Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Т. 3

• Название: Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Т. 3
• Автор: Андрей Болотов
• Издательство: Терра
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1993
• ISBN: 5-85255-385-9, 5-85255-382-4

Автор этой книги Андрей Болотов - русский писатель и ученый-энциклопедист, один из основателей русской агрономической науки.

Автобиографические записки его содержат материалы о русской армии, быте дворян и помещичьем хозяйстве. Он был очевидцем дворцового переворота 1792 года, когда к власти пришла Екатерина II. Автор подробно рассказывает о крестьянской войне 1773 - 1775 годов, описывает казнь Е. И. Пугачева. Книга содержит значительный исторический материал.

---

 Отпустя и сих, занялся я с приехавшими в самое то время в село Спасское купцами торговать сад тамошний; и я, походив с ними и осмотрев плоды и поторговавшись, и продал им оные за шестьдесят рублей, которые и составили самый первый доход по вступлении моем в управление волостью.

 Возвратившись оттуда опять в Киясовку, не стал я долее медлить, но по сделании еще некоторых распоряжений, и дав прикащику наставление, что ему в отсутствие мое с крестьянами делать и какие производить работы, поутру на другой день и пустился в свое любезное Дворяниново, дабы забраться там всем нужным и переезжать потом со всеми домашними моими жить в Киясовку.

 Там нашел я всех моих родных в нетерпеливом и ежедневном ожидании моего приезда, ибо до них дошли уже слухи, что я из Москвы в Киясовку отправился. Итак, встречали они меня уже как управителя императрициной волости и с изъявлением радости своей поздравляли со вступлением уже в свою должность. Но сколь увеличилась их радость, когда, отведя их в особую комнату, по секрету рассказал им о полученном мною и всего меньше ожидаемом даре. Они, услышав такую неожидаемость, поразились также удивлением неизобразимым, и согласно со мною не инако то почитая, как даянием Божеским, не знали как возблагодарить Господа за сию ниспосланную нам милость.

 После сего нимало уже не медля, принялись мы за сборы и на другой же день закипело у нас в доме. Переезд со всем домом жить другое место не составляет безделки, и требовал к тому приготовлений и распоряжений многих. Надобно было назначать кого и кого из людей обоего пола нам брать с собою, определять что и что из мебелей и других вещей нам забирать и везть на новое жилище. Надобно было собирать нужные, к перевозке бесчисленного множества разных мелочей и вещей, повозки и снабжать их лошадьми; надобно было подумать и о том что оставлять дома, и сделать распоряжение, чему и чему без нас производиться, и так далее. Словом, хлопот, трудов и забот было превеликое множество.

 Целых трое суток, и именно 26, 27 и 28 июля занимались мы беспрерывно сими сборами и хлопотами, и насилу–насялу успели их кончить. В продолжение сего времени не по одному, а по нескольку раз в день обегал я все свои сады и посещал все любимейшие места в оных. Не могу изобразить, с каким чувствительным сожалением расставался я со всеми ними, ни как старался ровно как в последний раз насмотреться на них и налюбоваться всеми красотами и приятностями оных. Правда, отъезжал я хотя и не в такую даль, чтоб не мог ласкаться вскоре их опять увидеть, да и после надеялся временем приезжать к себе в дом; но что могли значить все такие временные и на короткое только время приезды? И разница была между ими и всегдашним пребыванием и жительством в деревне, к тому ж, и будущее все ли было известно? Не легко ли могло случиться обстоятельствам, которые до частых отлучек от должности и не допускать будут.

 Так думал я, и все сие производило в душе моей некакие особенные и неизобразимые чувствования, и не один, а несколько раз побуждали меня говорить даже с ними, как бы меля слышащими и разумеющими. «Простите, мои милые и любезные друзья! говорил я, когда–то велит Бог мне опять здесь жить с вами, и всеми вашими приятностьми утешаться! Удаляюсь от вас в места чуждые и принадлежащие не мне собственно, как вы, вы же останетесь здесь как сиротами; никто–то вас посещать и так любоваться не будет, как я. В отсутствие мое чего и чего не может произойтить с вами! Никто–то об вас так пещись и так вас беречь и охранять не станет, как я. Как легко может случиться, что иные из вас от небрежения совсем одичают и запустеют!»

 Сим и подобным сему образом говорил и распращивался я: со всеми любимейшими и мною обработанными местами, ровно как предчувствуя, что сие некогда действительно совершится; ибо мог ли я тогда думать и себе воображать, что я отлучался тогда от них действительно не на короткое, а весьма на долгое и даже до 22–х лет продолжавшееся время, в течении которых хотя я и видал их временно, но всегда только на самое короткое время; что и причиною было, что многие места и действительно одичали, запустели и всех тогдашних своих красот лишились.

 С такими ж особенными чувствиями расставался и прощался я и с любезною своею библиотекою и милым своим кабинетом, свидетелем толь многих приятных минут в нем провожденных. «Прости, мой друг! говорил я: Богу еще одному известно, буду ли там, куда, оставляя тебя, теперь еду, находить столько ж душевных удовольствий, сколько находил в тебе при помощи сих сирот, остающихся здесь стоять в пыли, в глухоте, в темноте и в пустоте самой. Никто–то вас здесь, друзья мои, посещать и вами утешаться не будет». Сим образом говорил я, прощаясь с остающимся в большом шкапу моем книгами, ибо всех их с собою забрать никак было не можно и неудобно, а я только забирал одни нужнейшие из них.

