Николай Погодин - Собрание сочинений в 4 томах. Том 3

• Название: Собрание сочинений в 4 томах. Том 3
• Автор: Николай Погодин
• Издательство: Искусство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1973

В третий том Собрания сочинений Николая Погодина включены пьесы, написанные драматургом в послевоенные годы: «Сотворение мира», «Сонет Петрарки», «Цветы живые», «Маленькая студентка», «Голубая рапсодия» и «Альберт Эйнштейн».

---

Меллинген. Так или иначе, я с вами, господа. Меня потряс ваш одержимый венгр, этот Лео Сциллард[62]. Говорят, он блестящий физик. Он, кажется, у вас в первой пятерке. Могу добавить: и замечательный агитатор. Я теперь, как и он, считаю, что эту фантастическую бомбу можно сделать и надо делать. Но если мистер Эйнштейн не подпишет письма к президенту… Кто мне поверит? Время сказок прошло.

Притчард. Или пришло.

Эйнштейн. Дайте письмо.

Притчард (доля испуга). Вы его держите.

Эйнштейн (медленно читает, точно вдумываясь в скрытый смысл каждого слова). «Президенту Соединенных Штатов от Альберта Эйнштейна. Сэр. Некоторые новые работы Ферми и Сцилларда, сообщенные мне… (пауза) благодаря работам Жолио-Кюри и Ферми… (пауза) стало вероятным, что удается пустить в ход ядерную цепную реакцию… (Пауза). Я осведомлен о том, что Германия прекратила продажу урана…».

Пауза.

Меллинген. Если мистер Эйнштейн не подпишет, ничего не выйдет.

Эйнштейн (можно подумать, что он здесь наедине с собой). Энергия атома… Что это значит? Откуда она, эта энергия атома? Каков ее источник? У огня источник все то же солнце. А у нее? У нее другое происхождение… скрытое от человека самой природой за семью печатями, недоступное… Мы не только посягнули на эту тайну, мы хотим использовать ее для убийства… Вдумайтесь в эту фразу: «деление урана для создания оружия»… Господа, объясните мне, что мы делаем… я, кажется, плохо стал соображать…

Притчард. Это все понятно… мы посягаем на самое великое, что таила до сих пор природа. До расщепления ядра наука все же была свободна от того, что ей с ужасом предрекал Руссо. Он говорил: «Знайте раз и навсегда, что природа хотела оберечь нас от науки, подобно тому, как мать вырывает из рук своего ребенка опасное оружие. Все скрываемые ею от нас тайны являются злом…»

Эйнштейн. Руссо в данном случае — это катехизис. В природе нет ни добра, ни зла… Если бы мир не был разобщен, цепная реакция была бы для человечества величайшим благом и, конечно, ничуть не страшнее, чем изобретение спичек… Спички — это тоже страшно, когда они попадают в руки неразумных детей или поджигателей.

Гордон. Я не так эрудирован, как мой друг Антуан Притчард, поэтому цитат не будет. От себя я могу сказать, что Гитлер посягнет на любые тайны природы и ничто его не остановит от их применения для злодейства… Мы должны сделать все, чтобы атомные спички были у нас.

Притчард (до потрясения). Мы не хотим назвать имени той госпожи, которая стоит у нашего порога. Мы ее ненавидим. Она в самом деле отвратительна. Мы смертельно боимся, что она войдет в наши лаборатории, в наши дома, в наши души. Эта непрошеная гостья — политика… Но, кажется, она уже переступает порог… может быть, вошла. (Эйнштейну.) Вас она призвала сюда на Уолл-Стрит, нас она ставит перед вами на колени… Надо писать Рузвельту. Надо, учитель. Подумайте, что может произойти на свете, если вы не подпишете этого письма. Когда Гитлер первым взорвет такую бомбу, — а он-то уж ее взорвет, — как мы оправдаем тогда наше отвращение к политике? Исаак Ньютон, конечно, был счастливее нас в этом смысле, но я уверен в том, что, если бы Англии в то время угрожала гибель, он не стал бы колебаться. Архимед делал все, чтобы спасти свои Сиракузы…[63] Да и Спиноза считал, что высшая добродетель в отличие от частной есть безопасность государства. Я согласен, что бомба чудовище. Дьявол. Все, что угодно. Пусть. Только бы это чудовище не оказалось в руках самых чудовищных мерзавцев, какие только были на земле. Я взываю к вашим чувствам. Пусть на этот раз чувства восторжествуют над принципами. Спасите наши души.

Эйнштейн. Прошло семь месяцев… Тогда мы были восхищены опытом Нильса Бора. Сейчас мы хотим предложить президенту… Я все-таки хочу понять, что мы делаем. (Читает.) «Одна-единственная бомба такого рода, будучи доставлена на корабле и взорвана в порту, может разрушить весь порт вместе с окружающей территорией…». Скажите, Притчард, вы, кажется, умеете предвидеть последствия эксперимента, вы уверены в том, что вместе с этой чудовищной адской машиной не разлетится на две половины земной шар?

