Ариадна Эфрон - История жизни, история души. Том 2

• Название: История жизни, история души. Том 2
• Автор: Ариадна Эфрон
• Издательство: Возвращение
• Жанр: Филология
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-7157-0167-1

Трехтомник наиболее полно представляет эпистолярное и литературное наследие Ариадны Сергеевны Эфрон: письма, воспоминания, прозу, устные рассказы, стихотворения и стихотворные переводы. Издание иллюстрировано фотографиями и авторскими работами.

---

5 Муна - Мария Сергеевна Булгакова, см. о ней письмо к А.И. Цветаевой от 1 .VIII.45 г. и примеч. 10 к нему, письмо к А.И. Цветаевой от 1 .IV.46 г.

В. Н. Орлову

20 марта 1967

Милый Владимир Николаевич, спасибо за письмо. Жаль, что вы оба болели — каждый по-своему! Я тоже всю зиму буквально не вылезала из всяких разных недугов; одно проходит, другое одолевает. И всё кругом — также. Такая зима! — Старайтесь не переутомлять голову (после спазма). Сидеть совсем без дела Вы не сумеете, но - не перебарщивайте — это дело опасное.

Нет, я на Вас не в обиде, но очень огорчена, что в своё время Вы не сумели похлопотать (письменно) о цветаевском домике (в Тарусе) — это было крайне важно. Наших с Аней сил не хватило, чтобы удержать его на земле; теперь он разрушен — и я (безнадежно) бьюсь за его восстановление.

Наша «комиссия» — пустое место. Паустовский болен и ничем помочь не только не может, но и не сможет, таково его состояние; И<лья> Г<ригорьевич> очень состарился; Маргарита submergee101 работой и переживаниями <...>; о Макарове вообще сказать нечего; Вы — далеко, т. е. в Ленинграде, и Вам «своего хватает». Ну и т. д.

Выцарапала из Лондона 120 маминых писем1 - труд был огромный, письма шли из рук в руки через 6 инстанций-дистанций по маршруту: Лондон-Медон-Париж-Прага-Москва. Сколько было волнений — передать невозможно! Я их перепечатаю для архива, а подлинники сдам в ЦГАЛИ (по желанию доверительницы). Письма в основном бытовые, и это очень важно, т. к. позволяет точно определить по времени, распределить по датам жизнь, как она была. <...>

Книга Симона Карлинского у меня есть: Simon Karlinsky, Marina Cvetaeva: Her life and art, ed. University of Kalifornia Press, Berkley and Los-Angeles, 1966.

Книга — со всячинкой, но там интереснейшая библиография опубликованного о М<арине> Ц<ветаевой> на Западе.

Вообще же — два мира, две системы — и кто кого тенденциозней...

Упоминается и «наша» книга (Биб<лиотека> поэта) - с точным подсчётом «цензурованных» строк и с «тёплыми» словами об авторе предисловия и авторах комментариев...

Анализ творчества — не поддаётся описанию; биография — с огромными, кардинальными «огрехами» — всё как, очевидно, полагается...

Всего вам обоим самого доброго — главное будьте, будьте, будьте здоровы!

Ваша АЭ

1 Речь идет о цветаевских письмах 1926-1934 гг. к Саломее Николаевне Андрониковой- Гальперн.

Р.А. Мустафину

22 апреля 1967

Милый Рафаэль, спасибо за заботу о маминых делах. «Друг есть действие» — писала мама, и ещё: «Любовь есть действие». Если это так (а это именно так, а не иначе!), то друзей М<арины> Ц<ветае-вой> можно сосчитать на пальцах одной руки; да ещё и лишние останутся (пальцы). Два года я хлопотала перед Союзом писателей о домике-музее в Тарусе; Вы видели этот домик; на ремонт его была (на обществ<енных> началах) составлена смета - требовалось десять тысяч на всё про всё - столько приблизительно, во сколько Союзу обходится один - ну два - высокопоставленных банкета! Из этой суммы три тысячи выделил Институт... кристаллографии (т. к. в домике, после Цветаевых, жила семья Вульфа1 — кристаллографа); два года Союз писателей водил меня (и тарусский горисполком, и многих и многих ещё людей) за нос, не говоря ни да, ни нет, обнадёживая помаленьку, но лишь на словах, не выпуская из рук ни единой «бумажки», которая могла бы их к чему-нибудь обязать; в результате нынче в феврале дом попросту снесли; он совсем уже начал разваливаться -да и растаскивали его на дровишки. Поставила вопрос о его восстановлении (по чертежам); вопрос и ныне там; в начале летнего сезона на этом месте попросту возведут очередной санаторный корпус; всё это в письме выглядит довольно аккуратно; а я в это два года жизни вбила — зачем, спрашивается, кому это нужно?

Сталинская эпоха создала тип бронированных руководителей; хрущевская эпоха научила их улыбаться и быть вежливыми (да и то далеко не всех!). Кто и что может научить их быть людьми и действовать по-людски? Никто и ничто, наверное. Надо, чтобы народились и воспитались новые поколения; а это дело долгое - не дождаться...

