Иван Катавасов - Ярмо Господне

• Название: Ярмо Господне
• Автор: Иван Катавасов
• Жанр: Ужасы и Мистика

Продолжение Шестикнижия инквизитора повествует о духовно-рыцарском ордене, противостоящем злонамеренной магии. Только для взрослых.

Религиозная сайнс фэнтези для верующих и не очень верующих в XXI веке от нашей христианской эры.

Насколько по содержанию, настолько и по форме, роман «Ярмо Господне» соотносится с «Коромыслом Дьявола», поэтому авторское предупреждение благосклонным читателям остается в силе и в неизменности.

Если кому-нибудь когда-нибудь придет в голову, будто бы ваш автор хоть как-то разделяет политические, натурфилософские и религиозные воззрения своих персонажей, значит, кто-то из нас в чем-то заблуждается. Совсем уж безысходно обманется тот, кто разглядит в этом повествовании что-либо физическое вместо метафизического.

---

— Я в длинной юбке была, когда Булавин нас ним познакомил.

— Чтоб ты знала! Фил женщин одним нежным взглядом раздевает снизу доверху. Я тоже в длинном была, собаку выгуливала и попалась ему на глаза. Он тогда с Пал Семенычем мимо нас по парку шел.

Увидала я его, красавчика, остолбенела будто дура, стою и себя ругаю, почему мини не надела покороче. На сиськи мои он в первый раз вроде бы и не глянул, а щиколотки рассмотрел. Потом я ему снова на глаза подвернулась на автостоянке у Дома масонов. Он мимо меня не глядя пролетел и в тачку прыгнул. Зато в третий раз он меня увидел и розу из асилума подарил, которая цвета меняет.

— Ух ты! Эмпатический медиатор, верно? Круто! Я о таких артефактах читала в одном орденском апокрифе.

— Скинешь файлик? Или мне нельзя?

— Тебе, Настена, все можно, как ученице сэра Патрика. Он несуеверен и ты тоже. Да и в командном тандеме тебе нечего бояться всяких глупых убежищных шуток.

Вот послушай. Один раз, я тогда во втором круге была дурной неофиткой в Баку, неохота стало выходить ввечеру в жару на улицу. Только в машине опомнилась, что разделась в убежище догола и прошла сквозь ораву секуляров в наведенной апперцепции на три часа раньше, чем зашла.

Завернулась в чехлы, сижу с голым задом в своих «жигулях» и реву в три ручья. Возвращаться за шмотками в асилум страшно, ехать куда-то совсем ужас, если в прошлое нелегкая занесла. Теургию применять боюсь. Мобильник разряжен. Четыре часа просидела, покуда не стемнело.

В другой раз уже в Харькове зашла к себе в убежище на десять минут туалетом воспользоваться, вышла через сутки. Чуть мочевой пузырь не разорвало, так вдруг приперло.

Еле доплелась за угол, занавесилась, присела на клумбе, а из меня ни капли. Хоть смейся, хоть плачь.

У меня убежище часто спортзалом оборачивается. Так там посреди унитаз стоит серебряный с крышкой вызолоченной, стульчак из теплой пластмассы… Меня на нем бывает видениями как поносом прохватывает…

— Анфиса, скажи, если можно, а ты в твоих видениях мужчиной была? Ну, снизу там, и все такое?

— А как же! И не раз. Один раз оказалась бойцом на ринге без правил и без трусов в дамском клубе. С ведьмаком дралась. Пропустила удар по самые помидоры — брюхо, дура, прикрывала. От боли едва не окочурилась…

— Ой, Анфиса! Меня сегодня с утра, чуть в асилуме прилегла, так сразу в древнегреческий гимнасий занесло в голом мужском облике архонта. Теперь вот стыдно Патрику и Филиппу показывать, как я там голозадая разминалась с прищепкой-фибулой на конце.

Вокруг мужчины-атлеты смотрят на меня украдкой, мошонки у них поджимаются, потому что у меня пенис большущий такой… Я потом на него, как на удочку, злокозненного жреца-мага богини Астарты приманивала, тот еще гомик был…

— Имеешь полное право, Настена, ничего постыдного нашим рыцарям не говорить и не показывать. Прерогативы кавалерственной дамы-неофита пятого круга посвящения.

— Все-таки я Филу эту эйдетику покажу, а дальше, что он скажет.

— Правильно думаешь. У рыцаря-зелота Филиппа уровень покруче, чем у многих адептов…

Он мне прямой канал в мое убежище открыл в навороченном ноогностическом ритуале. Первый раз в жизни оно санктуарием мне предстало, в образе домовой церкви… Истинно Благодать Господня!

Представь, низкая такая горница, на полу наборный паркет, во всю стену золотой деисус, лампадки, антиминс свернутый на столике… Благостный нерукотворный лик Богоматери, какого я нигде и никогда в жизни не видела…

Поверь мне, Настена, я в иконописи вмале понимаю. Великим богомазом себя мнить мне нет резона, но кое-чего изобразить умею…

Грех и гордыня, конечно, так заноситься. Однако Богоматерь в моем убежище немного похожа на меня саму…

Не знаю, стоит ли с молитвой ее на большой доске намалевать. Филиппу Олеговичу Ирнееву, быть может, в дар преподнести?

