух океанов

• Название: По кромке двух океанов
• Автор: Г Метельский
• Издательство: Мысль
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1978

Путешествие по Северу и Востоку России 1978 г.

Автору, писателю и путешественнику, довелось проехать вдоль северного и восточного побережья нашей страны. Обо всем увиденном - о природе, о новых городах, о людях, осваивающих эти суровые края, - он рассказывает в своей книге.

---

Главная улица Мурманска стала называться проспектом Ленина в день похорон Владимира Ильича. Старики рассказывают, что в тот тревожный день, в четыре часа пополудни, тишину, вдруг наступившую после страшной пурги, прорезали долгие прощальные гудки паровозов и военно-сторожевого катера. И вдруг в эту траурную симфонию влились басы двух десятков иностранных судов — датских, норвежских, английских, шведских. Их моряки тоже прощались с Лениным.

…- Это не по дороге, но давайте заедем к Алеше, — говорит мой спутник.

В хорошую погоду Алеша виден из любой точки города и залива. Виден он и отсюда, поднявшийся во весь свой богатырский рост солдат, стоящий на самой высокой сопке Мурманска — Зеленом мысу, в том месте, мимо которого проходит каждый корабль. Во время войны с этой сопки била по вражеским самолетам зенитная батарея.

Дорога петлями идет в гору, и вот мы уже среди молодого парка, газонов, цветников, аллей, над которыми высится мемориал защитникам Заполярья. Никто не забыт, ничто не забыто!.. Безымянному вначале солдату с автоматом в руках жители Мурманска дали имя Алеша.

Монумент открыли 18 октября 1974 года. Десятки тысяч людей, которые пять месяцев трудились над созданием мемориального комплекса, двинулись от памятника Ленину к сопке Зеленый мыс. Впереди на двух бронетранспортерах моряки-североморцы везли капсулу с водой, взятой в месте гибели «Тумана», и землю с тех рубежей, где насмерть стояли защитники Мурманска, — из-под Кандалакши и из Долины Славы.

…Отсюда, с высоты Зеленого мыса, весь город словно на ладони. То белоснежные, то цветные корабли, заполнившие акваторию, портальные краны, железнодорожные пути, прижатые к заливу. А над ним широкие, все в зелени улицы, новостройки, овальная чаша недавно открытого стадиона, телевизионная вышка, заводские трубы. В свете яркого, незаходящего солнца все это смотрится отчетливо, контрастно, без полутонов.

Три цвета сейчас господствуют вокруг: голубой — воды, зеленый — сопок и кремовый, желтоватый — большинства новых зданий. Почти весь Мурманск вот в такой светло-желтой одежде. Строители считают, что в долгую полярную ночь, когда ни на час не гасят фонари, желтый цвет зданий помогает городу выглядеть наряднее и веселее.

Но пора и в путь. Минуем стоящий у ворот знак с эмблемой порта — рельефным якорем и рыбой, еще некоторое время едем на машине, но вскоре из-за тесноты останавливаемся и продолжаем путь «пешим строем».

— Куда сначала, в цех, на судно? — спрашивает Олег Павлович.

— Все равно…

— Тогда в цех. А точнее, в холодильник.

Раньше мне казалось, что в холодильнике морозят разные продукты, чтобы не испортились, и в таком виде хранят их. Оказывается, там и «облагораживают».

Мы — в цехе вяления мойвы. Мойва — рыбешка невзрачная, малоценная, мелкая и, прямо скажем, не очень вкусная. Но ее в море много, и это заставило задуматься, как сделать ее вкуснее. Об этом впервые заговорили в январе 1974 года на городской партийной конференции и с трибуны обратились к ученым: найдите рецепт, чтобы из невкусной рыбы сделать вкусную. Ученые подумали и нашли.

В цехе, куда мы пришли, как раз и выпускают такую мойву — деликатесного вяления.

— Попробуйте, — предлагает девушка в белом халате.

Я осторожно откусываю кусочек рыбешки и вдруг чувствую, как по подбородку струйкой течет теплый жир.

— Ой, забыла вас предупредить! — девушка смеется.

В мойве до восемнадцати процентов жира, и, вяленую особым способом, ее охотно берут покупатели. Из мойвы делают также «шпроты», и как будто тоже довольно удачно.

Но для Баренцева моря, конечно же, главное не мойва, а извечная, столь любимая поморами, традиционная треска. Это для ее обработки сконструированы многие сложные машины. Вот одна из них захватывает в свою пасть рыбину, где-то в глубине обезглавливает ее, удаляет все кости и плавники, выдавая на другом конце чистое белое мясо. Двадцать четыре трески в минуту. Тут же аппараты для замораживания пельменей, машины, расфасовывающие в нарядные коробки филе, готовящие сборную уху, двойную — из палтуса и окуня, и тройную — с добавлением все той же трески.

— Это старый цех, — говорит Олег Павлович. — Позднее мы с вами зайдем в новый, и вы увидите разницу. Кстати, новых цехов и заводов у нас гораздо больше, чем старых, доживающих свой век.

