Владимир Коккинаки - Курс на Восток

• Название: Курс на Восток
• Автор: Владимир Коккинаки
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1939

В книжке рассказывается о беспосадочном перелете Героев Советского Союза летчика В.Коккинаки и штурмана А.Бряндинского из Москвы в район Владивостока в июне 1938 года. Этим перелетом, совершенным в чрезвычайно неблагоприятных метеорологических условиях, героический экипаж самолета «Москва» вписал блестящую страницу в историю советской и мировой авиации        

---

Впереди увидел темное пятно. Это не было окно; просто там толщина облачного слоя была меньше, чем в других местах. Прицелившись к пятну, начал снижаться по спирали. Оно было небольшим, чуть заметным, и я очень боялся его потерять. Ищи потом другое в облачном океане!

- Под облака и по маршруту? - догадался Бряндинский.

Я кивнул головой. Наконец, самолет снизился до знаменательного пятна. Ныряем, как в воду. Слой облачности оказался тонким. Быстро проскочили его. Внизу новый слой облаков. Пошли над ним и вскоре увидели в разрыве землю. Оба повеселели. Уж очень долго мы летели, не видя земли.

- Ну, теперь дома! - прислал мне записку Бряндинский.

Александр Матвеевич был слишком оптимистически настроен. Для нас наступила жаркая пора. Как будто находимся уже у цели, но тем не менее впереди еще немало трудностей. Надо снижаться, уточнять местонахождение, добираться до конечного пункта. Летим над землей. Никаких поселков, никаких признаков жизни. Вероятно, мы находимся где-то в долине Амура, но севернее или южнее Хабаровска, - сказать трудно. Если севернее - хорошо, если южнее - очень, очень плохо.

Ворожить было некогда, и мы возобновили полет на восток. Шли над самыми сопками. Начинались отроги хребта Сихотэ-Алинь.

- Приготовиться к бою! - распорядился командир экипажа.

Штурман пристально вглядывается вперед. Начался дождь. Видимость резко ухудшилась. Облачность прижимает к сопкам. Вершины скрываются в облаках. Начинаем лавировать, гулять между сопок. Курс держим прежний - на восток. Путешествие было довольно рискованным. Скорость полета в это время достигала 400 километров в час, и самолет мог врезаться в какую-нибудь лесистую гору.

Но как бы то ни было мы продолжали путь к Тихому океану. Наконец, дошли. Едва впереди показались берега, Бряндинский немедленно уточнил местонахождение самолета. Мы находились около мыса Терпения в Татарском проливе, примерно на 50-й параллели.

Этот мыс имеет характерные очертания, и спутать его с другим очень трудно.

- Сие - океан, - почтительно доложил Бряндинский.

Как только выяснилось, где мы находимся, я немедленно повернул машину обратно. Моря мы так и не увидели - нельзя было терять ни минуты. Это было в 5 часов 40 минут утра по московскому времени.

На обратном пути наблюдалось чрезвычайно интересное явление. Самолет шел под облаками на небольшой высоте по ущельям хребта Сихотэ-Алинь. На стеклах кабины вдруг появились красные пятна. Долго мы ломали голову над их происхождением. Решили даже, что идет красный дождь. Наконец, Бряндинский опустил одно окно, подхватил красную жидкость на тряпочку и стал внимательно ее рассматривать. Оказалось - мошкара. Ее было так много, что она создавала полную иллюзию дождя.

В 7 часов 21 минуту 28 июня мы прошли над Хабаровском. Послали приветствие трудящимся города и повернули на юго-восток. Погода была довольно приличная. Немного болтало. Чувствовалась усталость. Взяли курс к конечному пункту перелета - району Владивостока.

- Сколько точно до Спасска? - спросил я Бряндинского.

- Отсюда 440.

Погода вскоре опять ухудшилась. Началась очень сильная болтанка. Машину подбрасывало вверх, затем она проваливалась вниз. Мы шли вдоль советской границы. Справа тянулась широкая Уссури. Видны были рыбацкие лодки.

Вылетая из Москвы, я обещал долететь до района Владивостока, пробыв в воздухе сутки. В самом Владивостоке подходящего аэродрома для нашего самолета нет. Мы предполагали опуститься где-нибудь вблизи города, на одной из военных площадок. К концу полета Бряндинский вымотался. Он все чаще и чаще предлагает мне: давай садиться. Но сутки еще не кончились. Оставалось 30-40 минут до полных 24 часов, и я решил лететь дальше.

Саша прислал очередной намек о посадке.

- До суток всего 27 минут!

- Хочешь, в Имане сядем? - спросил я его.

- Очень хорошо. А то я собирался сесть на первой попавшейся сухой елке, - ответил штурман, не моргнув глазом.

В 8 часов 32 минуты утра прешли над Иманом. Сделали круг над городом. 24 часа истекали. Но аэродром был никуда негодный: какой-то маленький дворик. Да и до суток оставалось еще четыре минуты.