Относительно могилы (надгробия) в Елабуге, где тоже, вполне естественно, всё делалось не по-людски, удалось добиться, как Вы знаете, обещания ассигнования на надгробие «по образцу, к<отор>ые устанавливаются на могилах советских писателей». 19-го апр<еля>. я отнесла Александру Ивановичу Орьеву (он ст<арший>. юрист Союза и заместитель Воронкова по всем прочим «секретарским» делам) заявление, копию к<оторо>го прилагаю, и копию выдержки из Вашего письма. Он обещал «написать и ускорить»; сказал, что не обязательно действовать через министра культуры, а можно снестись непосредственно с местными отделениями худ. и литфондов, хотя прекрасно понимает, что, если по уставу эти организации министерству культуры не подчиняются, на самом деле это вовсе не так, тем более «на местах». Замысел с камнем или валуном ему понравился, при условии, конечно, если валун влезет в тысячерублевую смету. Попробуйте разведать, осуществим ли этот замысел (который — не замысел, а камень - хорош тем, что не стандарт, и тем, что не вполне надгробие, а скорее памятник, что особенно важно, когда местонахождение самой могилы не установлено).

Если это неосуществимо или непосильно - будем ставить стелу. Надпись нужна та самая, что на кресте в Елабуге. (А.И. Цветаева, мамина сестра, просила — когда крест будет заменён памятником, табличку с надписью с креста снять и сохранить.) После завершения «официальной» части изготовления памятника выбьем над надписью крестик (барельефом или горельефом), так что, учитывая это, надпись надо будет расположить не слишком высоко.

Дня через два-три по получении этого письма запросите Орье-ва — было ли уже решение Секретариата по поводу надгробия (по моему заявлению). Этоего, авось, поторопит. Буду узнавать и я. <...>

<АЭ>

' Георгий (Юрий) Викторович Вульф (1863-1923) - выдающийся русский кристаллограф и кристаллофизик.

Н.П. Гордон

29 апреля 1967

Ниночка дорогая, твоё поздравление получила сегодня, под самый праздник, к<отор>ый мысленно буду с тобой; на Пасху — п. ч. это Пасха — наш любимый праздник; на 1 мая - п. ч. по настоящему мы с тобой подружились в эти, ранне-майские дни, ровно 30 лет назад, когда ты столько горя пережила1; мы были вместе, и даже «праздновали» всем чертям назло; тогда вошли в наш обиход праздничные сосиски с вишнёвкой - за здоровье нашего дорогого Юза; чтоб он выжил; чтоб он вернулся... С тех пор не прошло ни одной (близкой к маю по времени) Пасхи, чтобы я в душе не помолилась (что со мной так редко случается — всё недосуг) с благодарностью за это чудо; выжил; вернулся. И вы вновь сошлись, как две половинки кольца (обручального). И не было ни одного Первомая, когда я не вспомнила бы тот Первомай, мой первый «дома» — когда я тщетно и не без обиды ждала вашего звонка — и не дождалась чтобы идти вместе на демонстрацию. М. б. не очень-то праздничные реминисценции? Да как сказать: — ведь выжил, вернулся, ведь вы дожили оба!

Вот и поэтому ты молодец, что сейчас так пристально лечишься и покорно следуешь всем нудным предписаниям врачей; ради чуда однажды дарованного нужно лечиться и беречься ...

На днях заглянула в мамином архиве в папку, где воспоминания о ней, и ещё раз с громадным чувством перечла то, что ты написала102. Ещё раз могу повторить то, что говорила тебе, что до сего дня никто не написал о маме так верно и хорошо, как это сделала ты. Как ты ещё тогда сумела так глубоко её понять — когда никто по сути дела её не

понимал (за исключением папы), и полюбить не некое представление о ней, а её самоё, такую, какой она была на самом деле! Теперь мы все (кому это вообще дано) стали умнее и глубже, но тех, по отношению к кому надо было своевременно проявлять и ум, и глубину, и, главное — сердечность — уже нет с нами. Тем более ценно и чудесно, что ты это сумела — тогда. В те времена.

Пишу тебе глубокой ночью, вернее — ранним утром кануна Пасхи; отсюда — и немыслимые каракули, и путаные слова (т. е. от ночи, не от пасхального кануна!) — но ты всё разберёшь.

Вчера через стенку слышала Пресс-конф<еренцию>, данную Светланой3 тамошним журналистам. Всё очень мелко и дёшево. Воображаю, как вождь и учитель вертелся в своей урне! Да и было с чего...

В Москве новости — по всем булочным целую неделю продавали настоящие куличи, высокие, всё, как полагается. Я купила 2 — для тёток и для нас, и Ада, не сговариваясь — тоже, и с теми же целями. Нет, худеть не удается никак! А растолстела я до того, что ничто (кроме штанов (в смысле трико)) не налезает: смотреть противно. Села было на диету — а тут — куличи...