Притчард (оторопел). Я не знаю… я не думал об этом. Вряд ли…

Эйнштейн (горькая усмешка). Вряд ли… Господа, вы не находите, что мы сошли с ума? Вы понимаете, что означает его «вряд ли»?

Меллинген (решительно и жестко). Я не намерен взрывать земной шар. Насколько я понял мысли Ферми и Лео Сцилларда, до этого дело не дойдет. Но смотрите сами. Получается так, что я заведую адом. Мне неприятно. В конце концов, вы пришли ко мне. Я отвечаю вам: без подписи Альберта Эйнштейна ничего не выйдет. Рузвельт обязательно спросит, что думает Эйнштейн? И если я ему скажу, что мистер Эйнштейн боится за судьбу земного шара, то Рузвельт вряд ли захочет продолжать этот разговор. Мистер Эйнштейн, вы меня ставите в ложное положение. Я отнюдь не кровожадное чудовище, а человек обыкновенный и, к сожалению, довольно мягкий.

Эйнштейн. Да-да… И я человек и тоже, к сожалению, довольно незащищенный. На меня можно повлиять. Положим, я подпишусь под этим письмом. Но не кажется ли вам странным само созвучие — Эйнштейн и бомба?

Притчард. Убийственный вопрос. Действительно, мы сходим с ума.

Гордон. Леонардо да Винчи, написавший «Тайную вечерю»[64], рассчитывал пробойную силу своих осадных машин.

Эйнштейн. Я знаю.

Притчард. Но Альберт Эйнштейн не должен подписывать это письмо. Мы заставляем его как бы освятить своим именем самое страшное из орудий уничтожения.

Гордон. Ты хуже, чем хамелеон. Тот приспосабливается. А ты что делаешь? В таких делах не щеголяют тонкостями наших настроений. И в неповторимых исторических условиях отходит на задний план обычная этика. Есть беспощадная логика вещей. Либо мы сделаем эту бомбу, либо — немцы. Все прочее — набор более или менее красивых слов.

Эйнштейн. Увы, увы, я не умею так ясно мыслить в неповторимых исторических условиях, как это делает наш молодой друг Гарри Гордон.

Притчард. Все горе в том, что вы оказались сейчас в Америке. Правительство Соединенных Штатов все равно обратится к вам.

Меллинген. Почему же это — горе? Ант, я тебя совсем не понимаю. Вчера ты говорил, что это — счастье. И я согласен. Теперь ты говоришь, что это — горе… Таких противоречий я не понимаю.

Гордон. И никто не поймет.

Притчард. Мы все ничего не знаем. Таков этот мир.

Гордон. Опять красивые слова. Это говорил Сократ[65] за миллионы дней до нашего времени. Какого черта! Теперь историю ломают за одни сутки. Пора бы что-то знать.

Эйнштейн. Знать надо, это верно. Но знаем ли мы, что случится завтра с нашим новым оружием? Эту штуку в три дня не сконструируешь. А вдруг мы ее создадим уже после того, как фашизм будет побежден? Зачем тогда она?

Меллинген. Мистер Эйнштейн, можете мне поверить, что эта бомба будет уничтожена в тот самый день, когда мы разгромим фашистов. Франклин Рузвельт не тот президент, и Америка не та страна… Даже тень мысли не должна прийти вам в голову, что наш народ использует это новое оружие в каких-то низменных целях.

Эйнштейн. Народ… о да.

Меллинген. Я понимаю ваши сомнения. Вы дальновидны. И все же мне очень горько. Неужели вы можете допустить сомнение относительно чести и совести нашего президента? Вы пишете Франклину Рузвельту?

Эйнштейн молча подписывает документ, молча прощается со всеми и удаляется.

Эпизод пятый

Берег океана.

Притчард, Гордон, Фей, Анхилита.

Притчард и Гордон (отплясывают танец диких, поют).

Физики сошли с ума,
Физики сошли с ума,
Им до самого ядра
В дар природа отдана.
Физики кричат «ура».
Тра-ра-ра… ра-ра-ра-ра…

Гордон. Не так надо петь, Антуан. Надо петь, как наш Армстронг[66] поет… по-негритянски… с хрипом.

Притчард (он пьянее Гордона). Я не могу быть негром. Я могу быть белым. Белому весело, черт подери всех.

Фей. Антуан, дорогой мой, я ни за что бы не подумала, что вы способны так…

Притчард. Как?

Фей. Веселиться.

Притчард (сентиментально). Но вы не знаете, почему физики сошли с ума… Девочки мои… бэби… как умеем говорить одни мы — настоящие американцы… Бэби, мы веселимся потому, что мы ликуем.