Ариадна Эфрон - История жизни, история души. Том 2

• Название: История жизни, история души. Том 2
• Автор: Ариадна Эфрон
• Издательство: Возвращение
• Жанр: Филология
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-7157-0167-1

Трехтомник наиболее полно представляет эпистолярное и литературное наследие Ариадны Сергеевны Эфрон: письма, воспоминания, прозу, устные рассказы, стихотворения и стихотворные переводы. Издание иллюстрировано фотографиями и авторскими работами.

---

Переводы триолетихи5 — ужасны. У нас за такие дают по шее и с работы гонят. Из слова «тяжеловес» сделать «саШои»!* Дура она по самую задницу, извините за выражение; не я его, к счастью, придумала. Нет, серьёзно: на редкость поверхностно, на редкость мимо. Жаль.

А мамины переводы на французский так и лежат. Когда настанет их час?6

Большое спасибо Ане Калин за письмо, я напишу ей уже из Тарусы. Как хорошо, если те стихи сохранились!

Обнимаю Вас - и ещё раз простите за эту missive** через пень-колоду.

_ Ваша Аля

* Камень (фр.).

** Письмо (фр.).

Мамины книги «Мой Пушкин» и «Просто сердце» (переводы) должны выйти этим летом. Если сама достану — пришлю непременно.

1 Арман-Луи граф Бирон-Гоню - персонаж пьесы в стихах М. Цветаевой «Фортуна» (1919).

2Ирина Павловна Андреева (1912-1990) - дочь от первого брака С.Н. Андрониковой-Гальперн,

3 «Jardin des Modes» («Сад мод») - еженедельный иллюстрированный журнал в Париже, основанный в 20-х годах Люсьеном Вожелем и выходивший до конца 90-х годов прошлого века.

4 В письме от 18.V.67 г. С.Н. Андроникова-Гальперн делилась с А.С. своими впечатлениями о романе М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»: «Никак не нашла это примечательным. Голые ведьмы, метлы, полеты в окна и из них, вся старая бутафория просто были мне скучны. Кто такие Мастер и Маргарита?»

5 С.Н. Андроникова-Гальперн прислала А.С. переведенные Э. Триоле стих. М. Цветаевой «За этот ад...» и «Превыше крестов и труб...».

6 Цветаевские переводы А.С. Пушкина были опубликованы в кн.: Пушкин А.С. Избранная поэзия в переводах на французский язык / Сост, Е.Г. Эт-кинд и др. М., 1999.

П.Г. Антокольскому

3 июня 1967

Дорогой мой Павлик, простите долгое моё молчание: зима была непосильно трудна (весна тоже), обязанности и обязательства сожрали всё время без остатка, обглодали и меня самоё. Дни и месяцы прошли — и сделанного нет — одни недоделки. Не сердитесь на меня; я очень часто и очень глубоко думаю о Вас, о тех временах, откуда наши общие корни - и наше родство; несмотря на не-встречи и не-писа-ние писем; поверх этого всего.

Я только сейчас тут, в Тарусе, добралась до Вашей статьи1 и ещё раз прошу простить меня и эту задержку; переезд на дачу у нас до сих пор на уровне каменного века, и тяжко ворочать эти камни во имя проблематического «отдыха» — вернее — во имя пока ещё свежего воздуха.

Что Вам сказать? Мамин театр Вы видите совершенно иначе, чем я, делаете, соответственно, совершенно иные выводы из её драматургии — и иные «вводы» в неё. Об этом, Бог даст, поговорим при встрече, которая должна же быть! Пока же позвольте мне несколько замечаний-уточнений, и делайте с ними, что хотите!

«Тяжба поэта с театром... всё первое 20-летие века...» Это надо бы чем-то подтвердить (примером) — читатель этого не знает и захочет узнать. Мне, напр<имер>, кроме блоковских строк, его отноше-

ния к театру, ничего решительно более неизвестно — кроме небывалого расцвета самого театра в эти же 20-е годы и небывалого к нему интереса интеллигенции... к к<отор>ой и поэты принадлежат! Т. ч. мне трудно пока что поверить в то, что М<арина> Ц<ветаева> была неким «наивным и неосторожным» рупором «общих для эпохи мыслей». Уж не говоря о том, что сама она, по человеческой и поэтической сущности своей, общих мыслей не выражала... (стр. 1).

...«в 1919-20 гг.». Первые пьесы МЦ написаны в 1918 г., знакомство её с вахтанговцами произошло раньше 1919 г.2 (стр. 1).

Не «большая часть (пьес) вообще впервые издаётся», - а две пьесы: «Червонный валет» и «Каменный ангел» (стр. 2).

«Беспечно и легко продолжала свой путь» — ой ли, Павлик? Вспомните время и обстоятельства! (стр. 2).

«Тогда её личным духовным хозяйством»... Не Ваш словарь!(стр. 4).

«Одним из первых её кумиров оказался слащавый фр<аниузский > поэт и драм<атург> Эд<мон> Ростан»... и далее. Это неверно: не Ростан был её «кумиром», а Наполеон I и Орленок (Герой в борьбе с Роком — св. Елена) и Жертва рока - (Шенбрунн). Ростан и Сара Бернар - второстепенное, вернее — вторичное; он — писал об Орленке, она его — играла3. Ростан «Принцессы-грёзы»4 (passez-moi le mot109) — был ей глубоко чужд, как и любая «слащавость». Уверяю Вас, что Тьера5 она любила больше Ростана! (стр. 4).