 Таким же образом не преминул я обходить и все прочие места моей усадьбы, и как садовникам моим, так и остающемуся домоправителю и прикащику давать наставление и приказания, что им без меня в садах и других местах наблюдать и делать.

 Между тем как я сим и подобным образом между иных дел ходил и распращивался со всеми местами, занимались обе хозяйки мои собиранием, укладыванием всякой домашней рухляди, оставляемой отчасти дома, отчасти забираемой с собой. Ехали мы тогда не налегке и не одни только, а брали с собою не только всех своих детей, но и самых чужих, гостивших тогда у нас для компании и обучения кой–чему; ибо как дом в Киясовке был так просторен, что было где и со всеми ими поместиться, то не рассудили мы за блого отпустить их к родне их, а брали с собою, дабы не было нам так скучно, а особливо сначала. И как ехала нас целая компания, то нужно было как для себя, так и для них всеми нужным собраться и запастись. Сверх того и самых людей брали мы с собою не мало, следовательно и об них и о снабдении их всех нужным надобно было подумать и все нужное забрать; а потому и были у хозяек моих во все сии дни полны руки работы и все помышления заняты заботами многочисленными.

 Наступило, наконец, 29–е число июля, как день, назначенный для нашего отъезда. Итак, по настании сего дня, помолясь Богу и распрощавшись со всеми съехавшими к нам для проводов ближними соседями, выехали мы из своего дома и любезного своего Дворянинова, нимало не воображая себе, что мы расставались с ним и домом своим на столь долгое время, что сей последний успел к тому времени совсем уже почти развалиться и к житью сделаться неспособным, в которое промыслу и воле Господней угодно было привесть нас опять для жительства по–прежнему в сем нашем обиталище.

 Не могу никак изобразить, с какими чувствиями расставался я тогда с сим любезным моим жилищем, и что и что ощущал в душе моей по выезде из оного. Я нарочно велел ехать колико можно медленнее до тех пор, покуда было оно еще видно и не сокрывалось от очей моих, беспрерывно на него смотрящих, и минуты сии были для меня поразительны. Превеликим множеством мыслей занималась тогда вся душа моя, и я говорил сам и себе: «Ну, прости селение милое и дорогое! Ровно почти двенадцать лет кормило, поило, согревало и всем нужным снабжало ты меня, и я жил в тебе мирно, спокойно, весело и так хорошо, что и не помышлял никогда с тобою расстаться и тебя покинуть; но не то случилось, что я предполагал и думал! Десница Всемогущего извлекает меня из недр твоих и возводит на иную стезю и поприще жизни. Отлучаясь от тебя, еду я начинать новой род жизни; лучшее ли для меня или худшее предстоит во днях грядущих, о том известно одному только Господу! Но его святая воля и буди со мною! Ну, прости, прости», сказал я при последнем воззрении на рощи, скрывающиеся уже из глаз моих, и велел уже погонять лошадей и ехать скорее.

 Сим кончилась первая моя деревенская жизнь по отставке; а как и письмо мое уже достигло своих пределов, то окончу я и его, сказав вам, что я есмь ваш, и проч.

Декабря 31–го дня 1808 года.

ИСТОРИЯ МОЕГО ПЕРВОГО ЖИТЕЛЬСТВА В КИЯСОВКЕ

ПИСЬМО 175–е

 Любезный приятель! Пред самым вечером было уже то, как мы со множеством наших повозок, составлявших изрядный обозец, вехали в село Киясовку, а потом на обширный и просторный двор господского дома. Спутницы мои, сидевшие со мною в одной карете, крестились, по набожности своей, въезжая на двор, и увидев дом, от удивления воскликни: «Э! э! э! какая домина, да в этом и Бог знает сколько людей поместить можно». — «Ну! не так то слишком радуйтесь, сказал я им, величине его, а посмотрите наперед его внутренность, и тогда верно заговорите вы иное; не таков–то он покоен и поместителен; внутри, каков велик и хорош кажется снаружи».

 В сих разговорах подъехали мы к большому крыльцу, посреди дома находившемуся. Оное нашли мы уже все установленное тамошними начальниками: и именитыми людьми. Прикащик, староста, земской и все, сколько ни было дворовых людей и мастеровых, успели уже сбежаться, и собравшись встречали нас с обыкновенными приветствиями и поклонами. Я, поздоровкавшись с ними и спросив, всели у них здорово и хорошо, повел тотчас спутниц своих в верхний этаж по большой парадной и покойной лестнице, внутри дома и препросторных сенях устроенной, и взведя их на верх в некоторой род также препросторных и сквозных сеней, сказал: «Ну, теперь ступайте сами куда хотите! направо и налево, осматривайте все комнаты и покои, выбирайте из них любые и думайте где бы нам удобнее приютиться, и которые бы из них назначить для гостиной, столовой, спальни, для девичьей и детской. Наилучшие и множайшие комнаты вот здесь, в левой стороне дома». Боярыни мои тотчас туда и полетели, а я пошел в правую сторону, как назначенную уже предварительно для своих покоев, и для показания людям куда переносить мои вещи.