- Дай карту Хабаровск - Владивосток, - потребовал я.

Штурман передал детальную карту. Сравнив маршрут со сводкой погоды, решил садиться в Спасске. Попросил у Бряндинского план аэродрома. Через минуту он протянул мне клочок бумаги, на котором от руки по памяти нарисовал расположение аэродрома и сделал пометку:

- Я видел план в Москве. Вот так!

Чертеж был довольно точным. Ориентируясь по нему, я быстро нашел аэродром. Сделав круг над полем, мы увидели, что внизу был выложен крест - запрещение посадки. Сделали второй круг - крест не убирают, посадочного знака не выкладывают. Снизились, прошли на малой высоте над аэродромом, осмотрели юсе, чтобы определить, почему не разрешают посадку. Ничего подозрительного не заметили.

Потом мы узнали, почему посадка была запрещена. Оказалось, что нас ждали на другом аэродроме. И когда мы прилетели в Спасск, нам выложили крест, желая показать, что мы должны садиться по соседству.

Опустил шасси. Обычно это делается с помощью сжатого воздуха, но во время полета весь сжатый воздух выдохся. Пришлось крутить механизм вручную. Работа после суточного полета показалась утомительной.

Из Москвы самолет вылетал перегруженным. Соответственно нагрузке амортизация шасси была сделана очень жесткой для того, чтобы успешно выдержать большой вес самолета при взлете. На Спасском аэродроме мы садились уже на пустой машине. Амортизация оставалась прежней, ибо в воздухе ее не ослабишь. Поэтому посадку нужно было делать очень нежно. Это экипажу удалось. Самолет после приземления ни разу не подпрыгнул, ни на один момент не отделился от земли. Пробежав несколько сот метров, машина остановилась. Было 9 часов 12 минут утра 28 июня.

Беспосадочный перемет Москва - район Владивостока закончен. Мы пробыли в воздухе 24 часа 36 минут, покрыв за это время расстояние свыше 7600 километров (не считая полета к океану) со средней скоростью в 307 километров в час.

В своем сообщении правительственная комиссия по организации нашего перелета писала:

«Вылетевший 27 июня в 8 часов 36 минут со Щелковского аэродрома (вблизи г. Москвы) в беспосадочный перелет по маршруту Москва - Хабаровск - район Владивостока экипаж в составе летчика Коккинаки В. К. и штурмана Бряндинского А. М. на двухмоторном самолете «Москва» конструктора Ильюшина С. В. блестяще выполнил поставленное задание и 28 июня в 9 часов 12 минут по московскому времени благополучно произвел посадку в Спасске в 155 километрах от Владивостока.

Трасса воздушного пути Москва - Хабаровск и далее до места посадки в Спасске равна по прямой 6850 километров. Фактически пройдено за 24 часа 36 минут свыше 7600 километров при средней скорости 307 километров в час.

Перелет происходил по прямой линии Москва - Киров - Чердынь - Ванавара - Бодайбо - Зея - Хабаровск и далее в район Владивостока.

Трасса полета проходила по неисследованной местности, над тундрой и тайгой. Полет осуществлен в чрезвычайно тяжелых метеорологических условиях. За весь путь экипаж видел землю только на протяжении 1000 километров, остальной путь пройден за облаками и в облаках. Высота полета колебалась от 30 до 7000 метров. Материальная часть самолета после посадки находится в полной исправности. В баках самолета осталось еще 500 килограммов горючего. Самочувствие отважных летчиков хорошее.

Героический экипаж самолета «Москва» вписал блестящую страницу в историю советской и мировой авиации.

Правительственная комиссия ».

Возвращение

Когда мы вылезли из самолета, я только тогда ощутил, как сильно устал. Лег на траву, вытянулся во весь рост. Подумал: блаженны люди, которые могут так отдыхать. Мне казалось, что я смогу, не шевелясь, пролежать несколько суток.

Со всех сторон к самолету бежали люди. Жара стояла превеликая. Пыль затмила солнце. Мы хотели отдышаться, а оказывается - нельзя. Попросил товарищей:

- Дайте глотнуть свежего воздуха!

Все деликатно отошли в сторону. Я залез под крыло и лег на траву. Вскоре ко мне присоединился и Бряндинский. Лежим, блаженствуем. А окружающие терпеливо стоят, молчат, ждут.

Спустя несколько минут Бряндинский обнаружил бешеную работоспособность. Он встал, переложил все вещи в закрывающуюся часть самолета, вынул из кабины свежие номера «Правды» и роздал присутствующим. Люди смотрели и не верили. Обычно газета получалась на этом аэродроме через 10-12 дней после выхода. Когда один из привезенных нами номеров «Правды» попал ответственному работнику Приморского обкома, тот усумнился в достоверности издания:

- Это, - говорит, - опечатка. Газета наверняка прошлогодняя!