Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Т. 3

• Название: Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Т. 3
• Автор: Андрей Болотов
• Издательство: Терра
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1993
• ISBN: 5-85255-385-9, 5-85255-382-4

Автор этой книги Андрей Болотов - русский писатель и ученый-энциклопедист, один из основателей русской агрономической науки.

Автобиографические записки его содержат материалы о русской армии, быте дворян и помещичьем хозяйстве. Он был очевидцем дворцового переворота 1792 года, когда к власти пришла Екатерина II. Автор подробно рассказывает о крестьянской войне 1773 - 1775 годов, описывает казнь Е. И. Пугачева. Книга содержит значительный исторический материал.

---

 Развернувши его, нашел я в нем небольшое напечатанное и пустое почти сочиненьице о размножении нужнейших хлебов для России, присланное ко мне при письме от Нартова, писанном еще 19 июня. В оном не упоминал он уже ничего о неполучении от меня писем, а сказав о посылаемой книжке, присовокупил только уведомление, что Общество сделало новой устав и определило, чтоб впредь все посылаемые в оное сочинения не подписываемы бы были именами сочинителей, а ко всякому приобщаем был вместо имени какой–нибудь девиз, а имя было бы в запечатанной цыдулке, дабы Общество могло рассматривать их, не зная чьи они, и давать за каждое удостоенное печати уже медали, и оканчивал тем, чтобы я впредь сочинения своя присылал без подписи, а с девизами.

 «Вот тебе на! прочитав сие воскликнул я, какую нелепицу еще затеяли! До сего было писальщиков мало и дело плохо, а теперь и того будет плоше и дурнее. Ну, черт ли кого заставит на недостоверное хлопотать и трудиться; хоть бы кто и хотел, так пройдет охота. Я первой покорно благодарствую! да к тому ж, мне право теперь не до вас, и некогда мне заниматься такими дрязгами; волен Бог и с вашими медалями». Сказав сие, свернул я письмо и положил к прежним покоиться и отдыхать.

 Не успели мы разобраться и все к своим местам прибрать, начав привыкать на новом месте жить, как на другой же день и пожаловал к нам первый гость, господин Жуков, один из живущих в соседстве тамошних дворян, приехавший ко мне себя рекомендовать. Я принял его с обыкновенною своею вежливостью и благоприятством. А в последующий за тем день посетила нас уже и госпожа Останкова, одна из тамошних соседок.

 «Во! во! — сказал я сам себе. — Ежели так часто будут к нам жаловать гости, то нам и не будет здесь скучно!» — и поздравлял с тем своих хозяек, которым было то нимало не противно, ибо как первый приезжал ко мне, так сия последняя к ним для сведения знакомства.

 Впрочем, как в самый сей день случилось 1–е число августа, то мы были в первый раз в тамошней церкви и у обедни и потом ходили на воду {Ходить на воду — ходить на водоосвящение.}, где имели удовольствие видеть всех жителей того села и ближних деревень в собрании и на них посмотреть, а себя показать.

 Но сколь день сей приятно начался, так, напротив того, дурно и неприятно кончился. Случились в оный опять две неожидаемости и такие происшествия, которые меня заставили думать и были для меня крайне неприятны. Первое происшествие было хотя самое бездельное и ничего почти не значащее, но досадно мне было потому, что принудило меня уже так рано начинать с подкомандующими моими, против хотения моего, драться. Поймали и привели ко мне вора с покраденными в саду яблоками, и не маленького мальчишку, а бородача, и к тому ж еще десятского. Кража была хотя небольшая и не стоящая дальнего уважения, но как при последнем собрании всех крестьян я торжественно всем им предвозвестил, что и самомалейшая кража не останется без строгого наказания, то для поддержания сего слова самая необходимость требовала, чтоб сего бездельника в предварительный страх всем другим наказать. Итак, спросил я сего друга, был ли он на последней сходке?

 — Был–де.

 — Ну, слышал ли ты, что я говорил и как вас увещевал, чтоб вы шалости и воровства все кинули?

 — Слышал.

 — Ну что ж ты, мой друг, разве думал, что я шутил с вами? Так я тебе докажу, что я говорил с вами не шутя. Пожалуй–ка, разденься, и мы тебя поучим, как впредь приказания мои уважать и не играть ими.

 Сказав сие, и простегал я его изряднехонько и велел сказать всем, что и с другими то же будет, если они от воровства не уймутся. Сим и действительно заставил я всех начинать делаться осторожнейшими.

 Но сие было еще ничего в сравнении с другою и всех нас крайне поразившею неожидаемостью. Прискакали ко мне из Малина, Спасского и Володимеровой без души все тамошние начальники, старосты и бурмистры с донесением, что у них там во всем краю сделалась превеликая тревога.

 — Что такое? — испужавшись, спросил я.

 — Не знаем, сударь, а была только от частных смотрителей строгая повестка, чтоб немедленно от каждых ста душ наряжали по два человека вооруженных, одного пешего, а другого конного, и немедленно отправляли в Коломну, а из достальных чтоб четвертая часть была бы готова отправляться туда, куда спросят.