— Ой, Анфиса! Если сможешь, то сделай. Хорошо бы по канону «Утоли моя печали».

У нас старые Филькины детские иконы только в спальне. Новых он почему-то не завел.

Свою Богоматерь-Троеручицу я к себе в убежище отнесла. Оно у меня как моя старая комната в родительской квартире…

Домой к Ирнеевым Ваню Рульникова привезли вовремя, в урочный час, но Филипп припозднился. Поэтому леди Нэнси по плану сразу взялась за игровую учебную ситуацию и обеспечила достойный прием явившемуся к ней с визитом и с букетом тюльпанов юному джентльмену Джону по поводу тезоименитства досточтимой хозяйки дома.

Чаем с куличами она его напоила и троекратно расцеловала. Последнее состоялось не совсем в ситуативном аккорде с плановым заданием урока английского языка и страноведения.

Сэр Филипп Ирнив объявился спустя сорок минут, извинился за опоздание и отправился в свою поварню-кухарню кулинарить, ту китчен. Миссис Нэнси Ирнив и мистер Джон Рульникофф ничего не имели против американских пончиков с ананасами, орехами и единодушно постановили на том, чтобы урок английского стал непринужденной светской беседой о погоде тут и там, за океаном, о людских привычках и обычаях в Старом и Новом Свете, о литературных новинках в жанре научной и боевой фантастики.

Поговорили и о политике, потому как ее не миновать в светском разговоре, коль скоро на свете водятся несостоятельные, невежественные американофобы и поганые пацифисты, не признающие, не уважающие право народа иметь и хранить оружие.

Носитель этого народного права, сэр Айгор Смолич приехал позднее, поздоровался на кухне с мистером Филом. Потом в гостиной состоятельно поддержал разговор на английском и уважительно одобрил членство молодой миссис Нэнси Ирнив в Национальной ружейной ассоциации, объединяющей в США частных владельцев огнестрельного нарезного оружия.

Отведав с пылу с жару посыпанных сахарной пудрой пончиков колечками по-американски, вся компания, как и было запланировано, выехала за город в пейнтбольный клуб играть в войнушку с пятнашками. В бескомпромиссном двухчасовом сражении убедительную победу одержали Настя и Ваня, наголову разгромив, посрамив и запятнав позором деда Гореваныча и Фил Олегыча.

На прощание радостная Настя расцеловала Гореваныча и, помахав у подъезда дома отъезжающим на вороном «лексусе» соратникам, внесла предложение:

— Фил! На орденской даче нашей Анфисе одной скучно. Пал Семеныч на совещание ее с собой не взял. Ника с Рупертом на Канарах.

Айда к Анфиске, нагрянем, сообща постреляем в тире из нормального, не игрушечного оружия. Потом в баньке попаримся.

— Анфиса свет Сергеевна, небось, меня ждет с трепетом душевным?

— Вообще-то да. Если у тебя для нее хорошие новости.

— После поимки свинской фрау Моники твой благоверный супружник в большом авторитете. Хотя с утра мне так или иначе опять в Киев…

В принципе перевод к нам кавалерственной дамы Анфисы согласован. Коль скоро — так сразу.

— Фил, я тебя люблю!

— А я тебя с наступающим праздничком поздравляю. Завтра накормлю и закормлю. Задница у тя вырастет вот такенная… не меньше, чем у Венеры Медицейской, размером с колесо Никиного «порше»…

— Ой не надо!..

В среду пасхальной седмицы около полудня Анфиса Столешникова заехала на «рейнджровере» за Настей Ирнеевой. По пути за город завернули в цветочный магазин, купили рассаду цветов, не требующих частого полива, и отправились на кладбище.

— …Анфиска, ой-ой, ты у нас в джинсах. А вот Ника говорит, будто ты штанов и подштанников отродясь не носила.

— Язык у нее, что твое помело, мелет, мелет невесть что. Без похабства ни полслова, и вся любовь к двум помидорам…

Должна тебе сказать, Булавину не слишком импонирует, если женщина в брюках. Без нижнего белья, пожалуйста, а в штанах не моги, если они не под платьем или юбкой.

Одеваемся мы с тобой, сестренка, чаще всего для-ради мужей. Для них же и раздеваемся.

— В бане?

— Баня — это святое, Настена. В ней ни мужчин, ни женщин, ни пениса, ни вульвы. Чистый легкий пар и дух березовый, дубовый…

— Наверное, ты права. После бани, распарившись, как-то уже не очень и хочется, снизу и сверху трали-вали.

— А я чё тебе говорю? Вот если бы еще в проруби окунуться, в снегу поваляться… Эх, люблю зиму, Рождество, Новый год…

Какая баба замуж зимой выходит, той и летом счастье.

— А осенью?

— Осенью всем плохо. У меня родители в октябре погибли в авиакатастрофе, мужа в ноябре столкнули под электричку по пьяной лавочке. Дочка в сентябре умерла от идиотского гриппа в годовщину нашей свадьбы.

Думала руки на себя наложить, но Бог спас. До того я почти неверующей была, пускай и крещеной. Взмолилась, кабы Бог дал мне мщение несправедливому миру и веку проклятому. Он и услыхал мою молитву праведную.

До конца дней моих буду жестоко мстить миру всему в оскверненном естестве его и в нечестивом творении. От мира я не уйду, пусть он от меня в страхе бежит.