«Из фр<анцузских> романтиков её любимцем остался Мюссе»6 - нет, не остался и не был. Уж во всяком случае ему она предпочитала Виньи7 (с. 5).

«Некий питерский гордец и враль, в к<отор>ом Марина угадывает черты молодого Державина»..} Эти стихи посвящены Мандельштаму! Это он - молодой Державин, а не «некий» (стр. 5).

Это не МЦ назвала «Конец Казановы» драматическим этюдом, а издатели книжечки; этим самым этюдом мама очень возмущалась, т. к. то был (и остался) никакой не «этюд», а просто третье действие целой пьесы «Феникс»9 (стр. 7).

«Мертвенность искусственного и условного языка у А. Белого» — благодаря увлечению XVIII в.? Так ли? (стр. 8). Только ли?

«МЦ могла отправляться от опыта Сомова...»10 и далее. Она никогда и нигде (разве что в раннем детстве!) не отправлялась от опыта живописи, к<отор>ая ей была чужда как род искусства (тем более живопись конкретная). Она всегда отправлялась либо от первоисточника (самого факта), или от источника словесного (мифа, сказки — книги, одним словом) (стр. 9).

«...верна собственной природной беспечности...» Не была она беспечной от природы; беспечность «Пира во время чумы» не есть природная беспечность... (стр. 10).

Вы несправедливы к Лозену", Павлик! Он не был «великосветским мотыльком»!12 Судьба его трагична не пассивно, как это было для большинства аристократов, а активно, ибо он искренне перешел на сторону революции и переход этот подготовлен был его предшествующей гражданской жизнью. Он был из тех, кто подготовлял революцию «изнутри дворца». Что до отношений с женщинами, то таковы они были вообще в тот век, Вы это знаете. Я посылаю Вам хвостик своих примечаний к «Фортуне» — прочтите их (это — вводная часть к примечаниям) — и, если нетрудно, потом отошлите мне его. Другого экз<емпляра> у меня нет. В моём изложении гражданской биографии Лозена волей-неволей одни «жмыхи» остались, но и они о многом говорят (стр. 10).

Казанова не находился в переписке с Вольтером, Фридрихом|3, Суворовым, Ек<атериной> II. С каждым из них он встретился по одному разу; с Екатериной вообще обменялся неск<олькими> словами в парке; она спросила, не брат ли он живописцу, и дала ему понять, что «джентльмену удачи» нечего делать при её дворе; он и уехал (стр. 12).

Он не оставил музыкальных произведений - только литературные, философские трактаты, переводы классики (стр. 13).

«Умственные силёнки на исходе»... за что так уничижительно? По свидетельству де Линя14, ум он (т. е. Казанова) сохранил до самой смерти и с умом его де Линь дружил (стр. 13).

«Намёк на встречу с женщиной...»(Генриетта) - в Мемуарах не просто намек — там много и глубоко о Генриетте15.

«...для к<оторо>го не существует ни верности, ни чести, ни прошлого». .. хоть прошлое оставьте ему! Если бы не существовало для него прошлого, не было бы и «Мемуаров»... (стр. 14).

«...рядом с мужем, быв<шим> белым офицером, и маленькой дочкой на руках»... Дорогой мой Павлик, очень мне больно, ибо это ужасно несправедливо, читать о «белом офицерстве» (и только об этом) — отца. Отец долгие годы был советским разведчиком, человеком героической жизни; а за «бывшее белое офицерство» жизнью расплатился — поплатился — в 1941 г. (Погибли они с мамой почти день в день.) М. б. Вы найдёте возможным что-то изменить в этой фразе? Это важно. Что до меня, то к моменту отъезда из России я давно уже не была «маленькой дочкой на руках», а порядочной дылдой девятилетней! (стр. 16).

«...добродушная кисточка акварелиста» — Вы же помните, что чем-чем, а добродушием она не грешила — даже в шутку!

«Придурковатые суждения» — но ведь это отнюдь не придурковатость, а железный мещанский здравый смысл! (стр. 19).

Я абсолютно не согласна с Вами, когда вы говорите, что «опыт МЦ в области ант<ичной> трагедии противостоит всему её предшествующему творч<ескому> развитию», что «напрасно искать её личность, её внутренний духовный мир в этих созданиях». Мне кажется, это было бы справедливым, если бы «вдруг» она написала «Ариадну» и «Федру» вслед за «Фениксом» и «Фортуной» — но между романтическим её периодом и ант<ичными> трагедиями лежит - пролёг -весь огромный путь «После России» — путь именно к этим трагедиям, не говоря уж о таком предвестнике их, как стихи — послание Фед-ры к Пасынку в этом сборнике, как появление и разрастание в нём мифологической темы - темы вечных страстей, облачённых в те одеяния, воплощённых в те образы. После периода лирики увлечений в творчестве МЦ наступает эралирики страстей, страстей, как Вы очень верно говорите, идущих из пра-времён, но всегда наличествующих и в пост-временах...