 — Господи! Что это такое? — удивляясь и не понимая, для чего бы сие было, возопил я. — Но не слыхали ли вы, по крайней мере, на что бы это было?

 — Бог знает, сударь, а твердят все что–то о Пугачеве, а иные мелют, будто бы он уж очень близко и идет на Коломну.

 — Что вы говорите? — возопил я, и сердце во мне затрепетало, и так испужался, что долгое время не в состоянии был вымолвить ни одного слова. Наконец, собравшись с духом и приняв вид неустрашимости, сказал:

 — Нельзя, братцы, этому статься! Пугачев слишком еще далеко и пошел не сюда, а в иную сторону вниз по Волге, и как ему так скоро перелететь сюда? а это для чего–нибудь другого. Со всем тем повеление начальства надобно исполнить. Итак, поезжайте скорей, выбирайте и назначайте людей, вооружайте их чем можно и отправляйте, а и четвертой части велите быть готовой. А не худо, если и все остальные для всякого случая готовили б для себя сухари, чтоб в случае нужды было бы что есть и не терпеть в пище недостатка.

 Отпустив их, стал я в пень и не знал, как сказать о сем моим домашним, ибо не сомневался, что сия нечаянность перепугает и поразит их чрезвычайно. Но, по счастию, им кто–то и без меня уже сказал, и они сами, в неописанном страхе и ужасе, бежали ко мне спрашивать о слышанном ими подтверждения. Нельзя было никак утаить от них уже сего. Я хотя и подтвердил, что действительно велено сделать наряд, но старался их ободрить сколько–нибудь тем, что нельзя тому никак статься, чтоб Пугачев был уже так близко; к тому ж известно, что против него наряжен и отправляется с войском славный наш генерал граф Петр Иванович Панин, так сей его уж верно остановит.

 Но что я ни говорил, их трудно было переуверить. Они только и твердили, что черт его знает, может быть, он уже и перелетел! Долго ли ему с своею сволочью иттить, и только что охая и вздыхая говорили:

 — Ах, Господи! Ну если он сюда придет, что с нами бедными будет? Погибнем и мы все, как черви капустные!.. И нас всех он так же перебьет, передушит и перевешает, как низовских дворян. Куда нам деваться и где искать спасения себе от такой беды и напасти?

 — Пустое, — говорил я, их ободряя, — никогда этого быть не может; а хотя бы и действительно стал приближаться, так этот вооруженный народ, который теперь собирается, утрет ему нос, и это очень–очень хорошо, что они вздумали благовременно людей для отпора собрать.

 — Ох, батюшка ты наш! — прерывая мои слова, восклицали они. — Да можно ли на эту сволочь положиться, не такие же ли они глупые бородачи, как и пугачевские, и не восстанут ли еще сами вместе с ними противу нас? Ахти! ахти! какая беда, и зачем нас нелегкая понесла сюда, дома все–таки было бы надежнее и лучше.

 — Да, как бы не так, — рассмеявшись против хотения, сказал я, — а мне так кажется, что здесь мы меньшей опасности подвергнемся, нежели дома. Там наши люди первые могли бы быть нашими злодеями и врагами, а здешним — мы сторона дело. Ничем мы им еще не нагрубили, к тому же здешних и то убеждать может, что они ныне сделались собственными государыни, а не господскими!

 Сим и подобным сему образом старался я всячески домашних своих ободрять и утешать, хотя на сердце и у самого меня было не лучше и не спокойнее, как и у них. Тысяча разных мыслей толпились тогда в уме моем, и каждая из них смущала и мучила меня наперерыв пред другою, и я не знал, к которой из них прилепиться было лучше. Опасность была действительно очевидная, и нельзя было не признаться, что была она истинная и великая.

 «Почем знать, — думал и говорил я сам себе, — может быть, и правда, что этот злодей с своей сволочью уже недалеко и скоро дойдет и до нас сюда. Недаром вдруг такая строгость и такой скоропостижный наряд. Но, ах! что могут сделать эти бородачи? Не такие же ли они скоты бессмысленные, как и те самые, можно ли на них полагать какую надежду? Нет у них ни командиров, и не может быть никакого порядка, да и вооружить их чем и чем можно, кроме одних кос, топоров и рогатин; а у него, сказывают, есть и пушки, и ружья, и все везде, проклятый, награбил. Так могут ли дурачье наше стоять? Да что говорить, они первые готовы будут к нему передаться и против самих же нас обратить оружие свое. И ах! как жаль, что наши войска и армия еще далеко и не успела сюда возвратиться, а без ней что мы здесь сделаем: передушат нас всех, действительно, как кур… К тому же, такая беда, что мне в случае нужды и уехать отсюда куда–нибудь для спасения своего нельзя будет, что ты изволишь? Но правду сказать, куда теперь изволишь сунуться? Не везде ль опасность одинакова? И не весь ли черный народ вообще когда не вявь, так в сердцах своих бунтует и готов поднять на нас свои руки?»