До нового цеха далеко, и мы сначала направляемся на стоящее поблизости судно — транспортный рефрижератор «Хибинские горы».

Узкий, шатающийся под ногами трап с толстым канатом, заменяющим перила, кажется бесконечно длинным. Олег Павлович говорит вахтенному матросу, кто мы и откуда, и через несколько минут первый помощник капитана показывает нам судно. Помощнику некогда, через несколько часов «Хибинские горы» уйдут в Атлантику; заканчивается погрузка, гудят лебедки, опуская в бездонную глубину трюмов соль, бочки, пустые консервные банки, продовольствие, круглые коробки с кинолентами…

— Последний рейс получился коротким, два месяца всего, — рассказывает первый помощник. — Как мы работаем, спрашиваете? Да обыкновенно. Приходим в район промысла и ждем. Подходят суда с уловом, берем у них свежую рыбу и домой…

Ну до чего же просто, до чего буднично и спокойно выглядит жизнь рыбаков из рассказа первого помощника капитана!

— А штормы были?

— Куда от них денешься…

А ведь и в шторм не прекращалась работа. Свирепые волны перекатывались через палубу траулера, прижавшегося к борту рефрижератора, выл ветер, падали от усталости матросы, которые сутки не покидал мостик капитан… В трюмы днем и ночью лился поток рыбы, чтобы тут же ее заморозить и сохранить. Не выдерживали кранцы (похожие не то на огромные сардельки, не то на авиационные бомбы), которыми с бортов обвешивается рефрижератор, чтобы защитить себя от ударов соседа. А зимой, в мороз, при сбивающем с ног лютом ветре, когда обледеневает, одевается шубой из снега каждая корабельная снасть!

Мурманский траловый флот ведет свое начало с весны 1920 года. В 1924 году из Архангельска сюда пришли первые шесть траулеров, предназначенные для круглогодичного лова. В 1931 году в Мурманске было сорок шесть промысловых кораблей, через три года — шестьдесят восемь. Сколько судов ловили рыбу в войну, учесть трудно: многие, подобно «Туману», стали боевыми кораблями, участвовали в конвоях и проводках караванов, эвакуировали гражданское население в тыл, помогали нашим войскам, удерживали Рыбачий, получали пробоины, горели и гибли… В 1956 году промысловые суда вышли в открытый океан, все дальше, дальше от родного порта, пока не достигли другого полушария Земли. Это были суда с неограниченным радиусом плавания. Первый такой рейс совершил большой морозильный траулер «Серафимович» во главе с капитаном Андреем Филипповичем Тараном.

…Солнце не заходит, и с непривычки теряешь всякое представление о времени; только взглянув на часы, убеждаешься, что уже поздно, кончается рабочий день. Но Олег Павлович все же ведет меня на новый коптильный завод.

Да, это не цех, где вялят мойву! В длинных, как школьные коридоры, помещениях царствуют конвейерные ленты, вкусно попахивает дымком. Это в особых печах без пламени обугливают опилки, и дым поступает в тоннели. Знаменский распахивает огромную, одну из множества, дверь, ведущую в тоннель, и мы видим медленно вращающийся решетчатый барабан, обвешанный множеством золотистых рыбин. Конструкция печей настолько нова, что еще не успела попасть в учебники по обработке рыбы.

Домой мы возвращаемся поздно. Порт работает, для него нет ни вечера, ни ночи, ни выходных. Несколько десятков женщин с цветами толпятся на пирсе, очевидно ожидают судно, возвращающееся из долгого плавания. Перебрасываются между собой шутками, а сами все смотрят вдаль: не покажется ли долгожданный траулер.

Около южного причала стоит старое приземистое здание. Ничем особенным не выделялось бы оно из десятков других, если бы не вымпел, прикрепленный к фасаду: семь звезд на ярко-синем фоне. Я роюсь в памяти, стараясь вспомнить, что это за созвездие, но напрасно, и Олег Павлович подсказывает:

— Персей, правда слегка стилизованный. И нарисован он на флаге Полярного научно-исследовательского института рыбного хозяйства и океанографии. Название, как видите, длинное, и все пользуются сокращенным — ПИНРО. В этом здании — экспериментальный цех института. Очень советую побывать.

Институт носит имя почетного члена Академии наук СССР заслуженного деятеля науки и техники Николая Михайловича Книповича. Это его В. И. Ленин назвал «научной силой 1-го ранга». Они были знакомы, переписывались, встречались. Книпович, еще до революции известный ученый-ихтиолог, по мере сил помогал большевикам, предоставлял квартиру для сходок, для хранения литературы, шрифтов. «…На отзыв его можно и должно вполне положиться», — писал о Книповиче Ленин. Он консультировался с ученым по вопросам организации рыбных промыслов на Севере и одобрил мысль Книповича о том, что причиной упадка рыбного промысла в Баренцевом море является не скудость природы Заполярья, а несовершенство организации промысла.